Пристойное поведение (СИ) - Вечная Ольга - Страница 12

Я бы пришла. Ты стал бы моим главным секретом от мамы.

Его расслабленная поза, опустившиеся плечи, когда он, опершись на бортик, набирает мне сообщение, хитро поглядывая исподлобья, будят внутри то самое, что я пытаюсь заставить сдохнуть уже почти две недели. Я хочу заняться сексом, но не хочу другого мужчину, а этого мне нельзя. А когда нельзя, но хочется, то больше ни о чем не думается. Ну вот, мне все еще жарко, еще немного — и впору будет пойти поменять белье.

«С моего ракурса кажется, что у тебя лицо опухло», — набираю ему сообщение.

«С твоего ракурса не рассмотреть лицо. Ты меня пугаешь, Вероника».

«У тебя все хорошо?»

«Будешь смеяться».

«Неужели у тебя, наконец, появилась смешная шутка? А ну-ка удиви!)»

В свете окон не видно, но, спорю, он закатывает глаза.

«За языком следи, милочка, я не в настроении», — отвечает без смайлов и скобок. Это грубо. Кровь мгновенно устремляется от низа живота к лицу, бьет по щекам алой краской. Черт. Обидно. Зря я ему написала. Никакие мы не друзья! Разворачиваюсь и ухожу с балкона, он ничего не пишет больше. Вижу сквозь штору, что докуривает сигарету, некоторое время еще смотрит вниз, затем тоже возвращается в квартиру.

Так тебе, блин, и надо! Очень осторожно, чтобы не вызвать Сашиных подозрений, я навела кое-какие справки об Озерском. Оказывается, никакой он не филолог, а вообще сценарист на одном не слишком популярном телевизионном канале, но зарабатывает неплохо. Талантлив, но проблема в том, что раздолбай, поэтому особого прогресса не достиг, пока не женился. И вообще до свадьбы (а мы с вами знаем, что и после нее) вел довольно разгульную жизнь, несколько лет его можно было охарактеризовать единственным словом «перспективный» или, иными словами, на данный момент — никто. Из года в год ничего не менялось, но после брака с Ксюшей карьера встрепенулась и поскакала в гору. Саша заявила, что он с ней ради денег и связей Ксюшиного отца, но я бы не стала делать выводы раньше времени. Саше он не понравился сразу, из ее уст я не слышала ни одного доброго слова о своем Математике.

Никакой он не мой. Пусть катится на все четыре стороны.

Я принимаю горячий, насколько только возможно вытерпеть, душ, сушу волосы, надеваю пижаму и тут получаю от него: «Приходи ко мне».

«Почти одиннадцать, Егор. Ложись спать».

«Пожалуйста».

«Сегодня я не в настроении следить за языком».

«Пожалуйста. Можешь не следить, а вот я — буду, обещаю».

«Спокойной ночи, Егор», — а сердце предательски ускоряется. Он впервые предложил встретиться после моей ночевки в его квартире «для траха».

«Мне не помешает друг». И он присылает комичное селфи, синяк на скуле крупным планом, дурацкая широкая улыбка. Рыдать впору оттого, как сильно он меня бесит. Но вместо этого я продолжаю диалог:

«Боже…Кто тебя так?»

«Поговорил с женой».

«И она тебя избила? Вау»

«Ну же, Веро. Не бойся, ничего с тобой страшного не случится, ты уже у меня ночевала, вышла невредимой. Еще и накормленной».

Я далеко не самый грамотный человек на свете, но читая смски Егора, в которых он идеально правильно, на мой взгляд, расставляет знаки препинания, пишет частички «не-ни» и даже не забывает мягкие знаки в глаголах после шипящих — испытываю восторг.

«У меня тоже был кошмарный день. Приду, если скажешь, что у тебя есть пиво», — пишу ему. Отправляю, зажмурившись.

«Ну, этого пойла всегда навалом!»

Натягиваю джинсы, белую майку, кеды и выхожу из квартиры. Мешкаю. Захожу обратно и бросаюсь в ванную, по пути скидывая одежду. Руки дрожат. Несколькими быстрыми движениями бритвы делаю свои ноги абсолютно гладкими, тянусь в сторону кружевного белья, и обрываю себя на этом движении. Что я творю?!

Егор легкий на подъем, простой в своих желаниях, и я по-прежнему не сомневаюсь, что растаять в его руках будет огромным наслаждением, но я так не могу. Не хочу и не стану. Но не пойти тоже нельзя, я не способна отказать себе в слабости побыть еще немного рядом с ним в качестве друга.

