Революция. Механизмы, предпосылки и последствия радикальных общественных трансформаций - Мау Владимир - Страница 2

2) Поляризация, когда становится очевидно, что разные социальные силы (группы интересов) имеют не просто различные, а подчас противоположные представления о конечных целях революции. Начинаются продолжающиеся на всех дальнейших этапах попытки остановить революцию на той или иной ее стадии.

3) Радикальная фаза, на которой преобразования проходят точку невозврата.

4) Термидор, то есть начало торможения революции и появление контуров новой, постреволюционной нормальности.

5) Иногда в перечень фаз революции включают реставрацию. Однако это уже тот этап, который, очевидно, выходит за рамки собственно революционного цикла.

К ним относятся следующие.

1) Наличие революционного экономического кризиса, связанного по крайней мере с двумя обстоятельствами:

– предреволюционным экономическим кризисом, который может дать толчок краху государства и разворачиванию революции;

– деятельностью ранних революционных правительств, как правило усугубляющей ситуацию и ведущей к обострению экономического кризиса.

2) Демонетизация ВВП, которая может проявляться в двух формах. В мире бумажно-денежного обращения демонетизация реализуется через инфляцию. В условиях доминирования металлических денег происходят тезаврация монет и, естественно, «денежный голод».

3) Бюджетный кризис, обусловленный политическим кризисом. Слабое государство не может сбалансировать доходы и расходы, постоянно лавируя и пытаясь купить себе поддержку. Завершение революции завершает и бюджетный кризис.

4) Соответственно, дефолт оказывается неизбежным феноменом как акт преодоления бюджетного кризиса и завершения революции. Дефолт происходит с учетом политических возможностей государства (отказ платить тем, кому новая власть может себе позволить не платить).

Дефолт, как это ни парадоксально, становится показателем укрепления власти, восстановления контроля государства над политическими, экономическими и социальными процессами.

Примеры можно найти во всех революциях – отказ Кромвеля платить голландским банкирам, «банкротство двух третей» во Франции, отказ большевиков платить по царским долгам, финансовый кризис 1998 года в России.

5) Инфляция – политический феномен, отражающий соотношение политических сил и доступность для правительства иных финансовых ресурсов, помимо печатного станка.

6) Перераспределение собственности также является политическим феноменом, выступая прежде всего инструментом покупки поддержки революции и выживания революционных правительств (не только политического выживания, но подчас и физического). В условиях революции политическая задача перераспределения собственности доминирует над решением задач фискальной (обеспечение устойчивости бюджета) и экономической (появление эффективного собственника).

Революции могут задействовать обе возможные формы перераспределения собственности – и национализацию, и приватизацию.

7) Политическая неопределенность обусловливает рост трансакционных издержек в период революции.

1) Термидор, названный так по месяцу революционного календаря, в который было свергнуто якобинское правительство во Франции, а его лидеры казнены (27 июля 1794 года или 9 термидора II года по республиканскому календарю), стал специальным термином для обозначения фазы начала спада революционной активности. Это момент поражения радикалов, хотя многие из них продолжают оставаться у власти.

2) Преодоление бюджетного кризиса – еще одна важная характеристика завершающей фазы революции. Разумеется, бюджетные кризисы могут повторяться и в будущем, но тогда они уже не будут связаны с логикой революционной трансформации.

3) Полномасштабная революция оказывает долгосрочное воздействие на политические процессы. Как правило, в странах, прошедших через полномасштабные революции, на протяжении примерно столетия с интервалом 15–20 лет происходили серьезные политические конфликты, существенно менявшие характер власти. Наиболее ярко это проявилось во Франции, которая прошла через реставрацию 1814 года, июльскую революцию 1830 года, революцию 1848 года с последующим установлением Второй империи, Парижскую коммуну и установление Третьей республики в 1871 году. В более мягкой форме подобные процессы происходили в Англии XVII–XVIII веков.

В истории такие процессы иногда тоже назывались революциями, хотя и не являлись полномасштабными трансформациями. Скорее, речь должна идти о политических революциях, в результате которых происходит модернизация социально-политической модели. Такие модернизации характерны для обществ в условиях современного экономического роста, однако уязвимость политических режимов постреволюционных стран делает более вероятной адаптацию к новым вызовам не через мирное развитие законодательства, а путем государственного переворота.

Соответственно революция – это не способ достижения какой-то цели («цели революции»), а механизм разрешения противоречий. Механизм радикальный, но не необходимый и отнюдь не самый эффективный. Можно сказать, что революция не телеологична, хотя и казуальна, то есть является результатом определенной логики событий.

Компромиссы в революциях практически исключены. Однако революции и революционеры учатся на опыте прошлых революций и революционеров. Более того, учет опыта предшественников позволяет существенным образом корректировать ход революции.

Участники Российской революции 1917 года с самого начала в своем анализе хода событий и в дискуссиях активно опирались на опыт Французской революции. Это касается и перспектив радикальной фазы («якобинства»), и перспектив отката революции («термидора»). Причем и та и другая фаза рассматривались одновременно и как угроза, и как надежда – в зависимости от политической позиции участников событий.

Уже в июне-июле 1917 года развернулась дискуссия о перспективах возникновения якобинской диктатуры в России. Правые, естественно, стремились не допустить реализации подобного сценария. О возможности развития событий по пути «якобинского эксперимента» писал в газете «Речь» лидер кадетов П. Н. Милюков, который, отождествляя якобинство с террором, видел в этом деградацию революции. Эта тема была немедленно подхвачена на крайнем левом фланге В. И. Лениным, который, естественно, дал якобинству прямо противоположную оценку, охарактеризовав его как «один из высших подъемов угнетенного класса в борьбе за освобождение»[3]. Иными словами, большевики изначально считали себя современными якобинцами – и готовы были сыграть эту роль.

Из такого понимания своей роли вытекает и то, что термидор всегда был для большевиков кошмаром – и одновременно надеждой умеренных политических деятелей и исследователей.

Термидор стал важным уроком для революционеров будущего, которые, естественно, стремились не допустить повторения трагедии радикалов. Большевики всегда были озабочены тем, чтобы избежать судьбы якобинцев.

Отсюда их готовность к «самотермидоризации» в виде новой экономической политики (нэпа).

Объявленный весной 1921 года нэп отменил радикальные экономические и политические институты периода «военного коммунизма», что рассматривалось тогда как уступка мелкобуржуазному крестьянству. Характерно, что В. И. Ленин прямо назвал эти решения «самотермидоризацией» большевиков[4]. Впрочем, это не спасло жизнь многих лидеров радикальной фазы революции, которые позднее стали жертвами сталинского режима.

Отсюда же очень болезненная реакция сталинского руководства компартии на предсказания термидорианского перерождения режима (об этом писали Н. В. Устрялов «справа» и Л. Д. Троцкий «слева»[5]).