Нотами под кожу (СИ) - "Anzholik" - Страница 43

Не будет.

Не сбудется.

Никогда, черт возьми, не сбудется…

НИКОГДА.

Ничего уже не изменится… и пора бы смириться, а я не могу.

Как же это сложно. Вот так, из года в год понимать, что время идет, я живу, все живут, а их нет. Нет мамы, нет брата, что был половинкой души моей, и даже отца, мудака, тоже нет в жизни моей. Хотя именно он мне и не нужен. Наверное.

Треть пачки сигарет скурена к хуям. Настроение ниже плинтуса. А мои друзья в данный момент убиваются по разным комнатам, наплевав на меня. Суки. Но да ладно, у них своих проблем хватает. Хотя немного обидно то, что моя квартира как перевалочный пункт. Для этих двоих. Остальные отчего-то перестали заходить так часто, как раньше. Только редкие звонки, когда мы не вместе колесим с концертами. С банальными: «Привет, мудило, ты как, не сдох еще? Ну и окей, береги связки, пей яйца, только не свои, куриные». Это крылатые слова Лехи. Коля вообще звонит только Пашке теперь. Я ж, типа, провинившееся говно, которое только и может, что нервы трепать. Уебище лесное, дебилоид редкостный, кретин тупоголовый. Зато когда концерт: «Фил, туда иди, то делай, с теми и вон с теми, и вон там. Молодец, тяни выше, больше секса, больше энергии. Интервью. Общение с фанатами. Улыбку шире, ты, блять, не на похоронах. Что с лицом? Лимона съел? Не станешь вести себя нормально, я тебя этими твоими, блять, лимонами закормлю нахуй». Ну а потом оказывается, он просто нервничает, и жена у него дура, а любовница еще хуже, и все его бесит, и так далее. И гитару он мне купил ту, которую я хотел, и даже с чехлом на заказ. Душечка, мать его. Волчара ебаная в дорогой овечьей шкурке. Но я ему много чем обязан. Да всем почти. Потому молчу в тряпочку, покорно въебывая предписанное.

— Я в ванную, — пройдя мимо кровати, на которой эти придурки мирятся, говорю. Сгонять уже не стал, хотя мое обиталище место священное, но да ладно, сменю простыни…

В ванной отлеживаюсь не менее часов двух, двух с половиной. А может, и того больше. Пальцы уже давно гармошкой. Меня нехуевенько так разморило. Тело — желе, короче. Мозги — точно та же субстанция. Потому решив, что пора бы мне уже вываливаться из этого прекраснейшего места и, пожрав предварительно, завалиться спать и отоспаться по-человечески впервые за неделю, выхожу. В комнате, как и ожидалось, оказалось пусто. То ли они решили вспомнить, что моя кровать — священная обитель, то ли куда-то, суки, смотались. Но в зале бормочет телик, так что кто-то точно здесь есть.

Взлохмачивая влажные волосы, с кончиков которых противно капает за шиворот майки, плетусь на звук, так сказать. Да вот хорошо, что я не сильно разогнался. Потому, едва я подхожу к входу в необходимую мне комнату, торможу, услышав «прикрытый» пиздежом телика разговор.

— Не обращай внимание. Гера иногда психует беспочвенно, просто он такой, понимаешь? С ним довольно сложно, его понять нужно, вникнуть в его проблемы, в его взгляды, мысли, прошлое, настоящее. Принять его таким, какой он есть, иначе ничего не выйдет. Ты не дави на него. Он прожил всю жизнь, свято веря, что его задница неприкосновенна, а тут ты появился и перевернул все с ног на голову. Я ему даже никогда и не говорил о том, что гей. Да и никому практически не говорил. Лишь узкому кругу людей, тех, кто в теме.

— Я понимаю, потому и не прошу ничего от него. То, что подпускает, уже меня радует. Хотя этого мало… но время покажет, что и во что выльется.

Выхожу, скривившись максимально недовольно. Молча жду, пока меня заметят. Замечают. Однако же разговор не прекращается.

— Тебе медаль нужно выдать, за терпение. Заочно, — посмотрев на меня, мой Макс, мой лучший друг, моя, блять, рубашка говорит ТАКОЕ Тихону. Ах, медаль? Ну, заебись. Может, ему еще и пару грамот за то, что тот меня отметелил? Или награду за находчивость, за то, что афродизиаком накормил?

— Вы не охуели часом? В моем доме, при мне живом и стоящем здесь, меня же и обсуждать, — сузив сверкающие праведным гневом глаза, спрашиваю. Предварительно подойдя еще ближе.

— Медаль? Не стоит. У нас был конфликт в первые дни знакомства, и ему здорово из-за меня досталось.

