Избранное. Том 1 - Петраков Николай Яковлевич - Страница 11

Каждому хозяйственнику известно, что прибыль можно увеличить либо путем снижения себестоимости, либо повышая цены. Если изменение цен вызвано сложившимся соотношением потребностей и масштаба производства, т. е. отражает реально существующую пропорцию общественного производства, то рост прибыли вполне закономерен. Более высокий коэффициент эффективности, возникающий в этой отрасли народного хозяйства, диктует необходимость перераспределения в ее пользу общественного труда и других ресурсов из менее эффективных отраслей. Тем самым создаются предпосылки для ликвидации дефицита и восстановления пропорциональности.

Таким образом, при ценообразовании, правильно отражающем реальные условия общественного воспроизводства, отбор вариантов по признаку более высокого фактического коэффициента эффективности капитальных вложений обеспечивает наиболее экономичное направление развития производства, ликвидацию диспропорций, выпуск наиболее «нужной» продукции. Конечно, возможны случаи, когда общество под влиянием определенных внеэкономических факторов вынуждено затрачивать средства на экономически невыгодные варианты. Но сам факт учета в практической деятельности внеэкономических моментов отнюдь не отрицает необходимости первоначального отбора вариантов в строгом соответствии с их эффективностью. Только в этом случае всякое отступление от экономических критериев выбора пути развития (в том числе и вызванное объективными обстоятельствами) сможет получить научную оценку, т. е. сопровождаться расчетом потерь общественного труда.

Но правильно ли ориентировать цены в условиях социалистической экономики на учет соотношения спроса и предложения? Этот вопрос долгое время служит предметом спора. Сейчас подавляющее большинство экономистов уже согласно с тем, что этот фактор необходимо учитывать при планировании цен на предметы потребления. Что же касается средств производства, то здесь положение об учете спроса и предложения наталкивается на решительные возражения. Такую позицию трудно назвать логичной. Базируется она на том, что колебания цен в зависимости от изменения соотношения спроса и предложения рассматриваются как явление, присущее исключительно рыночной стихии. И уж если приходится делать уступку рынку, то следует ограничить сферу его влияния.

Подобное отношение к закону спроса и предложения является одним из звеньев более широкой концепции, согласно которой товарно-денежные отношения есть элемент, унаследованный социализмом от прежних экономических формаций, так сказать рудиментарное явление. И якобы лишь из-за экономической «незрелости» социалистического производства мы вынуждены допускать эти отношения, но при первой возможности должны их ограничивать.

Несмотря на то, что концепция ограничения товарно-денежных отношений в ходе экономической дискуссии была подвергнута всесторонней и обоснованной критике, некоторые экономисты продолжают оставаться по существу на старых позициях даже после сентябрьского Пленума. Так, М. Саков выступил со статьей, в которой, в частности, отмечалось, что товарно-денежные отношения при социализме нельзя «идеализировать и считать, что любое их использование идет на пользу социализму. Советские деньги в руках спекулянтов, стяжателей, расхитителей народного добра и других антиобщественных элементов, преследующих корыстные цели, действуют против социализма. Если какое-либо социалистическое предприятие ради получения большей прибыли станет пренебрегать интересами государства и потребителей, добиваясь увеличения накоплений не путем улучшения своей работы, а посредством коммерческих махинаций, оно тоже использует товарно-денежные рычаги не в интересах социализма.

Поэтому было бы неправильно закрывать глаза на наличие известного противоречия между формой и содержанием товарно-денежных отношений в социалистическом обществе. Это противоречие успешно преодолевается путем укрепления планового начала социалистической экономики».

