И снова девственница! - Соломахина Анна "Fjolia" - Страница 4

– Домой. – Она вздернула подбородок и сжала зубы.

– Ты еще не поняла, что полностью в моей власти? – Он подошел вплотную, остановившись в какой-то паре сантиметров. Порочная тень мелькнула в высокомерном взгляде.

– Поздравляю, – едко ответила доведенная до предела Любовь. – Пошел в задницу!

И от души пнула в источник этого самого порока.

Взвизгнув от неожиданности, господин Злыдень крутанул кистью, отчего пол с потолком несколько раз поменялись местами (хотя особой разницы между ними не наблюдалось), а в шее жертвы что-то громко хрустнуло. Бесчувственное тело распростерлось на полу. Нежная бархатистая кожа была особенно красива, контрастируя с грубым камнем. Она сияла своей белоснежностью, вызывая безотчетное желание прикоснуться, попробовать на ощупь, вкусить ее сладость. Даже струйка алой крови из слегка вздернутого носа не портила вида. Напротив, придавала трогательной хрупкости.

– Тварь! – вырвалась грубость.

Эта женщина будоражила его чувства. Не столько красотой телесной и отнюдь не дерзким духом, но их удивительной совокупностью, приправленной горькой перчинкой разбитых надежд (он знал о ее никчемной жизни все). Простых, банальных до невыносимости, но столь необходимых этой примитивной самке. Примитивной и такой притягательной. С трудом сбросив оцепенение, он с помощью левитации перенес ее на кровать, борясь с непрошеным желанием сделать это собственноручно. Парочка артефактов на лоб и солнечное сплетение, и рваное дыхание выравнивается, кровь сворачивается, а тело расслабляется.

– У тебя нет никаких шансов против меня. – Он стер кровь с ее лица и облизнул палец. – Поговорим завтра.

– Наконец-то я проснулась! – возрадовалась Любовь, соскакивая с дивана и заглядывая в кроватку дочери.

– Мама, я так хочу спать, – противно заныла Зойка, – и так не хочу в садик! Давай я пойду к бабе Хае?

– Заюшка моя, – нацеловывала все, что оказалось в ближайшем доступе, Люба, – сегодня суббота, мы никуда не идем.

– Как это никуда? – тут же подскочил возмущенный ребенок. – Ты же обещала пойти в зоопарк!

– А ты вроде спать хотела? – хитро сощурилась Люба, подлавливая маленькую врунишку на слове.

– Так светло на небе, солнце встало, – как маленькой, принялась объяснять кудряшка. – Значит, и нам пора.

– Пора-пора, – подхватила Любаня светлую мысль и защекотала дочке бока. – Только сначала каша. Тебе какую?

– Рисовую, с корицей и ирговым вареньем.

– Сладкоежка ты моя. – Она вдохнула нежный аромат ребенка и отправилась на кухню. – Как хорошо, что та дрянь была просто сном.

– Ты кого дрянью назвала? – раздался леденящий душу голос.

Голубая занавеска кухонного окна поплыла перед глазами. Головокружительное чувство падения и страх. Страх открыть глаза и не увидеть надоевших до оскомины серых кухонных обоев, сменить которые не хватало ни денег, ни времени.

– Я знаю, что ты уже проснулась, хватит притворяться. – Противный до зубовного скрежета тон. – Мы вчера не закончили!

– Боже, как мне это надоело! – простонала Люба. – Я хочу обратно к своей дочурке.

– Только после того, как сделаешь то, что мне надо. – Он стоял напротив кровати и равнодушно смотрел на полуобнаженную Любаню.

– А давайте я просто засну и проснусь уже дома, – она натянула до подбородка соскользнувшее одеяло, – или хотя бы оденусь.

– Интересно, ты такая тупая или головой сильно ударилась?

– На ваш выбор, – дернула плечом блондинка, – лишь бы отстали.

– Еще одно слово, – белесые глаза злобно прищурились, – и тебе не к кому будет возвращаться.

И тут случилось то, чего Любовь никак не ожидала: она увидела, как ее малышку, ее кровиночку скручивает так, что та превращается в маленький, худенький комочек. По всему телу появляются открытые красные язвы, потом они чернеют, а после разрастаются так, что за ними уже не видно ни единого клочка кожи. Ребенок сгнивает заживо буквально на глазах. Люба слышит детский крик. Отчаянный, полный невыносимой боли.

