Кровь и туман (СИ) - "nastiel" - Страница 47
- Предыдущая
- 47/149
- Следующая
– Тогда о ком?
Разве остался кто-то ещё? Ведь даже при жизни у Христофа почти никого не было. Анна и Роза – обе погибли. Эдгар и Ева – не были рождены. В последние дни своей жизни Христоф и вовсе был один: только химеры вокруг, да я, и то не по своей воле.
– Стойте, – тихо произношу я. Мысли, пришедшие в голову, такие странные, что я тру лоб, будто это может помочь мне вытащить их наружу. – Вы хотите, чтобы я…
– После смерти Христофа мне удалось пойти по следам некоторых из его созданий. Я хотел подчистить за ним… Мне казалось, это будет правильным. А ещё единственным, что я мог сделать, чтобы хоть как-то исправить то, что, в какой-то степени, произошло по моей вине.
– В какой-то степени? – переспрашиваю я. – Да, образно выражаясь, вы вложили в его руку пистолет и показали, как нужно целиться!
– Да, вот только у него уже были свои патроны, – Эдзе прыскает. – Образно выражаясь. Но смысл не в этом, а в том, что мне всё-таки удалось уничтожить пятерых. Я не знаю, сколько их ещё осталось, быть может, они, не приспособленные к жизни без Христофа, умерли своей смертью, но… В общем, я не только убивал их, но и вёл некоторого рода беседу.
– Вы пытали их, – это не вопрос.
А Эдзе и не спорит.
– Мне хотелось узнать, как проходили последние дни Христофа, – продолжает он. – В конце концов, парень был мне не безразличен.
– К чему всё это?
– К тому, что все химеры, как одна, твердили о двух девушках: о Розе, которую они ни разу не видели, но слышали о ней из уст самого Христофа, и о рыжеволосой Аполлинарии, которая даже стала для них боевым наставником в день перед сражением. Аполлинария.… Именно так звали ту девицу, которая переместилась в твоё тело в Огненных землях.
– Не думаю, что мы с Рисом были настолько близки.
– Это неважно. Он доверял тебе. Его воспоминания о тебе – сильные. Этого будет достаточно для того, чтобы изъять его останки. К тому же, – Эдзе лукаво улыбается. – Посмотри мне в глаза и скажи, что сама ничего к нему не испытываешь: ни скорби, ни жалости, ни понимания – ничего.
Я не могу врать Эдзе. Мне кажется, он раскусит меня раньше, чем я только подумаю о том, чтобы раскрыть рот.
– Вот именно, – заключает ведьмак, так и не получив никакого от меня ответа. – Именно, – повторяет тише. – Итак, ты не передумала?
– Будет больно? – уточняю я.
Возможно, такого вопроса бы не возникло, если бы во второй руке Эдзе не держал клинок.
– О, – Эдзе, спохватившись, суёт нож, лезвие которого оказывается достаточно тонким, чтобы потеряться меж страниц гримуара, куда он его и вставляет, когда ловит мой пристальный и обеспокоенный взгляд. – Нет, дорогуша, это не для тебя! Уже слишком поздний час, чтобы проводить наш ритуал. Лучше на рассвете. Часов в пять утра.
– Ладно, – киваю я.
– И да, насчёт твоего вопроса, – Эдзе зажимает гримуар подмышкой. – Смотря, как ты оцениваешь боль. – Рукой, свободной от любой скованности, он скребёт подбородок. – Скажем, по шкале от одного до десяти?
Мне так часто доставалось, что выбрать что-то одно оказывается, на первый взгляд, непосильной задачей. Но затем я вспоминаю битву в бальном зале и то, как она для меня закончилась. В груди возникают отголоски прошлой боли: жгучей, терпкой, тягучей.
– Когда мы сражались с химерами, я получила удар чем-то острым в грудь, – я касаюсь грудной клетки. Мне чудится пульсация, проникающая даже слои одежды. – И это определённо была девятка. Повезло, что я вовремя отключилась.
– Что ж, – Эдзе дёргает бровью. Мой ответ вызвал в нём какую-то эмоцию, но я не могу уловить её. – Тогда тебе, вероятно, стоит подготовить себя к десятке.
