Там, где горит свет (СИ) - Шевченко Ирина - Страница 36

- Кого же не занимают девы? – гоготнул один из юнцов.

- Меня, - проскрипел старик во фраке. – И уже давно. Не мешайте слушать, пожалуйста.

- Какими свойствами обладал огонь? – найдя в себе силы на вежливость, поинтересовался Тьен.

- О, у него много свойств. Но самым примечательным я назвал бы то, что огонь, по верованиям наших предков, был хранителем жизни… Впрочем, вы сами сказали почти то же самое. Мифические фениксы умирали и возрождались в огне, и люди верили, что тоже смогут так. Отсюда, очевидно, и пошел обычай сжигать усопших, на отдельных территориях просуществовавший до конца позапрошлого столетия. А где-то, думаю, это практикуют и поныне. Элементалями огня считаются саламандры.

- А что это за знак в центре? – спросил, привлекая к себе внимание, брюнетистый щеголь.

- Это, как писал Лэйд, символ памяти.

- Вспомни, - сквозь зубы выцедил Тьен.

Можно же просто поговорить, а не развешивать по всему городу афишки.

- Верно, - кивнул музейщик. – «Помни» или «вспомни». Именно на основании значения этого символа и был сделан вывод, что данная плита являлась кратким списком основных правил, составленных, предположительно, в помощь ученикам.

- Так это шпаргалка! – заржал любитель дев. – Так и представляю, как ученик ее под полой на экзамен тащит!

Последовавший за этим смех вызвал волну раздражения. Но Тьен сдержался, смолчал. Не только в этот раз – вообще. До конца экскурсии он не задавал больше вопросов и ни к одной вещи тут не выказывал излишнего интереса. Дождался, пока музейщик распрощается, оставив посетителей, будь на то их воля, самих побродить по залу, и вышел в холл.

- Хотите заказать снимок? – со слабой надеждой поинтересовался при его приближении фотограф.

- Да.

- Рядом с каким-нибудь экспонатом?

- Сам экспонат.

Юные дурносмехи уже ушли восвояси, а старик во фраке, остановившись у двери, наблюдал, как мастер устанавливает в центре зала свой аппарат и меняет линзы, чтобы запечатлеть для «большого поклонника археолога Лэйда» семейный портрет.

- Еще один кадр? – предложил фотограф Тьену. – На память: вы рядом с портретом своего кумира? А барышня с вами?

- Барышня со мной, - кивнул вор. Подозвал к себе мнущуюся в сторонке Софи. – Ну что, мелкая, сохранимся для истории?

- Хотя бы улыбнитесь, - попросил фотограф, перед тем долго примериваясь. – И немного влево, молодой человек, иначе вы головой закрываете мальчика на картине.

- Ничего, - усмехнулся юноша. – Не страшно.

Вспышка ослепила на миг, девчонка вздрогнула и вцепилась в рукав.

- Сможете забрать фотографии в начале будущей недели. Сейчас выпишу вам квитанцию.

Больше в музее делать было нечего.

- Приятно видеть, что они не забыты, - вздохнул старик у двери, когда Тьен, в последний раз взглянув на портрет, повел Софи к выходу. – Удивительно светлые были люди.

Вор споткнулся.

- Вы их знали? – с удивлением спросила девочка – сам Тьен и слова не смог вымолвить.

- Да. В детстве я жил в имении Лэйдов, мать была горничной у госпожи Александры. В тот день нам повезло: у нее был выходной, и мы поехали в город. А не то бы… - пожилой человек удрученно опустил белую от седин голову. – Знаете, - продолжил он, видя, что слушатели никуда не спешат, - время тогда куда суровее нынешнего было, как и нравы, а матушка прижила меня без мужа. С родней рассорилась, без жилья осталась. Если бы не госпожа Александра и ее муж, трудно бы нам пришлось. А у Лэйдов жили и горя не знали, и после, как выяснилось, хозяева нас в завещании не забыли. Светлые, светлые были люди… Сударь Генрих, до чего сказки рассказывать мастер был! Сынишку, помню, усадит, а тут же и ребятня вся, что в имении найдется: я, кухаркины двое, садовника помощник. Обо всем на свете забудешь, пока слушаешь. А у жены его пианино было. Я сунулся как-то, открыл крышку и пальчиком так тихонько по клавишам. Глядь, а она в дверях стоит. Думал, заругает. Ан, нет, учить взялась. Сказала, есть во мне это…

- И вы стали музыкантом? – предположила девочка, оглядев наряд старика.