Слезы текут по обнаженной груди – одеяло давно забыто и лежит в ногах. Судорога скрючивает руки, грудь разрывается от рыданий, тело забыло как дышать.

– Ну-ну, успокойся, – недовольно ворчит мучитель и развеивает иллюзию. – Это всего лишь демонстрация моих возможностей. Ничего с твоей малявкой не случилось… пока.

Слова с трудом пробиваются сквозь шум в ушах. Наконец они доходят до агонизирующего сознания, и ярость поднимается из самых глубин материнского сердца.

– Да как ты… – Фраза обрывается.

– Достала. – Усталость мелькнула во взгляде. – Будешь молчать, пока мне не потребуется от тебя ответ. Положительный.

Убедившись, что пленница больше не издает ни звука, он зафиксировал запястья, приковав цепями к столбикам кровати. Ошейник решил пока не задействовать – оставил в запасе. Открывшаяся картина вызывала полнейшее удовлетворение и будила вполне определенные желания.

«Вот гмыр, не до того сейчас!»

– А теперь слушай. Ты пропавшая без вести принцесса Меравии. Во время переворота тебя спасла кормилица и увезла в Кординию, то есть в нашу страну, – уточнил похититель, вспомнив, что названия пленнице ни о чем не говорят, – где и воспитывала до последнего времени. Месяц назад она скончалась, а ты устроилась в мой замок горничной. Я когда-то был близко знаком с твоей погибшей родней, увидел фамильное сходство и проверил кровь. Ты пусть и не принадлежишь к правящему дому, но королевской крови и имеешь право на определенные притязания. Это понятно?

Обалдевшая от потока абсурдной информации, Люба автоматически кивнула.

– Отлично. Манерам и меравийскому мы тебя научим. Это первое. Второе – ты любимый типаж нашего наследного принца, – тут его рот презрительно скривился. – Вскружить ему голову не составит труда. Вашему браку может поспособствовать алчность Базальда – действующего короля, он давно хочет изменить очертания своих северных границ, а благодаря тебе может рассчитывать и вовсе их расширить. Когда свергнет в Меравии нынешнюю власть.

Любе казалось, что этот человек бредит. Какие короли, какая принцесса? Кто он вообще такой и как она здесь оказалась? А, точно, упала с тем типчиком в кусты… мертвым типчиком. Последняя мысль отрезвила ее не хуже ведра ледяной воды.

– Ну и самое главное. – Седовласый довольно потер руки. – В первую брачную ночь ты должна будешь дать мужу яд. Без разницы, до или после исполнения супружеского долга, тут на твое усмотрение. И не гляди на меня так, это всего лишь сильное снотворное. Настоящее тело мы заменим на муляж, а принца лишим памяти и обеспечим тихое, безбедное существование. Где-нибудь очень далеко отсюда.

«Что-то сомнительно сие великодушие, но кто ж меня спрашивает? – отчетливо говорили выразительные Любины глаза. – Кстати, интересно, а разлагаться муляж будет или так и останется нетленным? Мало ли, может, какой ретивый потомок решит взглянуть на кости предка в фамильном склепе, а там свежак? Так, я что, всерьез рассуждаю о бреднях этого типа? Похоже, что да».

– Как же мне нравится, когда ты молчишь. – Он подошел к прикованной пленнице и провел узловатым пальцем по ее скуле. – Ты так прекрасна в своей беспомощности. – Похититель наклонился и вдохнул ее запах. Скривился. – Особенно если тебя помыть.

Люба равнодушно пожала плечами и уставилась в первую попавшуюся точку на стене. Ей было фиолетово, что там нравится или нет этому садисту, хотелось просто никогда его больше не видеть, а еще лучше – не вспоминать. Ее до сих пор потряхивало от ужасного видения, несмотря на то, что оно оказалось всего лишь иллюзией. Этот негодяй нашел главную болевую точку – ребенка. Даже за себя она так не волновалась, как за дочку. Некому будет позаботиться о малышке – мама одна не справится.

Люба решила, что обязательно попытается выкрутиться. На крайний случай есть смерть, ведь при таком исходе трогать ее девочку не будет нужды. А дочка… за ней она присмотрит, поможет маме, пусть и бесплотным призраком.