Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий - Страница 48

- Да! - Луи вскочил на ноги, но тут же упал на колени перед Тибо. - Да! Ты прав, Тибо! Я доносил. Я виноват перед тобой. Хочешь, я скажу честно: когда ты спал пьяный в харчевне, я встречался с аббатом Лебефом, а потом вернулся и тоже лег спать. Это он сказал мне о болезни папы. Я выдал себя, да. Грешен, грешен, Тибо! Прости меня... Знаешь, однажды меня поймали со срезанным кошельком и кинули в тюрьму. Там было ужасно! Толпа оборванцев, давно потерявших человеческий облик - воры, убийцы, насильники - все находились в одном общем помещении. Нас, наверное, нарочно поместили вместе, чтобы мы передушили друг друга. Но не это еще самое страшное, Тибо! Там был постоянно мокрый пол, на котором просто нельзя было спать. Я все время сидел, отыскав, как и все другие, сухой угол и опершись спиной о стену. А передо мной, шлепая своими лапками по лужам, туда-сюда сновали крысы. Огромные, Тибо! Они сверкали в мою сторону огненными бусинками глаз и, наверное, ждали, когда я сдохну. Это нельзя передать! Потом был суд, мне назначили срок в два года. Я просидел в душном подземелье, в этой преисподней почти семь месяцев, когда однажды пришел аббат Лебеф. По его распоряжению нас приводили к нему в сухое и светлое помещение где-то наверху. Он беседовал с каждым узником, а нас там было больше двадцати человек. Аббат Лебеф предложил мне работу... ты понимаешь, какую, Тибо. И я согласился. Знаешь, еще бы несколько месяцев - и я бы отдал богу душу. А вместо этого - довольно сытое житьё, просто нужно было ходить по людным местам, присматриваться и прислушиваться к разговорам. Ну, и попутно это не мешало мне заниматься любимым делом. Так продолжалось года полтора. А потом я встретил тебя...

- И донес, что я служу бывшему рыцарю тамплиеров...

- Прости, Тибо...

- Бог простит.

- Друг, я готов искупить свою вину! - встрепенулся Луи. ­- Сейчас, когда умер папа Климент, мне совершенно не обязательно служить аббату Лебефу. Я брошу это дело, обещаю. Нет, клянусь! Теперь я искренне на твоей стороне, на вашей стороне! Теперь я буду служить твоему хозяину так же, как служишь ты, Тибо! Мы выполним его поручение в Англии, вернемся, и я покаюсь перед ним. Слышишь, Тибо? Я покаюсь, и пусть он примет справедливое решение...

- Знаешь, Луи, - сказал Тибо, поднимаясь в полный рост, - мы действительно были с тобой друзьями - там, в Лане, в далеком детстве. Случилось так, что наши дороги разошлись, и от прежней дружбы не осталось и следа. Это не ты виноват перед сеньором де Брие, это я виноват перед ним. Да, Луи, виноват, что привел тебя и вместе с тобой притянул неприятности.

Луи тоже поднялся, и теперь оба стояли у борта, обдуваемые ледяным ночным ветром Бискайского залива. Во мраке они почти не видели лиц друг друга - только силуэты и контуры.

- Я понимаю, Тибо. Я буду служить честно!

- Человек, однажды предавший, никогда не сможет удержаться от повторного предательства, - сказал Тибо. - Это я знаю не понаслышке, доводилось видеть. А что касается моего хозяина... Хотелось бы знать, что тебе поручали относительно него?

- Я скажу, конечно же, скажу. Я должен был докладывать о каждом его шаге: куда ездил, с кем встречался, о чем говорил.

- А для чего?

- Не знаю, мне не объясняли. Я слишком маленький человек в чужой игре. Думаю, это связано с поисками сокровищ тамплиеров... Папа никогда не скрывал, что хочет их отыскать. А твой хозяин каким-то образом избежал ареста, вот они и следили за ним, думали, что он выведет на какой-то след...

- А тут еще и тайник в Тампле...

- Да, аббат Лебеф был крайне удивлен! Нет, скорее, возмущен. Мне досталось от него за то, что я не сумел предупредить заранее. Тибо, друг, я все потом расскажу сеньору де Брие. Я очень надеюсь, что он меня простит.

- Знаешь, Луи, он уже принял справедливое решение. Но я никогда не думал, что мне придется делать именно это...

- Что, Тибо, о чем ты? - Голос Луи задрожал. - Что ты собираешься...

- Прости, Луи, - коротко сказал Тибо и взмахнул рукой.