- Стал, - не без гордости кивнул он. – Раньше с оркестром выступал и сам, бывало, концерты давал. Да годы уже… Но играю до сих пор. Я тапер в кинотеатре при студенческом клубе, здесь недалеко. Приходите. На этой неделе дают чудесную комедию. Не поверите, но когда гаснет свет, звучит музыка, и люди смеются, мне иногда кажется, что я слышу смех госпожи Александры. Такой смех раз услышишь, никогда уже не забудешь: чистый, искренний, словно хрустальные колокольчики звенят. А сынок ее… Э-хе-хе… Вот уж кого больше всех жалко. Малыш ведь совсем. Мне почти восемь было, а ему только-только пять исполнилось. Праздник, помню, был волшебный просто. Артистов наняли, дом весь в цветах. Сударь Генрих ему пони подарил – мы, ребятня, все по очереди перекатались… А люди, что завалы после пожара разбирали, сказали, что и не осталось от него ничего, до того маленький был…

Софи жалостливо шмыгнула носом, глаза у нее вмиг сделались влажными, и старик, увидев это, с улыбкой покачал головой:

- Полно, милая барышня. Жизнь-то продолжается. Даже моя, а вам так и вовсе горевать не положено. Простите, что растрогал, поговорить вдруг захотелось. Находит порой, годы, видать.

Он поклонился, прощаясь, и медленно, опираясь на трость, поковылял через холл к гардеробной. Подождав немного, Тьен нагнал его, оставив Софи в стороне.

- Скажите, - заговорил он тихо, чтобы девочка случайно не услышала. – Тот ребенок, о котором вы рассказывали… Музейщик говорил, что в записях не осталось его имени. Быть может, вы помните?

- Конечно, помню. Этьен. Этьен Лэйд. Но сам он, как начал говорить, звал себя «Тьен», и все в доме привыкли называть его так.

Если в глубине души еще и оставалась надежда на то, что он все-таки сошел с ума, последние слова старика развеяли ее в прах.

Глава 13

Из музея Софи выходила, переполненная странными чувствами. История археолога и его семьи трогала до глубины души, а при взгляде на ребенка на портрете вспоминался Люк, и сердце начинало встревоженно биться в груди, так что его стук перекрывал порой рассказы экскурсовода. А еще тот мальчик очень походил на Тьена, и вор, как бы ни старался казаться сухарем, все же расчувствовался от увиденного и услышанного.

- Пройдемся? – предложил он, когда девочка уже думала, что они снова возьмут извозчика.

Она спешила домой, поскорее увидеть брата и убедиться, что с ним все в порядке, но отказать не смогла. Молча взяла парня под руку и так же молча пошла за ним по широкой незнакомой улице, время от времени оглядываясь по сторонам на красивые высокие здания, проезжающие неспешно экипажи и изредка – шумные автомобили, но больше – смотрела прямо перед собой, просто, чтобы не задеть никого из прохожих. День пока был далек от своего завершения, солнце, пусть и не так высоко, еще светило, и даже, если поднять к небу лицо, как будто грело, бросая робкий вызов пощипывавшему щеки морозу… Белье на веревке, должно быть, задубело – снова Люк будет хохотать, когда она внесет в комнату и шутки ради поставит на пол его штанишки, словно в них влез невидимка. Его смех тоже похож на звон хрустального колокольчика… Но с ним никогда не случится ничего плохого, потому что она всегда будет рядом.

- Хочешь, на будущей неделе сходим на фильм? – спросил Тьен, не глядя на нее, а думая, видимо, о старом тапере.

- Только с Люком.

Братишке понравится, он такого никогда не видел. А она видела, не в кинотеатре – в клубе железнодорожников. Отец тогда еще жил с ними. В большом зале повесили на стену белый экран и поставили проектор. Крутили не комедию, а пуск состава по новому мосту, и Софи до конца показа боялась, что издали похожая на лесенку из спичек конструкция вот-вот обвалится под поездом. Ей было семь, и она еще не знала, что фильм – это то, что уже давно случилось, и если бы мост обвалился, вряд ли бы это стали показывать.