Факел (СИ) - Рихтер Кристина - Страница 2

— У каждого желания есть цена? — обреченно произнесла Эгна, в голове вновь и вновь повторяя услышанную историю.

— У всего есть цена, дитя мое, — ответила старуха, закуривая. По комнате тут же расползся запах дешевого табака. — Разная цена...

— Я не боюсь никаких цен, — упрямо произнесла девушка, сжав кулаки. — У меня есть немного денег. Всего десять коинов, но...

— Оставь железки себе, — мягко усмехнулась колдунья, выпуская клуб дыма в лицо своей гостьи. — Мне давно нет от них проку. За такое вообще не благодарят. Я помогу тебе. За так. Но не знаю, можно ли это назвать помощью.

— Я приму все, что угодно. Лишь бы сделать кого-то счастливее! — в сердцах вскрикнула Эгна, тут же испуганно прикрыв рот ладонью, поняла, что сказала лишнее. Но колдунья лишь глухо рассмеялась в ответ:

— Я скажу тебе секрет. А что с ним делать — решай сама. Ты ведь умеешь петь?

— Умею, — кивнула в ответ девушка, не успев удивиться, откуда та узнала об этом.

— И голос твой чище дождя и проникновеннее ветра?

— Я... — гостья замялась. — Не знаю.

— Я знаю. Так пой. Самую яркую и самую светлую песню на свете. Поднимись выше, чтобы все слышали ее звуки, чтобы все знали, кому ты даришь себя. Если сердце твое сильно, а намерения чисты, то желание сможет исполниться. Но помни о цене. Ведь это, как ни крути, такое сложное желание...

— Я не боюсь, — вновь повторила Эгна, мысленно представляя цену — слепота, потеря голоса, вечное несчастье?..

— Тогда это все, что я могу дать тебе, — сухая ладонь колдуньи, терпко пахнущая табаком, мягко опустилась на щеку девочки, отчего та испуганно вздрогнула. — Иди домой, дитя... светлое дитя. Только успей подумать. Никто не знает настоящей цены.

Вечерний городок пронизывали ветра метели, вившиеся, словно озлобленные змеи: они забирались под пальто, подбрасывали колючий снег в сапоги и морозом вцеплялись в кожу. Но Эгне был безразличен холод — она не могла остановить локомотив собственных мыслей, потерявший управление. Казалось, девушка уже решила — стоит только забраться на городскую башню с часами и запеть. Просто запеть. И это сделает счастливыми всех — и соседку, и ее голодных детей, всех сирот, всех нищих, всех. Просто всех. Маленькие ножки стучали по железным ступеням: первая, вторая, третья. Старый колченогий охранник, натянувший меховую шапку на глаза, беспробудно спал, и, абсолютно не боясь его, Эгна пробралась на верх башни. Вновь ступень. И еще одна. За ними еще несколько десятков, и вот, завывание ветра стало слышно сильнее, а бесстрастный холод хлестнул по лицу. Глазам открылся вид на вечерний город, утопающий в огнях и белом снегу. Невзгоды. Проблемы. Все это могло раствориться, заменить себя счастьем, едва лишь раздадутся первые ноты. Эгна набрала в легкие побольше воздуха, но тут же выдохнула, почувствовав, как что-то тянет ее вниз, сдавливает горло и велит бежать. Губы искривились, и девушка вновь сделала усилие запеть. Тщетно — ноги сводило, нет, не от холода, а от страха. Она просто не могла. Что скрывалось за ценой?..

Поникнув головой, школьница спустилась по железной лестнице, вновь миновав спящего охранника. Нечто давило непосильным грузом — чувство вины за собственную слабость. Всего несколько минут назад Эгна была полностью уверена, что сможет исполнить свое желание, но теперь, потеряв смелость, она ощущала себя разбитой. Домой идти не хотелось, хотя вечер тоже потерял свое очарование, поэтому бесцельно школьница брела по заметенной мостовой, устремив взгляд вперед. Вновь навстречу шли люди, и чем ближе к центру, тем дороже и изысканнее были одежды. Только взгляды их, что в трущобах, что на главных улицах городка, были одинаковыми — пустыми. Ноги сами несли девушку, она не знала куда идет. Куда угодно, зачем угодно... Но внезапно внимание привлек детский смех и лязг полозьев: без сомнений, за железной коробкой, выкрашенной в зеленый цвет, прятался ледяной каток. Эгна любила коньки и умела кататься с детства — об этом позаботился ее отец. С интересом девушка миновала проем и остановилась возле деревянной скамейки, одной из тех, что были расставлены по периметру: на них обувались дети и взрослые, шнуровали обувь и просто отдыхали, откинувшись на железную ограду. Каток был залит только в центре, так, что по краям все еще оставалась каменная мостовая улицы. Эгна скромно заняла место с краю, прижав портфель к груди. Фигуры скользили по льду, порою сливаясь воедино. Это занятие отвлекало от набегающих мыслей, но все равно успокоить неистово бившиеся сердце оно не могло. «Не волнуется ли мама?» — думалось школьнице, и, дыханиям грея озябшие пальцы, она продолжала наблюдать. Внезапно совсем рядом раздался незнакомый голос:

— Возьми перчатки.

— Спасибо... — отозвалась девушка, поворачиваясь на голос. — Но не надо. Тогда вы сами замерзнете.

Прямо перед ней оказалась пара ярких серо-голубых глаз: было довольно темно, но их цвет пленял даже при свете тусклых фонарей. Незнакомец был темноволосым мальчиком в забавной зимней кепке, по форме напоминающей ту, что носили военные. Его лицо, бледное, но очень живое со щеками, покрытыми морозным румянцем, внушало доверие. Глаза Эгны скользнули ниже, отметив драповое пальто мальчишки с большими железными пуговицами золотистого цвета. «Он не из бедных», — мелькнуло в голове. Но тут же девушка с отчаянием заметила, что ноги мальчика были укрыты плотным клетчатым пледом — сам он сидел в инвалидном кресле.

— Возьми все же, — продолжил он, — настойчиво вложив перчатки, сделанные из мягкой кожи, в руки девушки. Его ладони были теплыми, но хрупкими и практически белыми.

— Не стоило, — подняв взгляд, ответила Эгна, стараясь не акцентировать внимание на болезни своего собеседника.

— Надень их, — мягко улыбнулся парень, ободряюще кивнув. Тут же он спрятал свои ладони в складках шерстяного пледа на коленях. Школьница едва заметно нахмурилась, но послушалась — в тоне этого юноши была едва уловимая, но все-таки ощутимая приказная нота. Он продолжил: — Меня зовут Бьёрн.

— Эгна, — ответила школьницы, стягивая уже надетую перчатку с руки. Юноша мягко пожал руку новой знакомой, устремив взгляд на лед. Эгна помнила слова матери, о том что голубые глаза и черные волосы — настолько редкое сочетание, насколько и красивое. И с этим трудно было не согласиться. В этом юноше, которому, судя по всему, было не больше семнадцати, чувствовался лоск, и об этом говорил даже аромат его одежды. Девушка замерла в неловкости. Она совсем не знала, что говорить, но Бьёрн знал: