Обреченность (ЛП) - Картер И. С. - Страница 12

Мои руки стремительно двигаются вперед и хватают её за лодыжки. Её плоть гладкая, бледная и безупречная в моих руках. С небольшим усилием, я тащу её за ноги и подтаскиваю её извивающееся тело по паркетному полу к изножью кровати. Моя хватка оставляет синяки на её нежной коже, руками тянусь к ее бедрам.

Опускаю взгляд на её обнаженные половые органы, и досада бушует в моей крови. Если б я хотел девочку, то я бы взял одну. Я люблю, когда мои женщины выглядят как женщины, а не как подростки до полового созревания. Я люблю ощущение их жестких волос на моих пальцах, языке и члене. Я люблю наблюдать, как они становятся испачканными моей спермой.

Она борется с моей хваткой и пробует вырваться, но она не ровня мне. Её грудь подпрыгивает от её безумных движений, а твердые соски взывают ко мне, просто умоляя о моих зубах.

Я выпускаю её ноги, и она немедленно пытается отползти назад, но с её нескоординированными движениями далеко отодвинуться у нее не получается.

Я нахожу её бесполезные попытки забавными и открыто ухмыляюсь в её лицо, на котором выражение паники. Что бы она не увидела в моих глазах, это только еще сильнее пугает её, и она разворачивается на четвереньках в стремлении подняться с пола.

Движение лишь представляет мне её упругую задницу, и похоть немедленно переполняет мои вены. Её киска может быть гладкой и непривлекательной, но её задница просто просится быть наполненной.

Алек может потребовать доказательства нашего траха, но он не сможет определить, какую именно дырку я заставил кровоточить.

Я чувствую, как улыбка растягивается на моем лице, и как только девчонка вскакивает на ноги, я атакую.

Спустя секунду, она находится в положении лицом вниз на кровати, её руки сжаты за её спиной одной моей рукой, в то время как другой я быстро расстегиваю молнию на своих брюках.

Её ноги бесполезно извиваются, стараясь оттолкнуть, неспособные найти силу или цель для удара, и я сильнее зажимаю их между моими бёдрами.

Мой член вырывается наружу и нацеливается прямо на колечко тугих мышц между ее ягодицами. Он нетерпеливо пульсирует от каждого приглушенного крика и хныканья, которые поглощает матрас.

Как только я пристраиваю свою длину между её упругими ягодицами и слышу её умоляющие всхлипы, дверь моей спальни сотрясает стук.

Я игнорирую его, решая проникнуть в её нетронутое тело.

— Коул! Открой грёбаную дверь. Алек Крэйвен направляется сюда.

11

В один момент я так сильно прижата к кровати, что с трудом могу вздохнуть полной грудью, в следующий — я одна.

В одну секунду мои руки крепко прижаты к спине, ноги зажаты мускулистыми бедрами, жар его тела обволакивает мою плоть, в следующую — мне холодно.

В одно мгновение мои ягодицы сжаты из-за вторжения его стального члена, почти вошедшего в моё тело, в следующее — вся моя сверхчувствительная кожа ощущает лишь холодный воздух.

Мой разум в смятении из-за всех ощущений, которым я сопротивляюсь, моё сердце практически выскакивает из груди, а мои конечности дрожат, как осенние листья, готовые упасть с деревьев от небольшого порыва ветра.

Я одна.

В темноте.

Я слышу приглушенные проклятия из-за двери спальни. Люк прокричал предупреждение, что прибыл мой отец.

Я застываю от рёва, выпущенного Коулом, прежде чем он убрал свой толстый член от моего напряженного колечка мышц и с возмущением покинул комнату, выключая весь свет на своём пути и оставляя меня дрожать от холода во тьме.

Не услышав ни слова предупреждения или угрозы о возвращении, я остаюсь только в тишине и окружении черной ночи.

В течение долгих минут я лежу, жду и прислушиваюсь, ожидая вызова на показ свидетельства нашей брачной ночи. Чтобы представить доказательство моего совращения, для того, чтобы показать моему отцу-деспоту, что его воли подчинились: его желание выполнено и его даром основательно воспользовались. Но никто так и не пришел.

