Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий - Страница 25

Я закрываю глаза... и сразу твои руки опускаются мне на плечи... и кружится голова... я наклоняю её немного назад... там - ты... тёплый... родной ... желанный... ты наклоняешься надо мной... И сладко замирает сердце от твоих прикосновений... я еще наклоняю голову немножко назад и вбок, чтобы потереться щекой о твою руку... и что будет дальше, я не расскажу никому... Это только мой опыт..."

***

"Опыт - это то, что мы получаем взамен ошибок и несбывшихся желаний. Опыт - это часть эксперимента, в котором мы сами принимаем участие в качестве исследуемых объектов.

Каким бы оптимистом я ни хотел казаться, все равно считаю, что жизнь - жестока, несправедлива и горька. Всегда была, есть и будет. Потому что жизнь - это эксперимент над нами, людьми. И все мы в ней - подопытные кролики. Счастливой, беззаботной, легкой жизнь кажется, наверное, только тем, кто лишен возможности адекватно к ней относиться. Но мы называем таких людей сумасшедшими. Жестокость и несправедливость, постоянно сопровождающая нас - в быту, в транспорте, на работе, на рынке, в отпуске, да где угодно - настолько прочно вошла в нашу жизнь, что порой мы ее просто уже не замечаем, стало быть, научились не реагировать возмущением или сочувствием. И это - тоже наш опыт.

И люди, с которыми нас связывает судьба, - это составляющие одного большого эксперимента, к которому можно только прикоснуться, но который невозможно до конца постичь. Вот сказал и подумал, что этими словами могу тебя обидеть... Прости...

Помнишь, недавно мы говорили о снах? Сегодня я хочу тебе кое-что еще рассказать об этом. Представь себе, что какому-то человеку снится один большой долгий сон. Он повторяется чуть ли не через ночь, и каждый следующий эпизод совершенно четко и последовательно продолжает предыдущий. Это как сериал - с одними и теми же героями, отношения между которыми давно сложились определенным образом. И человек, о котором я говорю, всякий раз должен во сне, то есть в этой многосерийной истории, выполнять какие-то задания, участвовать в каких-то событиях, причем, он хорошо понимает, что от его решений или поступков часто зависят жизни других персонажей этого сна, этого сериала. А персонажей достаточно много, и все они разные по характеру, статусу, полу, наконец. Есть женщины, с которыми связано прошлое, есть те, с кем будто бы связано будущее. Есть друзья и есть враги, есть единомышленники и есть предатели. Всё как в большом и захватывающем кино, скорее - экранизации какого-то романа. И хуже всего то, что этот герой ничего не может противопоставить наваждению, он обречен участвовать в этой истории, поскольку она немедленно продолжается, как только он засыпает. Какой же выход - постоянно бодрствовать? Но человек ведь не может не спать вовсе, вот почему тот, о котором я тебе рассказываю, очень страдает от всего навалившегося, но ничего не может с этим поделать. Не идти же к психиатру! Не ровен час, еще и диагноз определенный может выискаться...

Представила, Инна? А теперь ответь, как бы ты сама относилась к человеку, если бы такой отыскался и попросил о помощи? Впрочем, о какой помощи может идти речь? Скорее - о сочувствии, не более..."

***

" Бывают такие моменты в природе, когда кажется, что всё это - небо, деревья, погода, косые лучи спрятанного за облаками солнца - как декорация в театре. Шла по улице и видела только что. С севера и востока наступала мгла, так бывает перед снегом, когда тучи полны его и несут уже из последних сил, готовые просЫпаться от любого шёпота и лёгкого дуновения, а не то что от ветерка. А над головой сияли высокие облака, словно софитами,  освещённые невидимым солнцем, закрытым не мглой с северо-востока, а светлыми тучами запада. Освещение самое естественное, но показалось таким волшебным и сотворённым чудным образом. И я подумала: Боже, как давно не была я в театре! Как мне хочется снова вдохнуть этот аромат, смешанный из  пыли кулис, грима, пудры, декораций, сколоченных из неоструганых досок, старых костюмов и париков, услышать приглушённый гул зрительного зала, увидеть этот волшебный свет, обещающий чудо прикосновения...

