Не зарекайся (СИ) - Панченко Юлия "Вампирчик" - Страница 3

Девочки вошли внутрь дома, и у Юли горло сжалось от непонятных эмоций. В помещении было тепло, уютно, пахло чем-то съедобным, отчего рот моментально наполнился слюной.

- Вот! Знакомься, это Рот, ткнула пальцем на стенку Наташа. – Он лучший на свете друг, потому что постоянно молчит.

«Все от того, что ему некогда слово вставить» - тепло подумала Юля.

Все стены первого этажа были расписаны вручную, наверняка, безмерно талантливым художником. Подводный мир – рыбы, самые разнообразные – маленькие и большие, разноцветные, они плавали среди водорослей и всяческой живности вроде морских коньков. Океан будто поглотил этаж и они – девочки, словно стояли на его дне. Стены были высокими, так что приходилось задирать голову, чтоб рассмотреть рисунки тщательнее. Рыба Рот, на которую ткнула Наташа, таращилась на девочек ярким глазом – скосив его прямо на них, и самозабвенно пускала пузыри из открытого рта. Рот пряталась за ламинарией, но водоросли не могли скрыть выдающегося чешуйчатого брюха и развевающихся багряных плавников.

- Вот это, да, - только и смогла сказать Юля, – Здравствуй, Рот!

Наташа провела новую жительницу по всему зданию – показала административный коридор, столовую, воспитательскую, видеозал. Блоки – мужской и женский, которые на первом этаже были разделены тем самым коридором с администрацией, а на втором соединялись большим балконом.

В каждом блоке оказалось по четыре комнаты, ванная с тремя душевыми кабинками, туалет, комната вроде гостиной, где стоял диван и несколько кресел. В целом места было много: комнаты оказались уютными и светлыми, с самым современным ремонтом.

Жители, что встречались на пути девочек во время ознакомительной экскурсии, с любопытством посматривали на новенькую. Кто-то знакомился, кто-то делал независимый вид и задирал нос – мол, что еще за пришлая малявка.

Юле в приюте очень понравилось.

Ее поселили с Наташками – так как они были одного возраста, да еще и одноклассницами. Девочки против такого отнюдь не возражали, после школы вместе делали уроки, а потом занимались своими девчачьими делами. В других комнатах жили девушки постарше – кто-то заканчивал школу, кто-то уже учился в университете или училище, но в целом атмосфера была довольно дружественной, без дедовщины и насмешек. Так же было и в блоке мальчиков – жили и дружили с одногодками, младших не обижали. Разве что подшучивали покровительственно.

Дети были заняты каждую минуту – внутреннее расписание вроде дежурства в столовой, уборки блока, отнимало большую часть свободного времени. В приятную погоду добавлялся час на уборку улицы: летом рвали сорняки, осенью мели листья и каштаны, а зимой чистили снег и соскребали лед с крыльца. Плюс ко всему внешний график – учеба, кружки, спевки, что активно поощрялось. Времени заниматься глупостями - не было.

Уставали дети порой так, что засыпали до того, как голова касалась подушки.

Большую роль сыграло и то, что руководитель, а также штат сотрудников были людьми верующими. Политика в центре строилась на основе десяти заповедей, и воспитывали детей в том же ключе. Каждое воскресение все дружно топали в протестантскую церковь, что серым кардиналом приют опекала и поддерживала. Зарубежные друзья, что инвестировали в развитие центра – тоже были людьми благочестивыми и богобоязненными, поэтому атмосфера в приюте была именно такой – спокойной и размеренной, кардинально отличавшейся от основной массы государственных учреждений.

Конечно, случалось всякое – и обиды, и ссоры, и даже драки, но такие инциденты все же являлись редким явлением, поскольку сурово наказывались. Внеочередным объемом изматывающей работы, к примеру (после долгой воспитательной беседы, разумеется).

