Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий - Страница 68

- Но я... как я смогу, я - слабая женщина, а он! Я в своей жизни убивала только назойливых комаров... Я не смогу, мне не хватит духа!

- Сможешь. - В голосе Андрея появилась какая-то глубокая уверенность. Стальная уверенность. И несвойственный, почти приказной тон. - Ты сможешь, я знаю.

- Господи! За что? За что это мне?..

Сидящие за соседним столиком парень и девушка оглянулись на них.

- Инночка, успокойся, возьми себя в руки!

- Я не могу, я сейчас распла... Я ведь его люблю - там! А тебя - здесь! Нет, это невыносимо! Пойдем отсюда...

***

- Я что-то не то сказала?

- Почему? Всё то...

Они медленно шли по темной улице. Инна попросила Андрея проводить ее: после зимы в живых остались не все фонари. Ветер стих - и сразу стало как-то теплее. Или это вино мягко грело изнутри. Они держались за руки - так было спокойнее.

- Ой, я букетик там забыла!

- Вернемся?

- Нет, пусть кому-то достанется, пусть кто-то улыбнется...

- Пусть... - согласился он.

Несколько минут шли молча - в паузе между штрихами пунктира. Вдруг Инна остановилась, потянула Андрея за руку, повернула лицом к себе.

- Я не знаю, как там сложится... у них... и у нас... Но пока мы рядом, пока мы вместе... я хочу, чтобы ты рассказал мне...

- О чем?

- О той высокой цене, которую ты платишь за счастье творить. И еще о том испытании, которое проходит твоя любовь к жене...

- Тебе действительно это нужно? Я думал, ты не спросишь...

- А я спросила. Я должна это знать, Андрюша... всё про тебя знать...

- Хорошо, я попробую объяснить. Возможно, это прозвучит нелепо, невероятно или даже глупо. Но я однажды понял, что своим творчеством вступил в противоречие с мирозданием, которое поступает с "выскочками" предельно просто, но вполне эффективно. Сейчас объясню. Дело в том, что когда я написал свой первый роман - чуть ли не на следующий день заболел. Провалялся неделю в больнице и был выписан с неясной этиологией. Тебе понятно это слово?

- Ну, это как причина заболевания?

- Да, именно. Моё общее недомогание, низкое давление, вялость, упадок сил остались тогда непонятыми врачами. И всё бы как-то забылось - как случайный эпизод, если бы не повторилось снова. И знаешь, когда?

- Ты еще что-то написал?

- Второй роман! Потом, через год - третий.

- И опять?

- Чётко, как по расписанию! Это со мной так боролись - я понял...

- Так и перестал бы писать прозу. За стихи же тебя не наказывали? О чем хотя бы твои романы? Они изданы где-нибудь? Может быть, стоило сменить тему?

- Романы разные: исторические, фантастика. Они не изданы: говорят - неформат. Слово такое придумали, чтобы всё нормальное от коммерческой литературы отделить. Это уже другой разговор, Инна. Не в этом дело. Главное, что мои книги объединяет - кроме фамилии автора, конечно, - это то, что на вершину пирамиды поставлен Человек и его Любовь. Всё остальное - эпоха, сюжет, приключения - это антураж. И вот, скорее всего, отношение автора к Человеку - где-то не понравилось...

- Как я хочу всё это почитать!

- А перестать писать - значит сдаться, - продолжал он свою мысль. - Сдаться - значит позволить общему уровню культуры оставаться на весьма среднем значении и даже не пытаться приподнять его хотя бы на йоту. А я так не могу! В меня при рождении, нет, при зачатии заложена творческая программа, и я обязан ее выполнить, чего бы мне это ни стоило. Это висит надо мной не на земном, а на каком-то высшем, энергетическом уровне. - Андрей заглянул Инне в глаза: понимает ли она. - Что ты на меня так смотришь?

- Как?

- Как на Дон-Кихота.

- А ты и есть он самый...

- Ну вот, я предполагал, что ты не воспримешь этого... Инна, они думали, что сломают меня, но я выдержал все испытания и выкарабкался.

- Да кто "они"?

- Какая разница? Ты ведь без деталей понимаешь, о чем я говорю.

- Думаю, что понимаю...

- Тогда я скажу тебе главное.

- А это еще было не главное?!

