Самоотвод (СИ) - Резник Юлия - Страница 35

— Вы себе сейчас навредите!

— Где мой сын? Где Вера?!

— Савельева? Вы о Вере Савельевой спрашиваете? — проявляет смекалку врач.

— И о сыне…

— Мне известно только, что Веру Савельеву сейчас оперируют. Это все, что я знаю. Да, куда же вы?!

— Мой сын… — Язык практически не слушается. Ноги подкашиваются, отказываясь идти дальше. И Егор не был уверен, что в этом были виноваты последствия аварии. Скорее дикий, примитивный ужас, сковавший тело… — Два мальчика… Красный BMW… — выдавливает из себя и останавливается, держась за кровать обеими руками. Находясь в предобморочном состоянии, не замечает, как глаза доктора широко распахиваются, выдавая его смятение. — Денис Бояров. Как он?

Борис Петрович с облегчением выдыхает. еще немного, и ему самому понадобится помощь врачей!

— Бояров жив и практически здоров! Ногу сломал… И сотряс заработал. У вас, пожалуй, посильнее будет, — доложил ситуацию доктор, сознательно умолчав о том, что второму мальчику повезло далеко не так сильно.

Колени Егора подогнулись. Облегчение, как цунами, пронеслось по телу, оставляя за собой слабость и противную дребезжащую дрожь.

— Я хочу их видеть… Сына и Веру…

— Это невозможно. Вас не пустят в оперблок.

— Я хочу видеть сына и Веру, — повторял, как попугай, мужчина.

— Я узнаю, чем вам можно помочь. Возможно, удастся устроить вас с сыном в одной палате.

— Спасибо. А Вера?

— Как только будут какие-нибудь новости, мы вам сообщим.

Егор прикрыл глаза. Чувство дежавю не покидало. Он уже слышал эти слова, когда умирала Лена. Проклятое законодательство не разрешало родственникам присутствовать в реанимации. И не волновало никого, что где-то там, за тяжелой металлической дверью с небольшим окошком, умирает самое дорогое, что у тебя есть. Нет!!! Нет… Вера не умрет! И даже думать об этом не следует… Нужно действовать, нужно узнать, как она! И где Денис?! Черт! Проклятая слабость…

— Ну, чего мечешься?! — Скрипучий недовольный голос из-за двери.

— Николай Степанович… — едва ли ни с благоговением выдохнул Егор. Вот, уж, кто точно владеет информацией!

— Не уберег?

— Выходит, что так.

— О том, что Денис был в протаранившей вас машине, как я понимаю, ты уже знаешь?

— Да… Как он? Как Вера? Мне ничего не говорят! — Снова попытался встать.

— Лежи! — гаркнул мужчина. — С Денисом нормально все. Жить будет. Ногу сломал, и так, по мелочи. Чудо, учитывая то, во что превратилась машина.

— А Вера?!

Николай Степанович сглотнул. Провел огромной рукой по остаткам когда-то пышной шевелюры, растерянно уставился на Егора:

— Жить будет… Не приведи, господи, собирать по частям собственного ребенка…

— Николай…

— Не могу, Егор… Не сейчас. Потом, хорошо? Жить она будет. Скорее всего, да…

Егор проглотил вопрос, готовый сорваться с языка. Он был настолько сокрушен, настолько сломлен словами Вериного отца… И столько всего еще хотелось узнать! Но он молчал…

— Да… Забыл… Ася. Не волнуйся за нее. Девочка у наших кумовьев. Галина приехала, чтобы быть с дочкой. А Синицыны приглянут за Асей, пока ты не поправишься.

Егор кивнул. Все равно у него не было лучшего плана, так что он просто постарается выйти из больницы, как можно скорее, чтоб забрать дочь.

— Я пойду. Прослежу, чтобы Дениса перевели к тебе.

— Николай Степанович, как, все же, Вера? — Не выдерживает в последний момент.

— Черепно-мозговая, ушиб позвоночника, ребра снова сломаны, яичник и маточную трубу выкинули. Кровотечение селезенки, вроде бы, устранили. Первые три дня всегда критические. — Скупо, устало, на автомате…

— Я все же хочу быть с ней.

— Посмотрим, на сколько тебя хватит. Реабилитация будет очень долгой.