Для Юли ложкой дегтя в огромной бадье меда стала та самая помощь по хозяйству. Девочке не составляло труда работать на улице, мыть полы или дергать сорняки. Самым неприятным делом оказалась работа в столовой. Накрыть завтрак, обед, ужин, перемыть горы грязной посуды, кастрюль, сковородок и противней, а потом вымыть столы, полы, и все – с хлоркой. Действо это выматывало, лишало мыслей и внушало Юле беспросветную тоску. Казалось, что запах хлора намертво въелся в кожу – о резиновых перчатках дети помыслить забывали, а сотрудники тем более. И пусть работали в столовой раз в неделю и по двое, этот труд выматывал круче любого другого.

А чего стоила чистка овощей! Мешок картошки и немаленький пакет с морковкой, луком, парой свекл. И снова двое недолеток на мешок корнеплодов, пока другие резвятся на улице, устроив кучу малу на пряных, пахнущих осенью, желтых листьях. И противные овощи все не заканчиваются, слишком большой нож никак не ляжет в руку удобно, скользкий лук выуживается и обязательно плюхается в ведро с водой, брызнув ею точно в глаз! А грязь, что навечно забилась под ногти и въелась в кутикулы – три, не три, очистится только после мытья полов с едким хлором. А через пару дней опять – картошка, грязь, дежурство в столовой… Юля возненавидела эту работу раз и навсегда.

***

2003 – 2004 год.

- Юлька, выходи, гуманитарку разбирать идешь? – крикнула с первого этажа Лена.

Девочка закрыла книгу и заторопилась вниз – она любила разбирать коробки, в них часто попадались красивые вещи. Да и кто бы не любил распаковывать заграничные посылки!

Юля жила в центре уже два года. За это время она подтянула учебу, отъелась, и даже перестала шарахаться от других детей. Если раньше была нелюдимая и неприветливая, то теперь завела друзей и могла общаться в свое удовольствие.

Летом они центром ездили в лагерь – на все три месяца и там девочке тоже посчастливилось завести приятелей, чем она самую малость, но гордилась.

Вообще, они много путешествовали по стране, и если поначалу было ого-го как боязно – новые лица, улицы и города, то теперь известие об очередной поездке вызывало трепет в душе, и небольшое, приятное волнение.

- Что ты так долго возишься? – пихнула локтем в бок Лена. – Смотри, какая кофточка, нравится?

- Да, вполне, - улыбнулась Юля и распечатала очередную коробку.

Когда девочки устали рыться в вещах, то вышли на крыльцо подышать и присоединились к ребятам, что уже сидели на лавочке.

- Видели уже новенького воспитателя? – хитро прищурившись, спросила Наташка.

Они с Юлей не смогли стать лучшими подругами, но общались весьма неплохо. Характер у Наташки был такой непостоянный, что обижаться было глупо: она дружила со всеми разом и в тоже время, толком ни с кем конкретным.

- Нет, - ответила Лена и выразительно замолчала, давая девочке продолжить.

- Это сын нашего Сергея Ивановича, - наклонившись вперед, заговорщицки прошептала Наташка.

- И? – не поняла Юля.

У их директора – добрейшей души человека, было пятеро родных детей, и, как он любил говаривать, имелось еще тридцать приемных.

Никогда они с женой не делили детей на своих и приютовских. Было время, когда и ночевали на одном матраце и ели из одного котелка – чаще в походах, когда ездили на море или в лагерь. Однажды у Юли на побережье порвались сланцы, и она топала к корпусу босиком, а Сергей Иванович, увидев такое, немедленно сказал своей дочке разуваться. Настя – средний директорский ребенок, молча сняла обувь и протянула свои шлепанцы Юле. Позже оказалось, что в рюкзаке у нее завалялись мокасины и таким образом никто босиком больше не шлепал. А на следующий день Сергей Иванович взял по магазинам всех девочек, и каждая выбрала то, что хотела – на отдыхе постоянно что-то терялось, ломалось и рвалось. В той поездке Юля и познакомилась с семьей Сергея Ивановича, правда, на тот момент старший сын директора учился в столице – по слухам, он заканчивал престижный университет, и Юля его еще не видела, но с остальными сыновьями и лапочкой-дочкой, неплохо общалась.

Поэтому ажиотаж вокруг сыновей директора был ей не очень понятен.

- Пашка, что-ли? – протянула Лена.

Павлу исполнилось девятнадцать и был он вторым по старшинству.