Кровь и туман (СИ) - "nastiel" - Страница 68

– Остаться наедине с собой будет равносильно тому, чтобы раздобыть воду в пустыне, – говорит мужской приятный голос. – В этих стенах нынче яблоку негде упасть!

Визуальным он становится, когда я выхожу на улицу. Без куртки и в одних тапочках в конце ноября – кто-то скажет, мол, безрассудная, но я бы больше поверила в попытку самоубийства путём обморожения.

– Куда идём? – спрашивает Рис.

Он зачем-то растирает ладони, словно они у него озябли. И даже его щёки успевают порозоветь, пока мы плетёмся к гаражу.

– Бен оставляет пассажирскую дверь открытой, а запасной ключ прячет в бардачке во вкладыше обложки “Guns’n’Roses”, – говорю я, когда мы заходим в холодное помещение.

– Ты не умеешь водить машину, – напоминает Рис.

– Я и не собираюсь куда-то ехать.

Залезаю внутрь автомобиля, завожу двигатель, включаю печку. Рис размещается на пассажирском сидении сзади, и для этого ему не нужно ни открывать двери, ни перелезать через коробку передач и ручной тормоз. Он сразу материализуется там, максимально съезжая по спинке вниз, едва не касаясь подбородком груди.

– Спать будем здесь? – уточняет он.

Я не отвечаю, ведь он уже знает, что да. Здесь. Более уединённого места во всём штабе не найти.

– Если завтра утром Бен найдёт тебя тут, он будет очень зол.

– Какая разница, если он и так всё время на меня дуется.

– Неправда. – В какой-то момент мне даже начинает казаться, что позади скрипит обивка сидения. – Не всё время.

– Что ты хочешь сказать?

– Я уже сказал всё, что хотел. Ты, вроде как, хотела отдохнуть. Спи.

Как по приказу, я закрываю глаза. Сложно спорить со своим сознанием, когда именно оно в ответе за то, что в данную секунду тебе больше всего необходимо.

– Спокойной ночи, – зачем-то вслух произношу я.

А в ответ мне поступает едва различимое:

– Интересно, что с собой принесёт утро? Ведь каждый последующий день может оказаться последним.

***

– Ты выглядишь так, словно спала в чьём-то багажнике на пути к лесополосе, – сообщает Бен, когда я появляюсь в столовой.

С пополнением в постоянном штате штаба, время для приёмов пищи пришлось увеличить и разделить по временно занимаемым комнатам. Наш завтрак начинался в восемь и заканчивался по прошествии получаса. За четыре дня у меня выработалась привычка всегда приходить в последние пять минут и непривередливо выбирать то из еды, что осталось. В это время я всегда находила Бена, доедающего вторую тарелку каши, и Марка, грызущего яблоко в качестве десерта.

– И наше вам с кисточкой, – салютую я обоим парням, плюхаясь на стул рядом с Марком. – Что на завтрак?

– Если бы ты пришла хоть на десять минут раньше, у тебя была бы пшеничная каша с молоком и жареный хлеб с ореховой шоколадной пастой, но так как ты, скорее, продашь родину, чем пожертвуешь своим сном, всё, что тебе остаётся – это облизать чужие тарелки, – отвечает Бен ровно, ни разу не запнувшись.

Ему доставляет неимоверную радость подмечать каждый мой даже самый маленький промах и возводить его до состояния абсурда. Если это его катарсис – способ разрядки и уменьшения уровня тревоги, – то я не против. К тому же, меня всё равно это давно не задевает.

– Мы попросили кухню отложить тебе порцию, – говорит Марк.

– Спасибо! Вот, как поступают настоящие друзья, Андрей. Тебе к сведению.

Я встаю со стула и, прежде чем направиться в сторону линии раздачи, быстро обнимаю Марка за шею со спины.

– Так, что началось тут? – Бен морщит нос. – Что за нежности?

– А ты ревнуешь, что ли? – интересуюсь я, вскинув бровь.

– Если ты не в курсе, я теперь парень свободный. Может, я хочу замутить с Марком, откуда тебе знать?

– Нет уж, увольте! – смеясь, заявляет Марк. – Ты слишком драматичная особа. Да и знаю я твои запросы: и в кино только в зал с мягкими диванчиками, и в кафе только со средним чеком не ниже тысячи. Мой карман и мои нервные клетки такого не выдержат!