***
Я провожаю взглядом сначала наш красный внедорожник с Беном, как защитником оперативной команды вызванном на задание, на водительском сиденье, затем – тонкую фигуру Шиго, исчезающую в неосвещённой части улицы. Укутываюсь в куртку плотнее, засовывая руки в карманы и вжимая голову в плечи, и ловлю себя на мысли, что зверски устала. Помочь может разве что кофе – единственная возможность хоть как-то взбодриться перед назначенной Антоном тренировкой. В восемь часов вечера, когда заканчиваются все занятия и доступ в тренировочный зал ограничивается лишь узким кругом людей в виде дежурной оперативной команды, назначенных на уборку помещения и, разумеется, старшего руководства, начнётся моя личная пытка.
Я знаю, это пойдёт мне на пользу. Это не просто необходимость – это моя обязанность. Если я и дальше хочу, – а я определённо уже не вижу себя кем-то другим, – быть защитником, мне нужно тренироваться. Много. И с полным пониманием ответственности.
До любимой кофейни – двадцать минут пешком. Мне везёт, что в телефоне ещё достаточно зарядки, и всю дорогу я провожу в компании с музыкой, пожалуй, впервые за всё время чувствуя себя так, словно ничего никогда не менялось. И я – всё та же любительница прогулок в одиночестве и зачитывания знакомых куплетов одними губами, пряча лицо в ворот куртки или слой шарфа. И улицы – всё такие же уютные и скрытые в отбрасываемых редкими фонарями тенях. И редкие прохожие – просто люди.
Главное, не присматриваться и не пытаться разглядеть за капюшоном причудливые цвет кожи и волос, а за очками – цвет глаз.
До кофейни я добираюсь даже быстрее, чем предполагала. В вечернее время здесь меньше посетителей, чем в утреннее, и всё же чтобы получить свой кофе, мне приходится занять четвёртое место в очереди из трёх… нет, не человек. Точно передо мной – индра. Вечер и ночь, как я уже успела узнать, их стихия. Рождённые в Подземном мире, месте, где никогда не восходит солнце, они с трудом привыкают к местному времени и перемене тьмы на свет и предпочитают жить по собственному режиму, более близкому к их родному. После девушки-индры с длинными жёлтыми волосами, заплетёнными в бесчисленное количество мелких косичек, на месте топчется ведьмак. Даже стоя через одного, до меня доносится запах трав и земли, который смешивается со свежесваренным кофе и приятно одурманивает. Ведьмак – мужчина. Рыжеволосый, коротко стриженный. Затылок – выбрит наголо и демонстрирует татуировку многогранного синего минерала. Символ “Безымянных”, вспоминаю я, и предположение моё подтверждают многочисленные браслеты из различных пород, покрывающие руки мужчины от запястья и до самого локтя, прямо поверх рукавов свитера. Дальше – оборотень. До последнего я не опознаю его; он сам выдаёт себя, когда снимает перчатки и суёт их в карман плаща – так я вижу когти.
Когда приходит моя очередь, я ещё раз бросаю быстрый взгляд на деревянное меню на стене позади бариста. Не собираюсь брать ничего, кроме своего стандартного напитка, но проверяю новинки; вдруг, что приглянется.
– Добрый вечер, – мягко произносит бариста.
Я перевожу на него взгляд и вместо того, чтобы сказать: “Большой карамельный латте”, замираю, теряясь. Милый парень с чёрными волосами, фигурой пловца, скрыть которую неспособны форменная футболка в горизонтальную полоску и фартук, и широкой белозубой улыбкой.
Я знаю его и знаю, что внешне он совершенно не похож на интеллектуала, коим является на самом деле.
Передо мной не просто бариста с витиевато выведенным именем “Роман” на золотой табличке. Передо мной мой старый знакомый Рэм.
Я не улавливаю упоминания о нём в словах Виолы. Я не вижу его в её каких-либо действиях и привычках. Я помню, как часто она говорила о своём брате в моём прошлом настоящем, и потому до этого момента была совершенно точно уверенна, что…
Нет, это невозможно.
– Может, вам что-то подсказать? – учтиво спрашивает Рэм.
– Нет, – наконец выдаю я после того, как в спину мне летит недовольный кашель от следующего в очереди. – Карамельный латте, пожалуйста.
– Стандартный, большой?
– Большой.
– Добавить какой-нибудь сироп? Советую ванильный, он придаёт напитку дополнительную сладость.
– Давайте.
– Может, хотите покрепче?
– Нет, – я качаю головой. – Сон – последнее, с чем мне нужно бороться по собственной воле.
- Предыдущая
- 47/149
- Следующая