— Не удивлен, что это твоих рук дело. Почему-то даже именно так и думал. Герку, походу, вставляет, когда его мутузят моментами, да пожестче. Да?

— Манда, — огрызаюсь и, схватив телефон со столика, иду из комнаты, да подальше.

— Лови психа, — слышу вдогонку. А после меня заключают в кольцо рук и тащат обратно. По запаху понимаю, что это не Макс, и точно не сидящий расплывшись киселем и тихо дремлющий в объятиях Пашка.

— Тихон, если тебе яйца дороги, отпусти, — шиплю, дернувшись. Помогает слабо. Эта короста сильнее меня. Не сказать, чтобы прям намного, но в данном случае в его захвате я как в ебаном капкане. И оно-то вроде и бесит, а с другой стороны, тело само собой расслабляется в его руках.

— Не отпущу, — целует за ухом, утыкаясь во влажные волосы лицом. Дышит на влажную кожу, обжигая ту дыханием. И что-то подсказывает мне, что фраза подошла как раз к месту и вовремя. И она может восприниматься и касательно его захвата, и всей ситуации вообще. Я ведь послал его, грубо, дерзко и совершенно по-дебильному. Кто же на хуй шлет, когда только что с того самого хуя и слез?

========== -22- ==========

POV Тихон.

— Ну что, с Новым годом, друг! — Звон бокалов, который должен веселить и создавать соответствующее празднику настроение, наоборот, кажется противным. Раздражает, и я бы с удовольствием запустил хрупкое стекло прямо в стену, но, увы, я не дома, а дебоширить с моей репутацией в общественных местах нельзя. Чревато.

Скучно. Пусто. Неинтересно. Блекло. Все, мать его, блекло… Настроение ни к чему не располагает. Ничего не хочется. Ну, кроме одного-единственного желания, хотя, скорее, даже нужды…

— Унылое говно, а не праздник, — выношу вердикт, грубо поставив бокал на стол, и как тот не треснул от недружелюбной встречи с твёрдой поверхностью столика, не знаю. Кривлю губы, недовольно глядя по сторонам. Тупизм. Идиотизм. Как здесь вообще может быть весело? Вокруг куча безвкусной мишуры. Гирлянды, цветные лампочки и всякая дебильная хуета висит во всех предназначенных и не предназначенных для этого местах. Девицы, разодетые и блестящие похлеще новогодних елок, аляповатые и с полным отсутствием вкуса в большинстве своем. Парни, умасливающие и без того на все готовых барышень, пьяные и тупеющие при виде всего этого «великолепия».

— Как встретишь, так и проведешь, верно? — раздается рядом.

— Это был тонкий намек? — приподнимаю бровь, в упор глядя на снисходительно улыбающегося Леху.

— Толстый, Тих, толстый намек, — подливает себе шампанского, смотрит с минуту на меня, а после продолжает: — Его здесь нет, хотя он мог быть, однако предпочел смотаться на два дня раньше в другой город, чтобы покутежить перед концертом с теми, кто ему явно дороже тебя.

— Спасибо, ты великолепно «поднимаешь» мне настроение. Ага.

— Я всего лишь правду говорю и прошу тебя не строить призрачных надежд.

— Сказал тот, кто, собираясь жениться, застал свою любовь до гроба в кровати собственного дяди.

— Не пытайся уколоть, не делай больно другому, чтобы себе облегчить боль.

— Тебе бы на философский факультет, но явно не к нам.

— Философия в бизнесе так же важна, как экономика в спорте, — поднимает трубку орущего телефона. Долго разговаривает, поглядывая на меня постоянно. Нет, я, безусловно, ему благодарен за то, что он вытащил меня из собственной берлоги, где я зарылся, послав все громко и четко нахуй. Но подобная неприкрытая ничем истина от него прямо в глаза, без боязни задеть или обидеть — раздражает. Я все и так прекрасно знаю, более того, я тут мучаюсь без сучьей брюнетистой макушки, но изменить что-либо не могу…

Просто не могу, потому что понимаю, что Гера пустил меня в свою постель, в дом, частично в жизнь, но не в душу, не в сердце. Он не мой, совсем не мой. Хотя мы вроде вместе, и он стал куда ближе, даже рассказал немало о семье, о жизни своей. Он доверяет мне как-то по-своему. Но мне мало. Я любви его хочу, чего-то глубокого и искреннего, хочу тепла простого человеческого. А этого как не было, так и нет. Да, он иногда может сам обнять, лежать со мной и смотреть телик, тихо засыпая. Перебирать мои волосы, щекотно фырчать на ухо, как ежик. Сонно целовать пересохшими губами. Но эти моменты такие редкие, видимо оттого и настолько ценные.