– Ну, хозяин – барин. Сам же потом локти кусать будешь.

– Ничего, как-нибудь переживу.

– Шутки с гомосексуальным подтекстом из уст гетеорсексуалов как причина, по которой я так скучала по вам, ребята! – весело сообщает подошедшая Нина.

Обычно, когда я прихожу в столовую, она уже поела и проводит время в тренировочном корпусе, но сейчас передо мной стоит девушка, которая едва ли спала в более лучших условиях, чем мои.

И спала ли вообще?

– Вы что, в одном сарае спали? – Бен окидывает Нину заинтересованным взглядом. Затем поворачивается на меня. – Разрываюсь и не могу решить, кто из вас выглядит хуже.

– Не знаю насчёт Славы, но мне этой ночью точно было не до сна, – самодовольно отвечает Нина, плюхаясь на место, которое я освободила секундами ранее. – Не сегодня – завтра мы все можем передохнуть, и я не собираюсь тратить время на такую ерунду, как сон.

– Вау! – Бен несколько раз хлопает в ладоши. Проходящие мимо нашего столика стражи одаривают его любопытным взглядом. – Коротышка, поздравляю: только что титул худшего мотиватора перекочёвывает в руки Ларионовой.

– Завали, – шипит девушка. – В конце концов, если тебя не устраивает это объяснение, вот тебе другое: за последние недели я успела отоспаться.

Больше Бен Нину не задирает.

От линии раздачи я возвращаюсь с подносом, полным еды. Не думаю, что это заслуга Бена, скорее, постарался Марк с его добрым взглядом и тёплой улыбкой. Работники кухни, ставлю на что угодно, от него без ума.

Еды на подносе и мне, и Нине хватает с запасом. Мы уминаем тарелку каши напополам, делим жареный хлеб и банан, а ещё аппетитный шоколадный кекс, на который Бен, пока мы едим, пускает слюни, не переставая причитать, что сам он его перехватить не успел.

Расправившись с завтраком, мы разбредаемся по своим делам: Марк отправляется в оранжерею, а я, Бен и Нина идём в тренировочный корпус.

– Кстати! – восклицает Нина, словно что-то вспомнив. Быстрый замах – и Бен взрывается возмущённым скулежом, потирая затылок. – Это тебе за то, что разбил сердце моей лучшей подруге. Стоило только оставить тебя ненадолго, как ты решил исследовать все юбки в округе?

– Здравомыслящие люди не носят юбки в такую погоду, – зачем-то произносит Бен то, что ну совсем не похоже на попытку оправдаться. – Это было бы неразумно.

– Бен, – предостерегающе зову я. – Замолчи. Ты делаешь только хуже.

– Именно! – кивает Нина.

Она улыбается, и шутка, бывшая шуткой лишь на некоторый процент, приобретает завершённость. Однако потом Нинин взгляд меняется, и в него возвращается то, что я так устала лицезреть все дни после её пробуждения.

Благоговейная благодарность . Нина не рассыпается в красивых словах, как поступил бы кто-либо другой на её месте, но я думаю, что было бы лучше, если бы она надоедала мне со своими “спасибо”, чтобы я могла на полном праве попросить её наконец заткнуться. Потому что вместо этого мне приходится терпеть на себе это “мне никогда не расплатиться с тобой за спасённую жизнь” в карих глазах защитницы без права на возмущение.

Из-за того, что Нина находилась без движения долгое время, её мышцы потеряли былой тонус. Мне удалось уговорить Антона включить её в наши занятия, но даже я понимала, что если мой успех и правда зависит сейчас от усилий, которые я прилагаю, то продуктивность Нины – только от её самочувствия.

Эдзе вернул Нине жизнь, однако не смог избежать банальных, но таких важных химических реакций, как распад мышечной ткани. Клятва, конечно, привносила в тренировки помощь, но едва ли могла стать неким подобием анаболика.

Нина всё знала и всё помнила, но воспроизвести ей удавалось лишь не требующую предельной нагрузки часть.

– Эй, Слав!

От мыслей меня отвлекает чей-то зов. Сначала я думаю, что это Нина или Бен, но те, когда я притормаживаю, уходят вперёд, увлечённые своей беседой. Чья-то рука хлопает меня по плечу. Оборачиваясь, я вижу Марью.

– О! Привет!

– И тебе, – с улыбкой отвечает Марья. – Первая за последние дни спокойная ночка. Круто, да?