...когда целый день падаешь в пропасть, в какой-то момент начинаешь замечать то, что проносится мимо: редкие деревца на уступах, какие-то травинки и даже цветы... эдельвейсы, наверное... так высоко только они растут... и так труднодоступно. О, нет, ещё альпийские фиалки... да много, наверное, только не знаю, как зовут.  В голову  начинают приходить какие-то мысли, не только отчаяние одно движет сознанием. Сознанием движет ревность... надеюсь, ненадолго... Просто письма от тебя долго нет...

Я много слов могу написать, но всё не то... всё старо... говорено... и читано... всё - штампы... как превратить в слова - дыхание... или биение сердца... или - замирание души... или - трепетание точки... как бабочка - о стекло... где-то внутри ямочки под шеей... Как это было, что я жила, тебя не зная?..

Я просто счастлива, что у меня есть ты - моё Солнышко, мой студёный родник, мой колодец, откуда я могу напиться твоих родниковых слов - если б не было твоих стихотворений, я задохнулась бы от этого графоманства... В прошлые зимы я просто приходила домой и брала с полки любую книгу стихотворений: Ахматову, Цветаеву, Пушкина, Рубцова - кого угодно, или в компе искала - Бродского, Мандельштама, Пастернака - чьё имя наберёт рука - и читала всё подряд, чтобы просто не сойти с ума... А теперь я читаю тебя, и тоже всё подряд, а потом перечитываю снова и - веришь? - нахожу новые слова для себя, новые образы, новые посылы, которых прежде не замечала. Как это получается, что раньше, при первом прочтении я их пропустила...

Я теперь ощущаю себя такой - пылинкой мироздания... как ты смог разглядеть меня, такую маленькую - среди планет? среди всей Солнечной системы? и чтО я - тебе? И как смею... прикасаться?

Я иду спать...  а перед сном - целую тебя, молюсь за тебя. Пусть всё у тебя будет хорошо, ведь тебя любят и обожают... не только твои родные... пусть никогда не намокнут крылья, мой добрый ангел!"

ГЛАВА 7

1

Они въехали в Орлеан под вечер - де Брие верхом на игривой гнедой лошади, Эстель - на муле, спокойном и флегматичном, как бледная луна, висевшая над собором Сент-Круа.

- Нам туда, - сказал рыцарь, указывая на возвышавшуюся над городскими домами постройку, издалека напоминавшую Нотр-Дам. - На берегу Луары есть постоялый двор. Это рядом с собором. И там неплохая кухня.

- Вы бывали тут, сеньор?

- Да, приходилось.

- Если честно, то я очень устала.

- Это и не мудрено: преодолеть такой долгий путь девушке, да еще верхом - большое испытание.

- Я сильная, - с грустью усмехнулась Эстель. - Но и мои силы не бесконечны...

- Обещаю тебе, что очень скоро ты будешь есть жареного цыпленка, запивать его хорошим токайским вином и думать о чистой постели, которую в это время будет стелить для тебя жена хозяина постоялого двора.

- Зачем вы это сказали, сеньор? Я уже стала думать об этом!

- Потерпи, девочка.

Он посмотрел на нее с нежностью, от которой у девушки действительно тут же прибавились силы. И она ответила рыцарю благодарным взглядом, на какое-то время ставшим отражением ее мечтаний.

Венсан де Брие не обманул юную спутницу: не прошло и получаса, как они уже сидели за столом в небольшой, просто обставленной, но отдельной комнате, снятой на постоялом дворе. Она здесь была единственной и стоила довольно дорого - шесть денье за сутки, потому что предназначалась для купцов, знатных горожан или военных, которых вечер застал в пути и которым не пристало ночевать в общей спальне с простолюдинами - на соломенных матрацах, разбросанных прямо на полу.