Товарищи китайские бойцы - Новогрудский Герцель Самойлович - Страница 36

Цзи прожил в гостеприимном доме неделю. Когда кто-нибудь из соседок заходил, он забивался в темный угол печи и старался ничем не выдать себя. Свою спасительницу он называл мама, а та его — сынок. Она рассказывала ему о своих сыновьях. Те тоже служили в Красной Армии, все трое — коммунисты…

— Наш дом на примете, — говорила она. — Да слава богу, тиф помогает… Дочки у меня во флигеле после тифа отлеживаются. Вот белые и не лезут.

Как ни боялись белые тифозной заразы, но долго держать в городе, да еще в доме, который на примете, китайского бойца было рискованно. Когда Цзи, отлежавшись, немного окреп и встал на ноги, «русская мама» нашла надежных людей и с их помощью переправила его в ближний чеченский аул Гойты[13], а там добрые люди помогли красноармейцу пробраться в горы, к партизанам.

Много воды утекло с тех пор, и вот мы сидим с Цзи Шоу-шанем в большом нарядном зале, и он рассказывает нам о прошлом, о стодневных боях, участником которых был.

С помощью Цзи нам удалось ликвидировать на карте наших поисков немало «белых пятен».

Мы спросили его, много ли китайцев участвовало в обороне Грозного.

— Думаю, человек триста, не меньше, — ответил он.

— Нам говорили, что там воевали бойцы Пау Ти-сана, а их было не больше сотни.

— Верно. Те пришли из Владикавказа. Но, кроме них, в Грозном находился еще китайский отряд из Астрахани. Человек полтораста их было. И еще были китайцы пулеметчики. Те в разных подразделениях служили. По два, по три человека. Я сам тоже пулеметчиком воевал. На бронепоезде «Богатырь».

Вот и найден ключ к пониманию того, о чем говорил Кучин и что никак не вязалось с нашим представлением о численности китайских бойцов, принимавших участие в обороне Грозного.

Обрадовал нас Цзи Шоу-шань и тем, что сумел назвать несколько имен, узнать которые очень хотелось. Он помнил, кто был командиром китайской роты, оборонявшей вместе с грозненскими рабочими Беликовский мост в дни, когда белые выпустили из нефтехранилищ горючее и подожгли Сунжу. Его звали Лю Фа-ляй. А разведчика с бронепоезда «Борец» звали Ван-чи. Храбрый боец был. Он служил с ним потом на бронепоезде «Красная Астрахань», — на том, который в двадцатом году освобождал Баку…

Вскоре после встречи с Цзи мы попали в Грозный и попытались разыскать там спасшую его «русскую маму». Однако разыскать Артемину было нелегко. В адресном столе значилось до удивления много грозненцев, носящих эту фамилию.

Напрасно мы колесили из конца в конец города, напрасно посещали всех престарелых Артеминых, — ни одна из них не была той, которую имел в виду наш китайский знакомый.

Попробовали прибегнуть к помощи грозненского радио: рассказали перед микрофоном про спасение Цзи Шоу-шаня, попросили откликнуться тех, кто может хоть что-нибудь сообщить об его спасительнице.

На наш призыв откликнулась Анастасия Тихоновна Галенская, старая большевичка, персональная пенсионерка.

Она пришла к нам не без колебаний. Нечто похожее на услышанное ею по радио произошло с ее матерью. Это было в марте 1919 года. Галенская лежала в тифу, уже поправлялась, и мать доверила ей свой секрет: она приютила молодого китайца красноармейца, бежавшего от деникинцев. Этот китаец неделю жил у них, а потом его переправили в горы… И братьев у нее трое, все коммунисты… И другая сестра вместе с нею в одно время тифом болела… Словом, все совпадает, за исключением одного — фамилия ее матери не Артемина, а Хохлова. Значит, возможно, тот китайский товарищ, который приезжал в Москву, говорил о другой.

— Как звали вашу мать?

— Надежда… Надежда Артемовна… — Лицо нашей собеседницы озаряется улыбкой. — Погодите, я, кажется, начинаю понимать… Ну, конечно, маму в поселке иначе как по отчеству никто и не звал — Артемовна и Артемовна… По тому, как звали ее соседки, она, должно быть, и запомнилась китайскому бойцу.

