Перекресток Теней (СИ) - Гельман Юрий - Страница 17

Ты давно молчишь, Андрей. А я скучаю по твоим словам. Как странно - вот эти печатные буквы, которые на сотнях тысяч клавиатур - отождествились с тобой, и стали такими родными, что перехватывает дух, когда я открываю очередное письмо, или любой файл, отправленный тобой. Хотя чем они отличаются от миллионов других? Ни почерком, ни наклоном, ни особым нажимом... (это ведь не письмо рукописное, как встарь!) Наверное, отпечатком твоей души.

Спасибо за предыдущее письмо, особенно за варенье... Не избалована я этим, и вниманием... колючая бываю ни с того, ни с сего... спасибо... можно, пуговку на рубашке расстегну? Ну, очень хочется... поцеловать тебя в эту ямку... и ниже... там душа живёт, я знаю... прости, смущаюсь... спрячусь на твоей груди, зароюсь лицом в рубашку и вдохну... тебя... как жаль, что запахи по Интернету нельзя...

И опять прости..."

***

"Да, знаешь, наверное, ты права в том, что нам не стоит горячиться и ломать... Не смотря на то, что твои слова, обращенные ко мне, творят чудеса - они проникают в меня, преображают душу, наполняют ее новым звучанием. Если бы я был моложе, не придавал бы этому особого значения - так, поигрался бы в Интернете и вышел из игры. Может быть, поступил бы жестоко - не знаю. Но сегодня, когда за спиной уже накоплен немалый жизненный опыт, когда любовь к женщине ( моей жене, естественно ) постепенно трансформировалась в иное, не менее высокое качество - преданность, я просто не могу себе позволить игры, не могу одним нажатием клавиши Enter зачеркнуть своё прошлое и настоящее ради какого-то виртуального будущего... Прости, Инна, но это так...

Мои чувства к тебе - это нечто новое, малоизученное современными психологами, поскольку выходят за рамки общепринятых опытов. Они не в строках, они - между строк... Но я не знаю иного слова, кроме слова "Любовь", его просто не придумали, как синоним. И пусть это называется так...

...Какой у тебя замечательный слог, Инна! И вовсе я не преувеличиваю. Твои описания событий в жизни - они настолько поэтичны, настолько выпуклы, что кажется, будто смотришь какой-то фильм, а за кадром идет твой текст, и всё вместе так хорошо ложится на душу, что создается полное ощущение счастья, востребованности, праздника души. И еще слова любви, обращенные ко мне. И нежность, и словесная шалость, никогда не переходящая границу, от чего пропитанная пошлостью современность - отодвигается на второй план, уступая место утраченной большинством людей романтике прошлого. Романтике, рождавшей возвышенные чувства и наполнявшей жизнь красотой. Спасибо Господу, что придумал нашу встречу! Спасибо тебе за то, что ты даришь мне часть себя. Говорю это - не громко, без восклицательного знака, определяющего высоту. Скорее с многоточием, в котором - глубина. Пусть кто-то докажет, что многоточие - слабее...

Но не будем горячиться, хорошо? Возможно, у нас впереди еще немало того, что не приснится никому на планете Земля..."

ГЛАВА 5

1

Дом графа Гишара де Боже у ворот Сен-Бернар представлял собой два двухэтажных каменных строения желто-серого цвета, стоявших рядом и соединенных между собой короткой галереей, под которой были устроены ворота - широкие ровно настолько, чтобы проехала небольшая повозка. Фасадом дом смотрел на улицу Сен-Жак, имел небольшой внутренний дворик, отделенный деревянным забором от соседних построек. Сюда выходили двери из комнат прислуги и хозяйственных помещений. Здесь же располагалась графская конюшня на три стойла, в которой, впрочем, никогда не было больше одной лошади.

За двориком начиналась лужайка, а за ней - фруктовый сад, упиравшийся в городскую стену. За садом почти не ухаживали, поэтому деревья с переплетенными ветвями походили больше на дикие заросли, чем на творение рук садовника. Но сад, не смотря ни на что, благоухал, и сидя в небольшой беседке, утопавшей где-то в его глуши, можно было наслаждаться не только искренним очарованием птичьих трелей, но и в полную грудь дышать весенним нектаром, со щедростью преподнесенным природой.

