Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий - Страница 72

Он опустил голову, посмотрел на тело брата, лежавшее у его ног. Легкий ветерок, крадучись над самой травой, едва шевелил прядь волос, упавшую на посветлевший лоб мертвого рыцаря. Северину даже показалось, что на губах Венсана навсегда застыла улыбка - такая редкая при жизни.

- Венсана уже нет с нами, - произнес он тихо. - Это печально, это горестно сознавать, с этим трудно смириться, но это так. Пройдет какое-то время, люди короля потеряют след и перестанут искать то, чего на самом деле, как теперь стало ясно, никогда не было и нет...

- Выходит, сеньор, мы с вами таскали в Англии подделку? - спросил Тибо.

- Выходит, что так.

- И ничего не произойдет, если посмотреть на нее?

- Ничего. А я-то искренне думал, что мы прячем настоящую святыню! Я тоже был вовлечен в обман, в мистификацию. Впрочем, так думали все, кто с этим был связан. Вот так, тайное далеко не всегда становится явным. Но когда это случается, не всегда явное становится тем искомым, желанным и выстраданным, каким казалось раньше. Одна тайна порождает другую, одно заблуждение ведет к следующему, одно разочарование влечет за собой еще более глубокое. Величайшим терпением должен обладать тот, кому удастся преодолеть все преграды и кому, наконец, откроется Истина. Венсану не хватило на этом пути одного шага...

- Выходит, на этом обмане стоял весь Орден тамплиеров?! - воскликнул Гишар де Боже.

- Если бы это было не так, - задумчиво ответил Северин, - нас бы уничтожили еще раньше...

- Господи! Почему это случилось в моей жизни! - воскликнула Ребекка, стоя на коленях перед остывающим телом рыцаря.

- И в моей... - подвывая, добавила Эстель.

Она смотрела на спокойное теперь и гладкое лицо своего покровителя и всё еще не могла поверить в то, что гордый исполин, твердый и незыблемый, как скала, в одно роковое мгновение рухнул. Еще несколько минут назад она и думать не могла о том, что неприступная крепость может выбросить белый флаг, что суровое и благородное сердце воина-монаха может когда-нибудь остановиться. За короткое время она успела полюбить его всею душой и теперь остро понимала, что погубила свою любовь собственными руками.

- Тибо, - позвал Северин, - ты знаешь Париж лучше меня. Сходи куда нужно, чтобы нанять людей для похорон.

- Лучшего места, чем приход Сен-Жермен-л'Оксерруа, в Париже не найти, - ответил верный оруженосец. - Уверен, что для графа де Брие отыщется тихий уголок на кладбище Невинных. Только нужно заплатить немалые деньги...

- Я дам тебе столько, сколько необходимо для отдельной усыпальницы. Мой брат заслужил гораздо бОльшего, но обстоятельства заставляют нас совершить обряд со скромностью, присущей настоящему тамплиеру.

- Да, сеньор, я сделаю всё, как надо. Там же я приглашу и священника, - тихо сказал поникший оруженосец.

- Нет, - твердо ответил Северин, - нам не нужны лишние глаза и уши. Едва ли в этом городе найдется тот, кто будет достоин проводить в иной мир моего брата. Я сам совершу отпевание...

...Вечером в доме Гишара де Боже было тихо. За столом в кухне сидели все его временные обитатели - все, кроме того, о ком оставалось лишь вспоминать.

- Сеньор, что нам теперь делать? - спросил Тибо, с надеждой глядя на де Брие. - Например, я мог бы служить вам...

Северин посмотрел на него задумчиво, потом тихо произнес:

- Нужно жить дальше - всем нам. Русло реки свернуло с прежнего направления, и перед нами открываются новые пути. Теперь я, скорее всего, не задерживаясь ни на один день, отправлюсь в Брие. И кто пожелает поехать со мной, тот получит не только кров, но достаток и покой.

Он взглянул на женщин, те молчали, отвернувшись.

- Ваша милость, я готов служить вам до конца моих дней, - заверил Тибо.

- Полагаю, у меня будет возможность оценить твою преданность, - ответил Северин.

- Сеньор, - робко позвала Ребекка после паузы, и было видно, что страшное утро для нее все еще продолжается, - а почему сеньор Венсан сказал "береги нашу дочь"?

- Ты действительно хочешь это знать? - спросил Северин.