Да, несомненно, Надежда Артемовна Хохлова и есть та «русская мама», которая спасла китайского бойца. Она скончалась несколько лет назад на восемьдесят шестом году жизни.

19. Перед уходом

а Северном Кавказе 1918 год уходил в прошлое под вой метелей, надсадный гул орудий, бред тифозных больных. XI армия отступала. «Пожалуй, единственная из всех красных армий, — писал позже об этом отступлении А. И. Егоров, — бывшая XI армия стратегически и тактически находилась в самых плохих условиях. Без сколько-нибудь оборудованного тыла, без коммуникаций и средств связи, без гарантий на какую-либо безопасность — этих основных элементов войны…»[14]

— Держитесь, — подбадривал Пау Ти-сан своих солдат, оборонявших Владикавказ и вымотанных беспрерывными боями. — Наше дело помочь красным полкам уйти в степь. За ними и мы уйдем в Астрахань, к товарищу Дзи Ла.

Пау Ти-сан называл Кирова как все китайские бойцы. Воспоминания Ли Чен-туна и Ча Ян-чи помогли нам восстановить картину тех тяжелых дней. Комбат рассказывал бойцам о том, что Киров пытался пробиться с транспортом оружия на Терек, но не успел, дороги оказались перерезанными, и вот сейчас с этим оружием, присланным Лениным, он ждет их в Астрахани. Там им будет хорошо— обмундирование получат новое; кому нужно винтовку сменить — сменит; патронов насыпят каждому полные подсумки. Да и отдохнуть смогут, и подкормиться, и обогреться. Астрахань для этого отличный город. Другого такого не скоро найти.

Бойцы стойко сдерживали натиск врага. Волчьи сотни Шкуро предпринимали атаку за атакой, редели на глазах, но ничего не могли добиться. Так проходили дни, пока из штаба армии не поступил приказ: китайскому батальону идти на Кизляр.

Встал вопрос о раненых. Сложнее всего он складывался для китайцев. Раненых чеченских и ингушских бойцов нетрудно было разместить по аулам. Горцы их белым не выдадут. Раненых русских бойцов тоже можно было пристроить. А вот как быть с китайцами? Приютить-то их приютят, но ведь любой белогвардеец опознает китайца с первого взгляда, и это будет означать для бойца верную гибель. По приказу Деникина все китайцы, почему-либо застрявшие в тылу у белой армии, подлежали военно-полевому суду. «Их ловили, — писала в то время „Правда“, — заставляли самих рыть себе могилы и расстреливали»[15].

Поступали деникинцы и иначе. В станице Грозненской атаман Бабенко обезглавил двух пленных китайцев и головы их, вздев на колья, выставил перед своим домом.

Когда пришел приказ оставить Терек, ни у кого ни на минуту не возникло сомнений: раненых китайских воинов надо вывезти в первую очередь и во что бы то ни стало. Но, конечно, не в степь. Поход через зимние степи равносилен для них смерти.

Командиры собрались на совет.

Габо Карсанов отлично помнит, о чем говорилось на нем, помнит и все, что затем последовало. Николай Гикало, стоявший во главе партизанских отрядов, сказал на этом совете Пау Ти-сану:

— Другого выхода нет. Твоих раненых бойцов возьмем мы. Увезем их в горы, будем лечить.

Пау Ти-сан пожал плечами. Чтобы увезти раненых в горы, нужны лошади. А с лошадьми дело обстояло плохо. Их в партизанской армии не хватало даже для таких прирожденных конников, как горцы из отряда Шерипова и сотни Карсанова. Как часто в последнее время Габо бывал свидетелем тяжелых сцен, когда горец терял в бою коня. Это считалось у бойцов страшной бедой. Какой воин горец без коня, какая может быть война в пешем строю!..

Китайский комбат не представлял себе, чтобы горцы уступили кому-нибудь своих коней, но это было именно так. Гикало переговорил с Шериповым, и тот созвал конников-партизан.

На зеленой поляне, обрамленной горами, собрались всадники. Шерипов рассказал им о тружениках китайцах, покинувших далекую родину в поисках куска хлеба, о том, как нещадно эксплуатировали их и у себя дома и здесь в России, с каким воодушевлением встретили они Великую Октябрьскую социалистическую революцию, как единодушно и искренне встали на ее защиту.