Сталин и НКВД - Наумов Леонид Анатольевич - Страница 20

«Если представить себе…». А если вместо имени Тухачевского «представить» имя Сталина? Да, у вождя нет давних связей в Германии, но он также может видеть спасение для СССР в войне, которая вызовет мировую революцию. Хочу быть правильно понятным – я говорю сейчас не о том, что думал Сталин на самом деле, а о том, как воспринималась политика советского руководства в Праге.

Информацию о контактах советских военных с немцами Бенеш получил в начале февраля 1937 г. Но в Москву ничего не сообщил. «В своем дневнике посол [Александровский] записывает, что Бенеш извинился перед ним за то, что не поделился с советским руководством информацией о возможных тайных контактах верхушки вермахта со штабом Красной Армии». Совершенно очевидно – Бенеш считал (и справедливо), что Тухачевский в Берлине действует по инициативе Сталина и поэтому решил не раскрываться перед ненадежным союзником. «Насколько припоминаю, пишет Александров, в конце апреля у меня был разговор с Бенешем, в котором он неожиданно для меня говорил, «почему бы СССР и не договориться с Германией?», и как бы вызывал этим меня на откровенность, на то, чтобы я сказал, что мы действительно собираемся кое о чем договориться»

В действительности, как я уже говорил, все прогерманские заявления Тухачевского были, конечно, игрой, спланированной Кремлем. Как уже говорилось политика СССР в 1935 и 1936 гг. включала себя официальную антифашистскую составляющую и неофициальную, альтернативную составляющую (поиск возможного соглашения с Германией). Предположим, однако, что альтернативный сценарий становится основным. Возможно ли это? Безусловно, ведь он стал реальностью летом 1939 года.

Что мешало реализоваться ему раньше? Во-первых, конечно, позиция Германии, во-вторых, позиция антигерманских сил в СССР – Литвинова, руководителей Коминтерна. Трудно сказать, какую позицию занимал Каганович (и Ежов), но очевидно, что он был бы нежелательным партнером для переговоров с Германией, и, наоборот, устранение Кагановича было бы для немцев ясным сигналом к готовности СССР к переговорам. Фюрер, как известно, всегда был болезненно настроен относительно «возможностей еврейского влияния на Сталина в Москве».

Следует помнить, что в Берлине внимательно присматривались к сталинской борьбе с троцкистами. В январе 1937 года под влиянием процесса параллельного троцкистского центра Геббельс записал в своем дневнике: «В Москве опять показательный процесс. На сей раз почти исключительно против евреев. Радек и другие. Фюрер еще сомневается, имеется ли в процессе скрытая антисемитская тенденция. Возможно Сталин все же желает избавится от евреев… Итак, со вниманием будем следить за дальнейшим».

Теперь давайте немного порассуждаем о гипотетических сценариях. Предположим, Сталин решил пойти на соглашение с Германией в 1937 году. Что это означает практически? Вероятно, смену наркомов иностранных дел и обороны. Литвинова – точно, что и произошло в 1939 г. Возможно, изменения в Коминтерне. Может быть, надо обезопасить себя от потенциальных противников своего нового курса. Видимо, надо изолировать некоторых советских политиков, может быть взять под контроль деятельность наиболее антигермански настроенных чекистов и т. п. А понимают ли все эти люди (деятели Коминтерна, чекисты и дипломаты) опасность для себя такого сценария? Конечно. Что они могут сделать, чтобы не допустить нежелательного сценария? Нанести превентивный удар по прогерманскому лобби.

Однако, пока существует опасность нападения Германии, Польши и Японии на СССР – зондаж готовности немцев к переговорам (с целью выиграть время) – первостепенная задача и никакое видимое ослабление Тухачевского-Крестинского недопустимо. Они выполняют важнейшую задачу, без которой СССР стоит перед угрозой военно-политического поражения в ходе войны на два фронта.

Летом 1936 года началась гражданская война в Испании. Италия и Германия активно включились в конфликт, и стало ясно, что в ближайшее время открытое вооруженное выступление против СССР не состоится. Может быть и не случайно именно с этого момента в Москве начался «левый поворот» – переговоры с Германией перестали быть первоочередной задачей. Каганович и Ежов начали разворачивать репрессивную политику по «правому следу», под ударом окажутся прогермански настроенные политики – Карахан, Енукидзе, Крестинский. В начале 1937 г. ситуация позволила их противникам нанести превентивный удар.

Теперь посмотрим на все глазами «группы Крестинского – Тухачевского». Они сразу ощутили на себе последствия нового курса. На процессе 1938 года они так и говорили:

«Крестинский: В конце ноября на Чрезвычайном VIII Съезде Советов, Тухачевский имел со мной взволнованный серьезный разговор. Он сказал: начались провалы, очевидно, пойдет дальнейший разгром троцкистов и правых. Он делал выводы: ждать интервенции не приходится, надо действовать самим. Тухачевский говорил не только от своего имени, но и от контрреволюционной организации военных. Я поговорил с Розенгольцем, поговорил с Рудзутаком и мы пришли к выводу, что Тухачевский прав и дело не терпит. Эти же разговоры продолжились на квартире Розенгольца весной 1937 года.

Если мы будем учитывать, что речь идет не о гипотетическом (и сомнительном) перевороте «правых и троцкистов» против Сталина, а о расчетах Тухачевского и Крестинского на изменение позиции Сталина, все становится на свои места. Именно после начала войны в Испании у противников соглашения «СССР – Германия» появляется реальное поле политического маневра. С другой стороны, Тухачевский и Крестинский знают о миссии Канделаки и ожидают изменений в политике СССР. Однако внутри страны все идет в противоположном направлении – после того, как война с Германией («интервенция») перестала быть проблемой № 1, настроения в верхах СССР стали меняться.

Провал миссии Канделаки весной 1937 года означал окончательное поражение прогермански настроенных политиков. Как мы помним, современные исследователи считают, что переговоры сорвались по инициативе немцев, что также должно было ослабить позиции Тухачевского-Крестинского.

11 мая 1937 г., (накануне «15 мая») Тухачевского освободили от обязанностей 1 заместителя министра обороны. 21 мая 1937 на приеме у Сталина были Молотов и Каганович (они вошли в 15.35). Затем в 16.00 к ним присоединились Ежов и Ворошилов. В 17.05 в кабинет вождя вошли также М.П. Фриновский, А. Слуцкий, руководитель спецгруппы при НКВД (фактически руководитель самостоятельной спецслужбы) Я. Серебрянский, руководители Разведупра РККА С.П.Урицкий и А.М. Никонов, М.К. Александровский. Все они находились на приеме у Сталина до 19.45. Закончилось совещание в 19.55. Что обсуждало высшее руководство страны почти три часа с руководителями внешней разведки и полпредом в ЧСР? Трудно отделаться от предположения, что речь шла о мерах по делу Тухачевского. Разведчики должны были подтвердить данные, собранные особым отделом. А что на совещании делал Фриновский? Видимо, опираясь на дивизию им. Дзержинского, он должен был обезопасить Кремль.

«Все пропуска в Кремль были внезапно объявлены недействительными. Наши части подняты по тревоге!» – объяснял Фриновский, что происходит. – Мы как раз раскрыли гигантский заговор в армии, такого заговора история еще никогда не знала. Но мы все возьмем под свой контроль, мы их всех возьмем».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.