Эти слова задели Егора. Тот факт, что в нем усомнились, о многом говорил. Понятно, одно дело, когда женщина — помощница и опора, и совсем другое, когда помощь нужна ей самой. Наверное, именно так рассуждал Николай Степанович…

Дверь в палату открылась — на инвалидной коляске привезли Дениса. Тот был в сознании. И только гипс на ноге, да небольшие ссадины напоминали о том, что парень едва не простился с жизнью. Егор не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он как будто оцепенел. Во всем его теле оставалось чувствительным разве что сердце. Но лучше бы и оно онемело — настолько нестерпимой была охватившая его боль.

— Папочка, прости меня, папа… — прошептал Денис, не обращая внимания на находящихся в палате посторонних, и разрыдался, как ребенок, коим он, наверное, все же, и был… Не парнем, и не мужчиной. Маленьким запутавшимся мальчиком. Его мальчиком… — Прости меня, прости, — повторял, как заведенный, а Егор просто не мог ему ничего ответить. Язык совершенно не слушался. С трудом он приподнялся, и протянул руку навстречу сыну, которого практически мгновенно подкатили к нему. И если бы что-то могло еще больше сокрушить Дениса в тот день, то только молчаливые слезы отца, которые скупыми каплями стекали из его воспаленных глаз.

— Ну, все, заканчивайте любезничать, — распорядился Николай Петрович. — Укладывайте парня. Им обоим нужен покой.

Ни Денис, ни Егор протестовать не стали. Сейчас действительно стоило отдохнуть, набраться сил, чтобы как можно скорее оказаться рядом с Верой. Дойти до реанимации, а там, уж, не выгонит никто… В сон проваливаются мгновенно. Наверное, что-то вкололи. Егор просыпается ближе к утру. Кажется, что голова болит еще сильнее, но он не может больше разлеживаться. В конце концов, он единственный не получил никаких серьезных травм… Одно сотрясение, от которого точно не умирают.

— Папа… Ты меня когда-нибудь простишь? — вдруг слышится тонкий, ломающийся голос сына.

— Ты был за рулем?

— Нет! Что ты… У меня ведь прав еще нет и… Папа, что с Верой?

— Она в тяжелом состоянии. Это все, что мне известно.

По ту сторону темной комнаты воцарилось молчание, которое прерывал горький, отчаянный всхлип.

— Я не держу на тебя зла, Денис. — Егор не врал. Возможно, если бы он так сильно не переживал за сына, не зная, жив тот, или мертв, он бы и злился. Но, после всего пережитого… сил на это не оставалось. Была только радость, что ребенок жив и относительно здоров. За это он готов был отдать все на свете. — Ты знал, кто отец Лиса?

— Нет… — совершенно искренне ответил Денис. — А что? — всполошился тут же.

— Да так… Григорьев его батя. Тот самый…

Возможно, Егору не стоило вываливать на сына всю информацию сразу, но он был твердо убежден в том, что Денису следовало об этом знать.

Первым делом, по окончании обхода, Николай Степанович направился в реанимацию. Он уже был там с женой не так давно, но не мог не зайти еще раз. Он дико устал, и не спал вторые сутки, поэтому даже протер глаза, когда у двери реанимации увидел Боярова.

— Ты должен был отдыхать.

— Считаете, что это возможно?

— Для кого как.

— Для меня нет, — твердо заметил мужчина.

— Ну-ну… — протянул Николай Степанович и скрылся за дверями отделения. Буквально через секунду дверь снова открылась, являя лысеющую голову потенциального тестя. — Ты точно способен идти? — поинтересовался на всякий случай.

— Если вы меня впустите, это не будет иметь значения. Если надо будет, я поползу.

Еще один пристальный недоверчивый взгляд глаза в глаза, и уже более решительный кивок старшего из мужчин:

— Хорошо. Обойдемся без драматизма. Зайдешь. Ненадолго. Сейчас только халат организуем…

Егор никогда не забудет тот первый раз, когда он увидел Веру на больничной койке. И без того хрупкая, сейчас она казалась практически бестелесной. Разбитое лицо, швы на лбу, остальное оценить невозможно, низ лица закрывал респиратор, соединяющийся трубкой с аппаратом искусственной вентиляции легких. Она не дышала самостоятельно… И его дыхание тоже замерло от понимания того, что она НЕ ДЫШАЛА. Тогда, как он мог?

— Тише-тише… Что ж ты слабонервный такой? Через день-другой аппарат отключим, пока рано. Самостоятельное дыхание сопровождается слишком большими энергозатратами. Ей сейчас не до этого…