Обреченность (ЛП) - Картер И. С. - Страница 16

Мой взгляд устремляется обратно вниз по коридору, чтобы увидеть ожидающего Коула, по-прежнему стоящего спиной ко мне.

Бросая последний взгляд на двери, я иду в другом направлении и подчиняюсь команде моего мужа — маленькими, тихими шашками.

Он, должно быть, ощущает моё повиновение, поскольку возобновляет движение, а я следую за ним как хорошая зверушка, кем я и являюсь.

За углом огромная профессионально оборудованная кухня, и я вижу, как Коул приказывает двум сотрудницам уйти.

— Сядь.

Эта команда, конечно же, для меня, поскольку мы — единственные оставшиеся люди в комнате.

Я смотрю вокруг на внушительное пространство и иду к большой барной стойке, забираясь на табурет с высокой спинкой, чтобы сесть. Коул не удосуживается проверить, повиновалась ли я, его голова глубоко скрыта за огромным трехдверным холодильником, его тело наклоняется, когда он осматривает продукты питания. От мысли о еде мой живот громко заурчит, звук эхом разносится в тихой комнате.

— Я бы спросил, голодная ли ты, — он ставит разнообразные продукты для завтрака передо мной, затем идет обратно к холодильнику и достает сок и молоко в картонных коробках, — но я слышу, что ты проголодалась.

Я наблюдаю, как он наливает себе по стакану каждого напитка, затем пододвигает коробки ко мне, так и не предложив стакан. «Он ожидает, что я буду пить из картонных коробок?»

Моя рука тянется к ним — мой голод отвергает здравый смысл.

— Я не сказал тебе, что ты уже можешь есть, принцесса.

Моя рука зависает над тарелкой с выпечкой: круассан дразнит мой урчащий живот обещанием слоеного великолепия, но как хорошая девочка, которой я натренирована быть, я терпеливо жду.

Я наблюдаю, как он делает глоток молока, прежде чем ставит его передо мной, затем, используя один палец, подтягивает тарелку выпечки к себе, прежде чем разворачивает пищевую пленку и откусывает большой кусок от круассана, который я собиралась съесть.

Его глаза наблюдают за моим лицом, его губы ухмыляются, когда он слышит, как мой живот протестует ещё раз. Крошки цепляются за его полный рот, его язык высовывается и слизывает их — его глаза всё время неотрывно смотрят в мои. Он открывает свой рот, чтобы откусить ещё раз, и колеблется, переводя взгляд на еду потом снова на меня. С напускным безразличием он кидает остатки круассана на стойку передо мной.

— Теперь ты можешь есть, — его большой палец заталкивает случайные кусочки выпечки в рот, а я смотрю, полностью загипнотизированная тем, как его влажный язык помогает отправлять крошку в рот. Я должна была дать отпор этой унижающей демонстрации власти. Я должна быть обеспокоена тем, что вынуждена ждать объедки, как собака, но я всего лишь потребность, замаскированная под сосуд, состоящий из крови, костей и сухожилий.

Этот мужчина убивает меня желанием.

Больным, извращенным, грязным желанием.

Он приподнимает свою бровь и показывает жестом на свою отвергнутую еду.

— Ешь, принцесса. Мы уезжаем через десять минут.

Затем он уходит.

Оставив меня голодной.

Такой болезненно голодной.

14

— Что, бл*дь, я делаю?

Кормлю её, забочусь о ней, а затем прикрываюсь этой демонстрацией в какой-то жалкой попытке восстановить контроль.

Она пытается влезть в мою голову и трахнуть мой мозг, эти её глаза отрезают меня от моей черной и гнилой сути.

Когда я наблюдал, как Люк прикасался к ней, его рот был практически на её, я почти потерял свой контроль. Я почти пролил кровь моего брата. И из-за чего? Из-за шлюхи Крэйвен?

Я отказываюсь становиться жертвой её хитрости.

В отличие от моего отца.

Его стремление к крови Крэйвенов превратила его в монстра, а его желание киски Крэйвен убило единственного человека, кроме Люка, которого я любил.

Да, я любил.

Мое глупое, молодое сердце глубоко любило, и я наблюдал, как эта любовь была загублена шлюхой Крэйвен.

История не повторит себя.

Она умрет, прежде чем поймает меня в ловушку.

Я не стану моим отцом.

15

Я опять на заднем сиденье автомобиля Коула. Не произнесено никаких слов, не разглашено никаких планов, я сижу и наблюдаю, как кусочек голубого неба преобразовывается в серые здания, как только мы приближаемся к Лондону. Всю поездку Коул печатает на своём планшете, время от времени используя селекторную связь, чтобы отдавать приказы водителю. Ни разу не взглянув в мою сторону. Я должна быть благодарной за передышку, за шанс обдумать всё, что произошло за последние двадцать четыре часа, и возможность сформулировать план.

Грант мертв, и теперь я должна найти другой выход.

Люк.

Люк — это ключ.

Он хочет меня. Я только должна найти способ заставить его захотеть меня достаточно сильно, чтобы он предал своего брата.

У меня может быть план, но он будет не легким.

Автомобиль останавливается возле известного джентельменского клуба в Мэйфейр. Клуб, принадлежащий «Багряному кресту» и являющийся местом господства моего отца.

— Мой отец не приезжает сюда по понедельникам, — рассеянно произношу я, больше для себя, чем в ожидании ответа, длинные часы дороги усыпили мою бдительность, внушив ложное чувство спокойствия.

Лицо Коула медленно поворачивается ко мне, его рука тянется к двери.

— Мы здесь не для того, чтобы увидеть твоего отца, принцесса. Мы здесь, чтобы сплотить войска, мы здесь, чтобы положить начало перевороту, — он изучает моё лицо, возможно, ожидая моей реакции: это должен быть или шок, или ужас, но он не получит этого от меня. Моё тело кричит на меня, чтобы отпраздновать, но мой разум предупреждает меня, чтобы я оставалась спокойной.

— Хмм, — он даже не старается скрыть удивление от отсутствия у меня реакции. — Возможно, маленькая папочкина девочка скрывает некоторое количество своих собственных тайн, — его свободная рука поднимается и медленно тянется к моему лицу, кончики его пальцев плавно скользят по моей шее, прежде чем он нежно захватывает несколько прядей за моим ухом. — Не волнуйся, принцесса. Ты сможешь разделить со мной все свои тайны позже. Муж и жена не должны никогда ничего утаивать друг от друга, именно поэтому ты здесь. Чтобы явиться свидетелем из первых рук — относительно моих планов для Крэйвен. К концу дня «Багряный крест» будет иметь нового Короля.

Его прикосновение стремительно меняется от нежного до жестокого за один взмах его длинных ресниц, его рука сурово сжимает мой затылок, притягивая мою голову ближе к своему лицу.

— Вопрос в том: будешь ли ты по-прежнему находиться на моей стороне, Королева? — он ещё раз ищет ответ в моем лице, его глаза безжалостные в их попытке донести его образ действия в мою душу. Я позволяю его взгляду заполнить меня, ни разу не моргнув, разрешая ему увидеть в моём безэмоциональном пристальном взгляде то, в чём он так нуждается. Его взгляд меняется и фокусируется немного дольше на моём голубом глазе, его брови хмурятся, в то время как он незначительно наклоняется.

— Твоя радужная оболочка кровоточит, вблизи я бы поклялся, что в форме сердца.

В его тоне не чувствуется отвращение или насмешка над моим несовершенством, он просто констатирует то, что видит.

Возможно, именно поэтому я честно отвечаю:

— Это скорбь по моей матери, они не всегда были такими.

Его голова откидывается назад, как будто мои слова — это физический удар. Его любопытный пристальный взгляд теперь жесткий и непреклонный. Это — правда, мои глаза изменились после несчастного случая, который забрал мою мать от меня. До того дня я была обычным голубоглазым ребенком. Мои тёмные волосы от моего отца, мои глаза — дар моей любимой матери после её смерти, как подарок того несчастного случая, когда моим новым разноцветным глазам был дарован уникальный дар или проклятие.

— Шлюхи не должны быть оплаканы, — он выплевывает слова в меня так, как если бы они жгли его рот, он словно желает навязать мне их власть.