- Нет. Слушай. Когда там, наверху, поняли, что, ломая мое здоровье, со мной не справятся, они нашли иной способ - куда более действенный и жестокий. Они ударили по самому больному моему месту - по ребенку.

- Как это!?

- Очень просто: в мою любимую девочку внезапно вселился невидимый и страшный недуг - сахарный диабет. Дай бог тебе никогда не знать, что это такое! А мы живем с этим уже четвертый год. Это не просто другая жизнь, это - другая планета! По мнению ученых, лет через шесть-восемь что-то появится для полного излечения от диабета, да и то, может быть... А пока - нигде в мире, нигде!.. Но моя девочка восприняла болезнь мужественно и стойко, она довольно быстро научилась распознавать свое состояние, хотя контролировать уровень глюкозы в крови - весьма непросто. Дома она, конечно, пользуется специальным мерителем, он "глюкометром" называется, но в школу его брать не хочет. У нее в рюкзачке всегда есть конфетка или печенюшка - на случай падения показателей до низких цифр. Это гораздо страшнее, чем повышение - бывают случаи впадания в кому, мы читали... И шприц с инсулином тоже всегда у нее в рюкзачке - на случай повышения. Уколы она давно сама себе делает, а иногда приходится и в школе. Заходит в туалет, закрывается в кабинке и делает... когда в бедро, когда в живот...

- В живот?!

- Да, Инна. Там есть определенные места для уколов инсулина. Вообще их на теле немало, но не во все делать удобно без посторонней помощи.

- Я понимаю...

- Так вот, - продолжал Андрей, - по закону мы оформили на дочь инвалидность. Об этом мало кто знает, мы не стали афишировать, чтобы не привлекать к себе внимания, чтобы дети не стали на нее коситься. Они ведь еще глупые были тогда, пятиклашки всего-то. Директор школы знает с самого начала и классная, а одноклассникам - не обязательно. Так мы решили. Конечно, когда-нибудь наш секрет раскроется, но они-то, ровесники ее, уже станут старше и воспримут адекватно. Наша девочка - умница! Она старается, она не хочет отличаться от других. Она и повзрослела раньше всех... из-за этого... У нее глаза изменились... В них - другое наполнение, понимаешь? Мы с ней всегда были очень дружны. Как-то так сложилось, что главные свои новости и проблемы она несла сначала мне, а потом уже маме. И до сих пор так. Раньше мы любили играть в "кто кого пересмотрит". Бывало, по несколько минут вглядывались друг в друга, даже старались мысли свои внушать. Потом разгадывали, смеялись... А сейчас иногда смотрю ей в глаза, а там такая глубина - не донырнуть...

- Господи, почему так!?

- Вот - цена моего творчества, Инна! И вот испытание моей любви к жене, которая вкладывает всю душу теперь в нашу дочь. Она ведь у меня медик, она лучше других знает, что такое эта болезнь... Она ведет дневники каждого дня, она изучает статистику, она пытается отыскать какие-то закономерности - наперекор всем книгам и справочникам, которые о закономерностях не говорят. Она специально встает ночью, чтобы сделать контрольный замер и не будить для этого дочь. Аккуратно прокалывает ей палец и меряет. Каждую ночь, Инна, четыре года - и каждую ночь. С самого начала болезни, когда дочери еще было двенадцать. Она хронически недосыпает, она находится в постоянном стрессе, понимаешь? Моя жена теперь - это тоже другой мир, богатый и цельный, как раньше, но - другой. Наполненный иным содержанием, доступным далеко не каждому. Мне - тоже лишь частично. И еще за это - за то, что она теперь знает гораздо больше меня и позволяет иногда прикоснуться к своим жизненно необходимым знаниям, - я люблю ее еще больше... И, как могу, поддерживаю. Я люблю ее беззаветно, не только как женщину, но еще и как воплощенного в человека ангела-хранителя для моей дочери. Для нашей дочери. И пусть иногда у жены не находится времени для меня, пусть иногда она уклоняется от моих ласк - я всё понимаю... что она устала, что ей практически некогда расслабиться, что она - на своей тревожной волне... И я тихо отхожу в сторону, чтобы не дать этой волне разбиться о скалу моих собственных интересов. И никогда - веришь, никогда! - не позволяю себе даже думать о ком-то другом...