Я ненадолго.

Мой Математик в расстегнутой рубашке стоит на балконе и смотрит на меня сверху вниз, как бы контролируя, чтобы никто на меня не напал. Можно подумать, в случае опасности он бы бросился вниз с девятого этажа и помог.

А может, и бросился бы — такие, как он, способны на глупости. Именно поэтому я иду. Поддержать, помочь, не бросить в беде.

Когда я вижу его в узком коридоре небольшой съемной квартиры, понимаю, что больше не желаю с ним дружить ни единой секунды. По-прежнему расстегнутая рубашка, низко посаженные джинсы, искренняя радость во взгляде оттого, что я все же пришла. Я смотрю на его губы, потом на шею, но хочу большего. Я вижу темные волоски на груди, широкую дорожку, уходящую к пупку и ниже. Как только за мной со щелчком захлопывается дверь, он делает широкий шаг вперед и обнимает. Вот так просто, будто так и надо.

Некрепко обнимает, но настойчиво, принуждая уткнуться в его грудь. Этого хватает, чтобы понять — зря не взяла с собой запасной комплект белья. Это безумие, я самоубийца! Сама себя загрызу утром. Я себя уничтожу. Трындец тебе, Вероника. Я снова влажная, и мне жарко, мне надо снять все это, чтобы избавиться от этого бешеного жара. Я дрожу в его руках, я так давно мечтала об этом, что от перспективы предстоящих ласк кружится голова. Одна его ладонь на моих лопатках, другая — на пояснице и ниже. У него большие руки, они будто не помещаются на моей спине, каким-то образом несколькими безвинными движениями ему удается всю меня облапать. Бедра, попа, грудь…. С ним естественно и классно. Мне не нравится, как он пахнет — алкоголь и сигареты, но сквозь дурман, присущий разгульному образу жизни, я пытаюсь распознать аромат его кожи, перемешанный с туалетной водой или гелем для бритья. Хотя откуда последнее? Он по-прежнему обросший, борода уже даже не колется. У меня не получается, и я касаюсь кончиком языка его соленой кожи.

Он обхватывает ладонями мои бедра и сжимает, приподнимая меня от пола. Узкие джинсы впиваются в самую нежную мою кожу. Чтобы скрыть стон, я говорю по возможности серьезно:

— Егор, тебе нехорошо? Ты пьян? — отстраняюсь, пытаясь поймать его мутный взгляд. Скула подбита, но не сильно. Кажется, на фото он специально затемнил эту часть лица. Его ресницы опущены, он берет меня за затылок и тянет к себе, и нет никаких сомнений, что с целью — поцеловать. О Боже. Наверное, его рот горячий, поцелуй будет влажным и глубоким. Он заведен. Как он это делает? В смысле — расслабляет девушек, готовит?

— Егор, пожалуйста, не нужно. Я же не для этого пришла, хороший мой, — ненавижу себя за то, что шепчу, и как именно это делаю. Таким жалким тоном не говорят «нет». Скорее: «умоляю, надави, ты ведь знаешь, я сама жажду этого».

Каким-то образом за эти недели он перестал быть мне чужим, я поверила ему. Вжилась в его проблемы, прониклась симпатией. Отворачиваюсь, но Егор не обижается, он наклоняется и его губы касаются моей шеи. Поцелуи легкие, язык едва касается кожи, заставляя трепетать, он не спешит. Руки тем временем совсем теряют стыд. Все происходит так быстро, что я не успеваю сориентироваться.

Отклоняю голову, стараясь отодвинуться, и он целует мое горло. Ладони нежно, но настойчиво продолжают обнимать. Он большой, горячий. Доминирует, но не заставляет, это идеальное сочетание. Я чувствую жар его открытой кожи, ощущаю его желание заняться со мной любовью. Он возбужден, и я знаю, что если сдамся сейчас, то секс будет хорошим. Очень хорошим. И желанным, потому что Математик мне действительно нравится. Ночь с ним будет даже лучше, чем я представляла изначально, воображая себя в высоких шпильках.

Но затем, наутро, станет гадко. Ему — нет, мне — очень сильно.

— Пожалуйста, перестань. Я вижу, что тебе плохо, но я здесь за тем, чтобы поддержать, а не довести до оргазма. Прекрати. — Мои пальцы впиваются в кожу на его груди, и я_: вложив в руки всю свою силу все-таки отстраняю его. Он не принуждает, но и не прекращает попыток ласкать мое тело, видя, что оно охотно откликается.