Допускать спекуляцию и расхищение народного добра, конечно, не следует. В этом автор приведенных строк прав. Однако почему он связывает причину этих отрицательных явлений с товарно-денежными отношениями? Почему, скажем, только деньги в руках вора «действуют против социализма»? А если украдены не деньги, а какое-то государственное имущество, которое вор решил не продавать? Так же непонятны рассуждения о спекуляции и коммерческих махинациях. Их существование явно выводится из наличия товарных отношений. Но ведь спекуляция может возникнуть как раз при несоблюдении объективных требований закона стоимости при установлении цен (например, в условиях, когда цены не балансируют спроса и предложения). Точно так же и «коммерческие махинации» становятся возможными при условии, если планирование цен, прибыли, рентабельности не учитывает закона стоимости.

«Укрепление планового начала», за которое справедливо ратует М. Саков, невозможно осуществить, не укрепляя товарно-денежные отношения, если, конечно, признавать их социалистическое содержание на деле.

Порочность всей этой концепции заключается в том, что она молчаливо исходит из отрицания принципиально нового содержания товарно-денежных категорий в условиях социализма. На самом же деле за категориями стоимости, денег, прибыли в социалистической экономике стоит механизм реализации первого экономического закона на основе коллективного производства – закона экономии времени. Эти категории давно перестали быть синонимами анархии и конкуренции.

В связи с этим можно говорить не об исчезновении закона спроса и предложения, а о планомерном характере учета и отражения в ценах возникающих по тем или иным причинам диспропорций. Амплитуда колебаний цен вокруг общественно необходимых затрат в условиях плановой экономики резко сокращается отнюдь не по причине «упразднения» закона спроса и предложения, а в силу природы социалистического хозяйства, которому свойственна тенденция к пропорциональному развитию, в то время как при капитализме пропорции устанавливаются в процессе их постоянного нарушения.

Признавать существование стоимости при социализме (а ее реальность не отвергается в настоящее время и для средств производства) вне действия закона спроса и предложения равнозначно отрицанию единства между стоимостью и потребительной стоимостью товара, признанию возможности существования стоимости вне потребительной стоимости. Ведь Маркс неоднократно указывал, что связь общественной потребности и предложения лишь отражает в общественном масштабе связь между потребительной стоимостью и стоимостью товара.

Иногда факт нарушения соответствия между спросом и предложением неохотно учитывается в ценообразовании, так сказать, с «благими намерениями», из желания строить цены «по Марксу». Довольно широко распространено заблуждение, будто ориентировка уровня цен в направлении учета спроса и предложения – это исключительная «привилегия» буржуазных концепций ценообразования. Научный же подход к делу требует, якобы, планирования цен по схеме стоимости или в крайнем случае – цены производства. При такой постановке вопроса фактически происходит отождествление сущности экономического процесса с формой его проявления. К. Маркс ставил задачу вскрыть внутренний закон движения цен, но этот закон отнюдь не «призван» подменить внешние формы своего проявления. Исходная точка анализа Маркса – рыночная цена, а конечная – общественно необходимые затраты труда. Однако, найдя объективную основу цены, Маркс отнюдь не призывает к установлению «правильных» рыночных цен, т. е. цен в соответствии со стоимостью. Эта идея занимала умы мелкобуржуазных экономистов и никогда не имела ничего общего с марксизмом.

Принципиальные расхождения марксизма с буржуазными теориями ценообразования заключаются не в количественном определении рыночной цены (собственно говоря, величина ее в каждый данный момент фиксируется рынком в стихийном хозяйстве и поэтому не требует какого-то дополнительного определения). Расхождения эти касаются объяснения экономической сущности цены, природы того механизма, который рождает цены. Если Марксова теория предполагает, что основу цены продукта составляет в конечном счете затрата труда на единицу полезного эффекта, то буржуазный анализ приводит к заключению, что «цена всецело является продуктом субъективных оценок материальных благ участниками обмена»[14]. Но, зафиксировав эти расхождения, Маркс и не думает отказываться от рыночной цены как специфической количественной и качественной определенности. Наоборот, она появляется в «Капитале» всякий раз, когда речь заходит о конкретных условиях воспроизводства, об отражении возникающих при капитализме диспропорций.