Я лежу, пока хаотичные мысли крутятся в моей голове, подобно мыльной пене после мытья грязной посуды, убегающей вниз по сливу. Я не могу сформулировать план, у меня нет возможности сбежать и в течение краткой, блаженной секунды, я позволяю себе сдаться. Принять всё, что ни уготовано мне, какие бы ужасы не принесло будущие, в борьбе нет никакого смысла.

Покой сопровождает это принятие. Сладкий, небесный покой.

***

Сознание возвращается медленно.

Моя реальность тихо проникает в затуманенный сном разум.

Моё свернутое калачиком тело раскинулось на свежих простынях. Мои мысли вялые, как и мои растянутые мышцы. Я резко тянусь, прежде чем удовлетворенно опускаюсь, как кошка, потягивающая своё тело в солнечном свете открытого окна.

Моргаю, открывая глаза, взгляд ловит широко распахнутые тяжелые шторы, позволяющее жгучему утреннему солнечному свету заливать до этого тёмную комнату.

Белые простыни опутывают меня, мои руки обвиты мягкостью шелка, а под головой мягкая подушка.

Даже при ярком свете тишина окружает меня, но я знаю, что он здесь, я чувствую его присутствие так же, как чувствую теплоту солнца.

— Папочка шлет тебе свой привет.

Я резко подскакиваю вертикально от пронзительного звука его голоса, глубокого, властного, но резко ломающего тишину и жалящего мои уши. Я разрываюсь между желанием закрыть их руками или спрятать обнаженное тело под простыней.

Мои все еще сонные глаза встречают его пристальный взгляд, пока он сидит и наблюдает за мной из того самого кресла, которое являлось его троном вчера ночью. Его локти опираются на бедра, тело наклонено вперед, а его глаза оценивают моё лицо.

— Мой отец здесь? — мой голос першит как ото сна, так и от криков, которые он вызвал у меня раньше, прежде чем нас потревожили вчерашней ночью. Я мягко прочищаю своё горло, в то время как отодвигаюсь дальше вверх по кровати до тех пор, пока моя спина не натыкается на изголовье.

Его губы поджимаются в отвращении.

— Нет, дражайший папочка не соизволил почтить нас своим присутствием вчера ночью, он прислал приспешника — проверить, что я выполнил свои супружеские обязанности.

Мои брови хмуриться от замешательства, и я открываю свой рот, чтобы спросить, кого именно, но он продолжает:

— Так что я отослал Гранта назад к нему с доказательством того, что меня прервали.

То, как он назвал имя Гранта, заставляет побежать мурашки по моим обнаженным рукам.

— Ккк… каким доказательством?

— Кровь. Много, много крови, но не той, что Король Алек ожидал.

Он разрывает контакт глаз и переводит взгляд в окно:

— Какой стыд. Я даже наполовину не насладился незапланированным убийством так, как мог, но всякое бывает, — его глаза вновь возвращаются к моим. — Скажи мне, принцесса. Ты будешь оплакивать его?

Мой желудок ёкает в смятении и панике, эти чувства сплелись между собой.

— К-к-кого?

Я ненавижу то, что я заикаюсь, показывая мою тревогу.

— Его. Мужчину, у которого были твои фотографии в телефоне.

Мой желудок чуть ли не падает на пол. Чувство, похоже на езду на американских горках, когда поезд сходит с рельсов.

— Ккк… какие фотографии?

Он улыбается. Ярко, но с пронзительным злорадством.

— Ну же, принцесса. Ты знаешь, о каких фотографиях я говорю. Хорошо… ты должны помнить некоторые из них, на тех, на которых ты бодрствовала и смотрела непосредственно в камеру. Другие… — он пожимает плечами. — Хотя, я понимаю, почему ты могла забыть, или, возможно, ты недостаточно была в себе, чтобы запомнить, — он делает паузу на секунду, по-видимому, размышляя о чём-то. — Он действительно думал, что у него есть талант художника, не так ли? Я имею в виду, некоторые из тех поз были довольно-таки экстремальны, но… были в крайней степени симпатичны, но… — Коул наклоняется вперед с проблеском отвращения и едва сдержанной похоти в своих глазах, — …по крайней мере, я теперь знаю, что моя жена гибкая. Ох, и развлечения нам предстоят.