Рассказ о брате
(Документальная повесть) - Гастелло Нина Францевна - Страница 17

Полковник Трубицин вспоминал, как на выпускные экзамены курсантов в школу из Москвы прибыл начальник Военно-Воздушных Сил Красной Армии. На этих ответственных испытаниях курсант Гастелло показал отличные качества пилотирования. Он демонстрировал свои летные достижения на учебном истребителе И-5. По тем временам это была отличная высокоманевренная машина, со скоростью около 300 километров в час.

Николай на экзаменах получил отличную оценку и в числе лучших курсантов был направлен в Москву на слет отличников учебы.

Накануне вылета в столицу брат прислал мне письмо. Он писал:

«Дорогая Нина! Скоро у нас выпуск. Ты знала, как я стремился к этому. Думаю, что в долгу перед Отчизной я не останусь и сумею стать для нее полезным человеком. Скоро увидимся. Обязательно вам, мои родные, папа, мама, Аня, Нина и Виктор, привезу из Луганска подарки…»

Курсанты Луганского летного училища на слет отличников прибыли в Москву на Центральный аэродром на самолетах И-5.

«На этом самолете, — рассказывал полковник Трубицин, — курсант Гастелло стал летать в числе первых освоивших эту машину, овладел ею на отлично и с успехом демонстрировал навыки высшего пилотажа. В торжественный заключительный день на слете присутствовал нарком обороны. Волнение курсантов было большим. Николай внешне был спокоен, но после он рассказывал, что волновался не меньше других, только держался и не показывал вида. На своем И-5 он полностью выполнил намеченную программу, продемонстрировав пилотаж высшего класса. Но при посадке перед самой трибуной, где находились нарком обороны, представители ВВС, журналисты, посадка закончилась небольшой аварией. Можно себе представить, как переживал тогда Николай. А все произошло из-за пустяка: подвели новые сапоги. В самый последний момент, уже посадив самолет, отполированная подошва соскользнула с металлической педали, и самолет потерял направление… К счастью, все обошлось благополучно, так что впоследствии об этом случае вспоминали с улыбкой. Впрочем, это лишний раз подтверждает истину: в авиации пустяков не бывает».

Вспоминая курсанта Гастелло, полковник Трубицин рассказывал, что Николай был человеком с большим жизненным опытом, необходимыми знаниями, умением жить интересами коллектива. В летной школе перед своими товарищами он часто выступал с информациями о международной и внутренней жизни. Когда он говорил о Родине, о партии, он находил самые проникновенные и простые слова, доходившие до сердца каждого, кто его слушал. Он заметен был еще и потому, что умел нацелить, заинтересовать товарищей и часто был застрельщиком интересных дел.

«Был такой случай, — вспоминает полковник Трубицин, — курсанты находились в лагере, а в школе намечалось спортивное соревнование. Выехали из лагеря, но по пути отказала автомашина. До школы оставался добрый десяток километров, а состязания начнутся через два часа. Что делать? Тогда Гастелло предложил товарищам идти пешком. Не все, конечно, согласились, нашлись и скептики. Но он сумел убедить друзей, и все прибыли своевременно. После короткого отдыха ребята включились в спортивную борьбу, а многие из них даже одержали победу… Николай был чутким и отзывчивым товарищем, но когда дело касалось общественных интересов, мог настоять на своем».

Ребята уважали Николая, воспринимали его критику как должное, они знали, что он для товарища плохого не сделает. Был случай, когда Николай на партийном собрании высказал резкие замечания своему другу. Курсант обиделся, а когда он стал отставать в учебе, Николай первый помог ему, дела поправились и их дружба стала еще крепче.

В училище Коле нравилось все: учеба, полеты, отдых, порядок, веселые вечера с музыкой, когда в его руках звучал баян. Там он много занимался спортом, особое предпочтение оказывал футболу, выполнял общественные поручения, выезжал с товарищами в подшефный колхоз, принимал участие в самодеятельности.