- Да.

- Тогда знай, что в ту ночь... ты понимаешь, о какой ночи я говорю... так вот, в ту ночь с тобой был Венсан, а не я... Меня удержала робость, тогда как он воспользовался тем, что я с ним поделился...

- Господи! - вырвалось у Ребекки. - Господи, прости этому человеку, как прощаю ему я...

- Выходит, я убила собственного отца?! - воскликнула Эстель, вскакивая с табурета.

Северин де Брие поднялся, выставил руки и не дал девушке убежать.

- Господь простит тебя, девочка, - тихо сказал он, прижимая голову Эстель к своей груди.

- Как мне жить с этим дальше? В моей душе померк свет и наступил мрак...

Северин отстранил девушку от себя и тихо сказал, глядя ей в глаза:

- Жизнь, моя девочка, - это бесконечный поединок света и тени, и никому не дано знать, где кончается свет и начинается тень, и никому не дано знать, что есть одно, а что - другое...

2

Утро без настроения - это даже не катастрофа. Это особое состояние души, когда любой шорох может стать раздражителем, - не то что случайный телефонный звонок или голос на лестничной площадке.

Инна проснулась, когда еще было темно. Она лежала на спине, а перед глазами видела не привычный сумрачный потолок в сеточке тюля, а огненно-кровавые языки пламени, жадно тянувшиеся к ней. И в этих отблесках неизвестного огня мелькали чьи-то скрюченные фигуры и бесконечные лица - незнакомые и какие-то жалкие. Казалось, каждое нуждалось в сочувствии... И звуки - какофония звуков сопровождала этот хоровод. Что-то визжало, что-то скрежетало, ныло, рыдало, канючило и хохотало вокруг.

Дрожащей рукой она потянулась к ночнику и успокоилась только тогда, когда конус желтого света выпал из-под колпака торшера. Кошмар исчез - улетучился в одно мгновение.

"Господи, что это было?!" - подумала она и вдруг с поразительной ясностью вспомнила свой последний сон. Лужайка перед парижским особняком, тугие плечи натянутого лука, кровь на груди умирающего Венсана де Брие и его грустные помутневшие глаза.

Инна вскочила, заметалась по комнате, потом тихо, обессилено села на кровать. Она совершенно не знала, что теперь делать...

Механически, как на автопилоте, умылась, привела себя в порядок, убрала постель. Завтракать не хотелось - заставила себя проглотить бутерброд с сыром и чай. Включила компьютер. Надежда на утреннее сообщение теплилась в ней. Но почтовый ящик был пуст.

"Ничего, еще целый день впереди, - подумала она, успокаивая себя. - У него ведь тоже заботы по утрам: завтрак там, уборка, рынок..." Придумала сюжет для Андрея, чтобы оправдать молчание.

Потом снова открыла почту и решительно написала: "Доброе утро, Андрюша! Я сделала всё, как мы договаривались. Сначала я думала, что умру от страха! Но ты не представляешь, как мне на самом деле было легко! Просто я знала - ради чего всё это делаю... Напиши мне..."

Письмо успешно отправилось - исчезло в пространстве, упало в бесконечность. Но не пропало бесследно: по каким-то замысловатым траекториям оно должно было непременно долететь к тому, кому было адресовано, и обозначиться в его почте в разделе "Входящие".

Она стала ждать. Нет ничего хуже в жизни, чем ждать. Тысячи, миллионы возражений против этой истины можно выслушать и принять от разных людей, тысячи и миллионы примеров иных испытаний. Но любой из этих людей, когда бы сам столкнулся с ожиданием, непременно бы сказал: да, именно это самое мучительное, что только может быть в жизни.

И пришел вечер - и ушел вечер. И наступила новая ночь - и прошла ночь. И только на следующее утро женщина поняла, что тает, что уменьшается в размерах, что ожидание - съедает ее, истончает, превращает в тень...

Она встряхнулась, умылась ледяной водой. Она знала, что таким способом можно быстро вернуть кровь к голове, можно отыскать равновесие.

"Так, сосредоточилась - и вспомнила: куда ты положила визитку? - говорила она себе, шаря по полочкам и ящичкам своего секретера. - Не могла же ты ее выбросить, нет такой привычки - сразу избавляться от хлама. Должно отлежаться, и только время покажет, что нужно выбросить, а что сохранить. Так, вот она!"