... Ясным и солнечным утром на палубу вышел капитан. Оглядев горизонт, он остался доволен ходом "Знамения" и отдал несколько отрывистых команд матросам. Потом поднялся на бак, где заметил одинокую фигуру Тибо.

- Доброе утро, сеньор капитан! - поздоровался пассажир.

- Доброе. А где ваш приятель?

- Знаете, он передумал плыть в Англию и ночью сошел с корабля, - не моргнув глазом, ответил Тибо.

Капитан сощурился и пристально посмотрел на него.

- А вчера мне показалось, что вы были друзьями, - сказал он. - Впрочем, это не мое дело.

- Благодарю вас, сеньор! - ответил Тибо и отвернулся.

На душе у него скребли кошки.

2

С первых дней февраля стала вдруг с восторгом ломаться вся статистика многолетних метеонаблюдений. Воздух прогревался солнцем до неприличных температур, городские птицы, всю зиму прятавшиеся в только им известные щели, вдруг высыпали гурьбой на тротуары, стали носиться над головами людей и тараторить наперебой, будто торопливо делясь друг с другом новыми впечатлениями. Запахло весной. Из твердой, омертвевшей земли внезапно проклюнулись побеги каких-то отчаянных, ошалелых от новизны трав. Небо менялось на глазах, из безжизненно-бледного превращаясь в лазорево-чистое, льняное. Город ожил. Улицы, как артерии, наполнялись жителями южного города - еще медлительными, сонными, но все более смелыми. Так продолжалось целую неделю, точнее, восемь дней.

И вдруг повалил снег - на дома, на дороги, на деревья и на людей. На те жалкие ростки из-под земли, которые не успели даже помолодеть. На птиц, обманувшихся в своих ожиданиях. На мусорные баки. На трамвайные рельсы. На жизнь. Он был густым и мелким - мелким, но густым. Он стремительно покрывал город выстраданным слоем - плотным и переливчатым. Сугробы поднимались повсюду, как пенка на вскипающем молоке.

И всё в какие-то несколько часов исчезло, прекратило существование, с молчаливой торжественностью оказалось погребенным под снегопадом.  И уже углы домов перестали казаться прямыми, а закруглились не по канонам архитектуры, скамейки на опустевших аллеях будто вставали на дыбы, выгибая напряженные спины, а деревья понуро опускали ветки под тяжестью белоснежно-кремовых гирлянд. Цветосмешение близкой весны в один день сменилось однотонными белилами, которые уходящая зима в отчаянии выплеснула из бездонного ведра февраля.

***

Всякая любовь - есть переход на новую ступень. Чувство, которое возвышает, которое озаряет душу, не может делать человека беднее, обкрадывать его. Напротив, оно приносит ни с чем не сравнимые богатства - даже если проходит испытания, даже если сопровождается страданием. Так было и так будет всегда...

"Я поняла одну простую вещь: мне во Сне додаётся то, чего не хватало в жизни... эмоции, любовь... Почему-то так... Может быть, и тебе тоже?

Я ведь уже много лет думала, что в моей жизни ничего не может произойти - в смысле, ничего такого, что станет переворачивать душу. У меня был опыт в юности, я тебе рассказывала. Обожглась настолько, что навсегда закрылась - думала, что навсегда... И вдруг - это... Любовь в реальной жизни и еще одна - во Сне. Кому рассказать, кто поверит?

Но если в реальной жизни всё как бы понятно (гм, скептически поморщилась в этом месте...), то во Сне - где мы не в силах управлять, принимать решения... Какова тогда моя роль? Кто я и что - я? И для чего - я? Тем более что мне там даны две любви вместо одной... к мужчине и к матери... Я ведь любила ее заочно, всю жизнь любила - как святой образ, как некую сущность, которую никогда не видела, но связь с которой чувствовала постоянно, с самого детства, как только смогла понимать эту связь. Мне снилось, и я знала, что любила. Твердо знала. Почему - так?

Еще в монастыре, когда я только говорила с ней, в моей душе уже что-то шевельнулось - вошло в какие-то клеточки, застряло, защемило там неожиданной догадкой и держало в напряжении всё время. Пока мы не разговорились во дворе часовни. Я старалась не подавать виду, была намеренно колючей, холодной с ней. Помнишь? Вернее, хотела быть такой. Ну не могла же я сразу кинуться на шею человеку, который меня в самом раннем детстве оставил чужим людям... А как хотелось! Обнять ее, приласкать... сказать какие-то слова... произнести это слово - "мама"... Простить - а за что прощать...