Молодой граф в свои двадцать четыре года был худощав, строен и не по возрасту рассудителен. У него были светлые волосы и чайного цвета глаза с подвижным взглядом - редкое сочетание, придающее лицу некую мечтательную холодность. Рано оставшись без родителей, юноша всею душой потянулся к своему дядюшке, бывшему на то время Великим магистром Ордена тамплиеров. Но он был слишком молод не только для того, чтобы примкнуть к Ордену в качестве его постоянного члена, но и для того, чтобы вообще думать о воинской службе. Однако дядя не оттолкнул юного племянника, а, напротив, приблизил к себе и всячески готовил молодого человека к будущим подвигам.

Граф был весьма честолюбив и предан своему благородному происхождению и начальному воспитанию, опиравшемуся на религиозные моральные устои и не позволявшему скатиться до низости и предательства. Он до сих пор свято верил в справедливость, и Венсан де Брие не хотел его в этом разубеждать.

Казнь Великого магистра подействовала на Гишара де Боже так угнетающе, что уже в течение четырех дней он пребывал в исключительно подавленном состоянии. Граф заперся в своей комнате, всякий раз отвечая отказом на призывы дворецкого, зовущего хозяина к обеду или ужину. Он был растерян и смят чередой последних событий и теперь совершенно не знал, оставаться в Париже или уехать в свое родовое имение. Эти душевные колебания разрывали его сердце. И только визит какой-то неизвестной девушки, настойчиво требовавшей встречи с ним, вывел молодого графа из ступора.

Он принял ее, спустившись в прихожую, прочитал адресованную ему записку, после которой его мрачное лицо просияло. Потом написал короткий ответ сам и с волнением передал девушке. И теперь, поздним мартовским вечером, нервно расхаживая по гостиной, освещенной четырьмя свечами, Гишар де Боже ждал гостя. Этот визит, к которому он готовился весь остаток дня, мог изменить всю его дальнейшую жизнь. Так казалось графу или так он страстно желал сам - теперь не имело значения.

Когда дворецкий доложил о госте, де Боже встрепенулся, и глаза его заблестели. Он вскинул руки и, как старого приятеля, долгожданного и самого дорогого, обнял Венсана де Брие. Рыцарь искренне прижал к себе молодого графа - как младшего брата или даже сына, встречи с которым тоже долго ждал.

- Ну, наконец-то! - воскликнул де Боже. - Я опасался, что с вами может что-то случиться. В городе так неспокойно по вечерам.

- Еще более неспокойно днем, - ответил де Брие.

- Простите, граф, я вас не понимаю...

- Слишком много глаз, - пояснил рыцарь. - Особенно теперь, после всех событий...

- Ах, да! Вы совершенно правы. Я до сих пор не могу прийти в себя!

- Необходимо иметь большое мужество, чтобы пережить все это, - сказал де Брие и добавил, глядя прямо в глаза молодому графу: - Надеюсь, у тебя его окажется достаточно?

- Мой дядя когда-то говорил мне: мало толку в мужестве, не подкрепленном высокой целью. Я верил дяде и понимал его стремление направить меня в нужное русло. Вы прекрасно знаете, дорогой граф, что дядя многие годы руководил мной и заменял отца.

- Да, знаю, - подтвердил де Брие. - Твой дядя был прекрасным человеком и примерным воином.

Де Боже благодарно кивнул и указал на стулья. Мужчины расположились возле камина лицом друг к другу. Камин слегка гудел, жадно втягивая в дымоход оранжевые языки пламени с синеватыми ободками. Поленья медленно умирали в нем, сипло потрескивая.

- Ваша милость, - заметно волнуясь, сказал де Боже, - я бесконечно рад нашей встрече, особенно теперь, когда нахожусь на распутье. Поверьте, я совершенно не знаю, что мне делать. До последнего дня я надеялся, что все обойдется, что старика де Моле помилуют, что Орден как-то продолжит существование... и вдруг эта необъяснимая жестокость короля... Семь лет назад я был еще слишком молод, но Великий магистр обещал лично посвятить меня в рыцари и принять в Орден, когда я достигну совершеннолетия. Увы, его вскоре арестовали, и рыцарем я не стал до сих пор, хотя душа моя - с вами.