Обреченность (ЛП) - Картер И. С. - Страница 22

Полуголый Коул, одетый только в брюки от костюма, его ремень и верхняя пуговица расстёгнута, демонстрируя дорожку тёмно-русых волос, исчезающих в нижнем белье, шагает через комнату с огнем в его глазах.

Я отступаю. Задняя часть ног ударяются о пуфик в конце кровати, и я прижимаю черные брюки так сильно перед собой, как жалкий щит, как будто отступление от этого мужчины пойдет мне на пользу.

В мгновении ока мы — лицом к лицу.

Кожа его ботинок прикасается к коже моих ступней, и я неспособна прекратить задерживать дыхание.

— Ты хочешь меня, принцесса?

Его рука тянется, и он нежно прослеживает линию моей челюсти кончиком своего пальца. Всё мое тело — дрожащий комок нервов только от одного прикосновения.

— Ты хочешь этого нежно или грубо?

Мой голос представляет собой не больше, чем мучительный шёпот:

— Ласково, я уже испытала на себе грубость.

Его рука останавливает движение и опускается. Его глаза яростно сверлят меня.

— Ласка и грубость переплетены друг с другом. Твои глаза упиваются моим видом и добротой, судя по всему, и всё же твоё тело питает отвращение к злу.

На этот раз он поднимает свою руку, чтобы провести по моей ключице.

— Даже если ты борешься с этим, я могу почуять, что ты хочешь меня, Фей. Это сочится из твоей кожи и чертовски сводит меня сума.

Я дрожу. Я не могу ничего поделать. Как человек, изголодавшийся по прикосновению, он пробуждает во мне желания, каких я никогда и не помышляла, что могу ощущать.

— Тогда возьми то, что твоё, не спрашивая у меня разрешения, которое я не способна дать.

Слова вылетают из моего предательского рта, его аура, полностью исчезнувшая прежде, вспыхивает самым ярким красным.

В мгновение ока, я прижата к кровати, удерживаемая за мою поврежденную шею. Хватка Коула вокруг моего горла крепка, но он не намерен причинить боль.

Красный пульсирует вокруг него, почти принимая самостоятельную физическую форму, и всё, что я могу сделать, — подчиниться. Моё тело реагирует на него, и я роняю брюки из своих рук. Я развожу ноги, чтобы предоставить больше места его мощному телу. Голубой шёлк, что прикрывает мои интимные части, влажный от возбуждения, а мои соски настолько твердые, что болят.

Он позволяет своим глазам медленно скользить по моему телу, и низкое рычание вырывается из его груди, когда они добираются до вершины моих бёдер.

Используя костяшки пальцев своей свободной руки, он медленно очерчивает контур губ моей киски через влажную ткань. Прикосновение настолько нежное, что физически причиняет боль, и пульсация между моими ногами настолько безжалостная, что я не могу сконцентрироваться на чем-то ещё.

Его прикосновение успокаиваются, и его движения останавливаются, когда он твердо нажимает на мой холмик, вытягивая хриплый стон из моих губ.

Его глаза темнеют, веки прикрываются, и греховные уголки рта поднимаются в его фирменную ухмылку.

— О, у меня есть твоё разрешение прямо здесь, — он жестко потирает своими костяшками мой клитор, кружа и надавливая до такой степени, что удовольствие смешивается с болью. Затем он останавливается и подносит свою руку к моему рту, растирая мою влажность по всей поверхности моих губ. — Но отсюда я хочу твоё согласие. Когда ты будешь умолять меня трахнуть тебя, только тогда я сделаю так, чтобы боль, которую ты ощущаешь между своих бёдер, исчезла.

Он резко разжимает свою хватку на моём горле, и прежде чем у меня появляется шанс сделать свой следующий вздох полной грудью, я слышу хлопок двери ванной ещё раз.

Он оставил меня такой напряженной, как туго натянутая тетива лука.

Пульсация внутри меня такая сильная, что я чувствую её на кончиках пальцев рук и ног.

Хотя он ошибается.

Независимо от того, что он делает с моим телом, я никогда не буду умолять.

***

Я полностью одета к тому времени, когда Коул появляется из ванной.

