Избранное. Том 2 - Петраков Николай Яковлевич - Страница 23

Частным случаем превышения средних затрат над затратами на приращение эффекта можно считать условия производства с высокими условно-постоянными расходами. Подобная ситуация, например, возникает в такой отрасли народного хозяйства, как транспорт, и ее последствия были всесторонне проанализированы в свое время крупным российским экономистом А. Л. Лурье. В его статье «О значении нелинейности при анализе социалистической экономики» доказано, что «наличие в народном хозяйстве нелинейных зависимостей различного типа необходимо учитывать и при организации хозяйственного расчета. В ряде случаев согласование хозрасчетных отношений с задачами оптимального народнохозяйственного планирования может требовать отступления от принципа безубыточности, допущения дотаций и установлении безусловной обязательности тех или иных хозяйственных операций (которые могут быть „убыточны“ для данного хозяйственного подразделения)»[37].

Стимулирование прироста интегрального эффекта при ценах, не покрывающих издержек производства, и является формой «дотационного стимулирования».

Показатель интегрального эффекта, кроме того, позволяет в известной мере преодолеть трудности, возникающие при формировании цен на продукцию крупных объединений, контролирующих производство в соответствующих отраслях. Этот показатель выступает как один из важнейших и при оценке экономической целесообразности реализации крупных инвестиционных проектов с длительным сроком строительства. Тактика и стратегия развития экономики формируются с использованием различных массивов социальной и экономической информации.

Рыночные сигналы точны (ясны для понимания), почти мгновенны, но «близоруки». Прогнозировать экономическое поведение на базе текущей рыночной информации можно только на небольших отрезках времени. Это не недостаток рыночной организации экономики, а объективная разрешающая способность товарно-денежных индикаторов. Например, нельзя считать недостатком автопилота то, что с его помощью нельзя переменить курс с Киева на Санкт-Петербург. Это просто не входит в функции автопилота.

В свете вышесказанного противостояние «государственников» и «либералов» выглядит, по меньшей мере, как некорректная дискуссия. Если же смотреть правде в глаза, то и тем и другим господам надо же на что-то жить, кормить любимых женщин и детей от них. Поэтому надо придумать конфликт, скрестить картонные шпаги и запудрить мозги зрителям. Прием известный не только в науке, но и в медицине, искусстве, политике. Однако если во всем мире жизнь воспринимается как игра, то на Руси эта игра частенько стоит жизни.

Система социализма потерпела тяжелое историческое поражение. В эпицентре кризиса оказалась экономика. Именно экономическая несостоятельность социализма (если не сказать – его полная беспомощность в деле организации материального производства) дала мощный толчок процессу переоценки в массовом сознании людей так называемых социалистических ценностей в области идеологии, политики, культуры, хотя ранее они осознанно или инерционно принимали мифологию социалистического мировоззрения в ее советской трактовке.

Экономическая система Советского Союза (страны реального социализма) не сумела обеспечить ни более высокой производительности труда, ни более высокого уровня жизни. Потуги доказать обратное, ведя отсчет от 1913 г. (что всегда делала советская статистика), иначе как демагогией назвать нельзя. Коммунистические идеологи представляли дело таким образом, что все результаты, характеризующие динамику хозяйственной жизни, являются заслугой большевизма. Как будто, если бы не было Октября 1917 г., российская экономика прекратила бы свое развитие. Более того, хочу напомнить, что в 1890–1913 гг. Россия по темпам экономического роста опережала ведущие западноевропейские страны и США. И исследователям, на мой взгляд, стоило бы анализировать не успехи социалистического строительства, а то, насколько приход большевиков к власти замедлил экономическое развитие страны.

Но история, как нас уверяют, не знает сослагательного наклонения. Поэтому более доказательными выглядят сопоставления динамики и результатов экономического развития в Финляндии и Прибалтике, Южной и Северной Корее, Федеративной Республике Германии и бывшей Германской Демократической Республике, на Тайване и в континентальном Китае. Конечно, данные социальные эксперименты проходили не в абсолютно стерильной обстановке. Но, во-первых, в социальной сфере чистый эксперимент вообще невозможен, а, во-вторых, в том-то и дело, что, несмотря на географические, этнические, исторические и политические различия названных стран, результаты сравнения удручающе однообразны.

Долгое время в качестве обстоятельства, объясняющего экономическое отставание бывшего СССР, использовались ссылки на потери во Второй мировой войне и на необходимость тратить огромные ресурсы на наращивание обороноспособности страны. Это, безусловно, серьезные аргументы, но их весомость стала резко падать по мере увеличения периода, отделяющего нас от ужасов войны, а также благодаря усилиям по смягчению международной напряженности и сокращению вооружений. К началу 1980-х гг. побочные обстоятельства стали уходить в тень, и статистическая демагогия обессилела в борьбе с упрямством фактов реальной жизни. Стало очевидно, что грандиозный социальный эксперимент по созданию эффективного механизма управления экономикой, альтернативной, рыночной, провалился. Он оказался неконкурентоспособным. Бросая ретроспективный взгляд на эту социальную драму, можно сказать, что исход столкновения двух систем был предрешен.

Дело в том, что рынок – эволюционно возникшая форма организации хозяйствования. Он представляет собой одно из важнейших достижений цивилизации. Но его формирование – не акт, подобный рождению Афины Паллады из головы Зевса, а многовековой процесс естественного отбора эффективных форм взаимодействия людей в экономической сфере жизнедеятельности.

Ничего подобного нельзя сказать об экономической системе социализма. Она с самого начала была чисто умозрительной. «Гениальные прозрения» выдающихся личностей об обществе будущего содержали мало практических рекомендаций по поводу того, как же вести хозяйство при социализме. Скорее, наоборот, основоположники марксизма именно в этом вопросе вдруг отходили от привычного менторского тона и демократично заявляли, что не собираются решать за будущие поколения, как им организовать производство. Фундаментальная слабость марксизма как революционного учения заключалась в том, что в его концепции о преобразовании общества, как это ни парадоксально, отсутствовало созидательное начало. По своей сути марксизм – нигилистическое учение, наукообразная апологетика социального разрушения.

Капитализм во второй половине прошлого века переживал стрессовые ситуации. Едва-едва завершился период первоначального накопления, приведший к резкому перераспределению собственности и, как следствие, к огромной дифференциации доходов, а уже нагрянули проблемы большого рынка, выходящего за пределы не только отдельных стран, но и континентов. Старые рыночные механизмы не выдерживали информационного взрыва, что привело к кризисам перепроизводства, громадному повышению степени риска в инвестиционной сфере, социальной и политической нестабильности.

Все это очень точно подметили и глубоко проанализировали Маркс и Энгельс. В середине XIX в. они были не одиноки. Думаю, что они являлись наиболее яркими представителями критически настроенных мыслителей своего времени. Их анализ по многим параметрам можно и сейчас считать классическим. Но выводы? Вместо того чтобы лечить больного, они предложили его убить и создать новый организм. Каким он должен быть? Согласно диалектике Гегеля, воспринятой Марксом, новое зарождается в старом. Любое противоречие разрешается не путем механического уничтожения одной из его сторон (такой способ разрешения противоречий очень любил Сталин), а на основе синтеза, рождающего новое качество.