В 1934 году, после окончания училища, брат приехал в отпуск. У него было большое желание отдохнуть в подмосковном лесу, посетить московские достопримечательности. Дома все были безмерно рады его приезду. Он прибыл в форме военного летчика, она ему очень шла. Стройный, подтянутый, он стал каким-то другим, более строгим, что ли. Хотя из-под черных густых бровей по-прежнему светились добрые, с какой-то милой застенчивостью глаза.

В Хлебниково он ходил в гражданской одежде, но когда его навещали друзья, надевал форму. Мы часто в эти дни устраивали коллективные походы в музей, в театры или в парк культуры. В один из воскресных дней всей семьей поехали в Москву, все принарядились. Отец, Франц Павлович, был в темном костюме, который надевал только в особо торжественных случаях. Мать, Анастасия Семеновна, нарядилась в обновку собственного рукоделия, а Колина жена, Аня, надела даже свадебное платье. Отправился с нами в «культпоход» и младший брат Виктор. Он недавно приехал из Мурома.

Весь день мы гуляли по Москве, и прогулка эта надолго осталась в памяти. Побывали даже в Третьяковской галерее.

Однажды пришел навестить Николая его товарищ по училищу, он тоже был в Москве на побывке у родных. Гостя принимали в большой комнате. За столом, по нашей просьбе, Николай рассказал историю, подробности которой нам не были известны. Он поведал нам о том, что произошло с ним во время показательного полета на истребителе И-5.

— Да, — Николай улыбнулся, — конфуз со мной произошел первоклассный. Летел я на И-5 в своих новых сапогах. — Он постучал по голенищу. — Я уже рассказывал, что сшил их сам перед окончанием училища. Думал, в торжественный день надо быть прилично одетым, чтобы на мне все блестело. Начистил я и свои сапоги, которые еще ни разу не надевал. В заключительный день смотра, в присутствии почетных гостей каждый курсант должен был продемонстрировать свое мастерство пилотирования. На Центральном аэродроме множество зрителей. Самолеты в воздухе видны хорошо. Курсанты волновались, но особенно было это заметно, когда стало известно, что на аэродром прибыл товарищ Сталин. После команды на взлет я на И-5 быстро набрал высоту. Волнение, которое было на земле, в воздухе прошло. Самолет вел себя послушно.

Выполнил полет согласно программе: петля Нестерова, бочка, переворот, пикирование… Можно сказать все прошло нормально. Каждый из нас горел желанием тогда показать класс высшего пилотажа. Нам после рассказывали, что мы превзошли самих себя. Да и сами мы чувствовали, что программа выполнена отлично. Закончив полет, я уверенно шел на посадку, думая, что посажу самолет перед самой трибуной почетных гостей. Все шло прекрасно, но в самый последний момент на пробеге, когда все внимание уделено тормозам, мой новый сапог с кожаной подошвой неожиданно резко скользнул по металлической педали. Самолет совершил нелепое движение. Завершил полет я так грубо, что хуже, конечно, и быть не могло. Со мной хоть ничего и не произошло, но вылезать из кабины было стыдно. Я даже не мог сразу сообразить, что мне теперь делать. Но делать было нечего. Выскочил из кабины, встал около фюзеляжа, вытянулся в струнку. Жду, что скажет начальство. Эх, думаю, кончилась теперь моя летная карьера. Смотрю в сторону трибуны, вижу, гости засуетились. Заметил, что группа военных спускается с трибуны и направляется в мою сторону. Когда подошли ближе, глазам своим не поверил: впереди идет сам товарищ Сталин и о чем-то разговаривает с командующим ВВС. Ну, думаю, пиши пропало. Стою и под ногами земли не чувствую. Но решил, если спросят, скажу все как есть. Только они подошли, шагнул им навстречу и четко доложил, что авария произошла случайно, подвели подошвы. Сталин с удивлением посмотрел на меня и спросил:

— Какие подошвы?

Я спокойно ответил, что подвели подошвы новых сапог, и показал свои блестящие сапоги. Все с удивлением смотрели то на меня, то на сапоги. Сталин подошел ближе. Я понял: командующий заметил, что пошив сапог не армейский. В этот момент он что-то шепнул Сталину. Сталин взглянул в мою сторону и ободряюще улыбнулся.