Он одет в свой идеальный, сшитый на заказ костюм, ткань обтягивает его тело, выгодно подчеркивая мускулистую фигуру. Этот вид — настоящая эротическая фантазия каждой женщины: одетый в дорогой, сшитый на заказ костюм, предназначенный лишь для того, чтобы увеличить пульсацию между моими ногами.

Я изображаю безразличие. Мой пристальный взгляд сталкивается с его, мои глаза игнорируют красный туман, который нисколько не рассеялся.

Может быть, я отчаянно желаю его, но я тут не она такая. Коул может притворяться незаинтересованным мной, но мой дар точно позволяет мне видеть, насколько я зацепила его, и я использую это знание для укрепления моей решимости.

Он медленно оценивает меня. Я могу видеть, как работает его мозг, но я никогда не смогла бы предположить, какие следующие слова выйдут из его рта.

— Ты останешься здесь.

Мое сердце останавливается в груди.

«Он не собирается свергнуть и убить моего отца? Его планы изменились?».

«Или ещё хуже, он отошлёт меня назад?».

Вы можете сказать, как надо так напортачить в своей жизни — когда место, где вы стали свидетелем ужасных убийств, где вас чуть не задушили до смерти, где вам угрожали практически ежечасно, — становится лучшим местом, чтобы остаться, чем отправиться домой.

Дом.

Что за абстрактное слово.

В панике я бросаюсь вперед, делая несколько шагов, останавливаясь только тогда, когда мой мозг начинает функционировать, и я резко замираю в футе от него.

— Нет. Возьми меня с собой.

Мольба готова сорваться с моих губ, но я удерживаю её.

Мой голос вышел более смелым, чем я думала, его глаза сужаются в неодобрении.

— Ты не та, кто командует здесь, принцесса. Если я говорю, что ты остаёшься, — ты остаёшься.

Выпрямляя позвоночник, я стою перед ним, моё тело бросает ему вызов, отрицая лишения меня силы.

— После всего того, что он сделал, не лишай меня этого. Не отстраняй меня от наблюдения за мужчиной, которого я презираю, мужчины, который украл моё детство, детство, которое сделало меня этим… — я указываю на себя, презрение в моем голосе очевидно, — …не отнимай моё право увидеть, как он заплатит за свои грехи.

Мой голос обрывается на последнем слове, и я проглатываю ком в своём горле, смаргивая влагу с глаз.

Он молча оценивает меня. Не спускает с меня глаз, и я благодарна, что он не замечает, что я прижимаю обе руки к своим бокам, чтобы прекратить их дрожь.

— Тебе станет легче?

Его голос мягок, когда он, наконец, отвечает. Он ждет ответа, но видит моё замешательство.

— Смотреть на меня, сдирающего кожу с твоего отца живьем, поможет отправить твоих демонов на покой? Ты достаточно жаждешь его крови, чтобы слышать его крики вечность? Сможешь ли стерпеть, что твоя плоть, твоя семья, будет убита мужчиной, которому ты теперь принадлежишь, пока смерть не разлучит нас? Ты хочешь этого, принцесса?

Я не колеблюсь.

— Да.

Если мой ответ — отречение от моей души, что ж, так тому и быть.

Он кивает. Принимая правду, он протягивает свою руку мне.

— Тогда, пойдём. Если это то, чего ты жаждешь, — его кровь, я могу обеспечить тебя достаточным ее количеством, чтобы насытить любую потребность в мести, которая у тебя есть.

Я кладу свою руку в его, ленточки черноты, что сейчас являются настолько нормальными для меня, оборачиваются вокруг наших переплетенных пальцев и вьются вокруг наших запястий.

В этот момент, несмотря на причины нашего брака, несмотря на ещё не осуществление супружеских обязанностей, мы — одно целое.

Мы — тьма.

20

Я никогда не испытывал такого чувства правильности.

Зверь внутри меня успокаивается от её прикосновения.

Бог, возможно, покинул и обрек меня на ад еще со дня моего рождения, но если это было ради того, чтобы я достиг этого момента, так тому и быть.

Преисподняя может вечно изжигать мои кости до горстки пепла, ради одного проблеска этого момента или хотя бы ещё одного ее прикосновения…

Я выхожу из моей комнаты, глаза моей матери смотрят мне в спину, рука моей жены в моей ладони, я клянусь и Богом, и Сатаной — я заставлю его заплатить.