Друзья по переписке (ЛП) - "MizSphinx" - Страница 27

«Да, но я же сама опоздала, — напомнила она себе. — Так что… в том, что наше свидание не состоялось, есть доля и моей вины…»

Гермиона не могла понять, насколько правильным будет написать ему, но тем не менее собиралась сделать это. После чего планировала сварить себе чашку крепкого-крепкого кофе, принять душ, потом отправиться в свой книжный магазин и попытаться выкинуть Люциуса Малфоя из памяти.

Прошли выходные, наступила следующая неделя, и за все это время Гермиона не получила от Леголаса ни весточки. А еще так и не смогла забыть о Люциусе. По правде говоря, все, о чем она вообще могла думать, был именно он!

Она не видела и не слышала его со времени их встречи в пятницу и, хотя делала вид, что его отсутствие никоим образом ее не касается, на самом деле была ужасно разочарована.

«Неужели он просто использовал меня?» — часто думала Гермиона, охваченная горькой смесью гнева и уныния. И все чаще и чаще вспоминала, что именно она пригласила его к себе домой. Сама.

А еще, как назло, тот внутренний голос, что обычно звучал скептически, и который Гермиона иногда называла «голосом разума», упорно убеждал ее в том, что нельзя серьезно воспринимать произошедшее между ней и Люциусом.

Ты глупа, что поверила в его искренний интерес. Он всего-навсего за неимением кисти решил взять в руки карандаш. Решил поесть закуски, чтобы хоть немного утолить голод, раз уж не удалось вкусить основного блюда. Которым, кстати, была совсем даже не ты.

Она пыталась успокоить себя тем, что и не собиралась вступать с Люциусом Малфоем ни в какие серьезные отношения. Что они были просто двумя взрослыми людьми, которые находили друг друга привлекательными и всего лишь симпатизировали друг другу.

«Да! Именно так. Потому что нет закона, в котором говорилось бы, что секс обязательно должен привести к браку или хотя бы к роману. Сейчас уже не то время. И Малфой не обязан жениться на мне, дабы спасти «оскверненную добродетель». Никто никому ничего не обещал!»

На самом деле, перемалывая в памяти тот вечер, Гермиона раз за разом вспоминала именно тот факт, что первый шаг тоже сделала сама, когда поцеловала его в коридоре.

«А что, если Люциус сидит эти дни у себя в поместье, нервно барабаня по столу своими длинными пальцами, и ожидает какого-нибудь знака от меня? Ведь я тоже молчу… Нет, все-таки наши отношения просто полны какой-то невероятной иронии».

Гермиона уже начала подумывать о том, чтобы отправить Люциусу письмо, но холодящая дрожь охватывала все тело от мысли, что может показаться ему навязчивой. Тем не менее, делать что-то было нужно. Им, так или иначе, нужно было поговорить о произошедшем, особенно в свете того, что она ляпнула ему, прежде чем заснула.

«Конечно, я могу скрываться от Малфоя как можно дольше, избегать его, да и вообще игнорировать события пятничного вечера, но это будет проявлением самой настоящей инфантильности, если не сказать, трусости. Все-таки мы оба — взрослые люди и должны принять ситуацию такой, какова она есть».

Итак, вечером понедельника Гермиона отправилась домой, решив все же хоть что-нибудь написать Люциусу. Заварив себе чашку чая, она прошла в гостиную и присела за письменный стол, на котором в беспорядке соседствовали перья, огрызки бумаги и флакончики с чернилами. Машинально наведя порядок, Гермиона поднялась и открыла окно. Немного постояла возле него, вдыхая прохладный осенний воздух. Потом подошла к столу и глотнула из чашки чая. А потом снова вернулась к окну. На этот раз, чтобы закрыть его.

Наконец она собралась с духом и в поисках нового пергамента открыла один из ящиков, но ничего и не нашла. Свежие пергаментные листы, по-видимому, закончились.

«Вот же черт! Если б знала, по дороге купила бы несколько новых свитков…»

И все же тщательно обыскала квартиру, в надежде найти случайно завалявшийся чистый лист. Напрасно. Немного расстроенная, в конце концов она вернулась назад к столу.

«Стоп. Нужно просто стереть текст с какого-нибудь другого пергамента», — пришла вдруг в голову спасительная мысль.

Достав из ящика стопку использованных листов, она принялась неспешно перебирать их, пытаясь выбрать наименее полезный. Первыми ей попались какие-то сообщения из Гринготтса, но на них содержалась необходимая информация. Потом те, что оказались лицензиями на торговую деятельность и документами на помещение, а вот на дне ящика лежало несколько писем Леголаса. Взяв эти листки в руки, Гермиона невольно взялась просматривать их, начав с самых ранних. С тех, которые Леголас прислал ей самыми первыми.

Какой внушительный псевдоним вы подобрали себе. Неужели мне повезло познакомиться с еще бОльшим любителем греческой мифологии, чем сам я?

Последняя книга, которую я прочитал? Это был трактат Альфреда Беркариуса «О зельях и наружных снадобьях», и да… я искренне наслаждался великолепием этой книги.

Скорее всего, я — рационалист, который всегда и везде будет в первую очередь искать выгоду для себя любимого.

Однако в последние несколько месяцев у меня появилась одна мечта… странная и абсолютно необъяснимая с точки зрения столь любимой мною логики. И я почти уверен, что сбыться ей не суждено, но это не мешает мне наслаждаться хотя бы тем, что она есть…

…жизнь полна невероятнейших парадоксов? И, словно смеясь над нами, судьба порой подбрасывает нам такие ситуации, оказаться в которых мы и не думали.

Просматривая одно письмо за другим, она не читала все подряд, выхватывая глазами отдельные строчки. Но теперь вдруг остановилась. Последнее замечание в одном из посланий Леголаса привлекло внимание, и Гермиона перечла его еще раз.

Не правда ли, Афина, жизнь полна невероятнейших парадоксов? И, словно смеясь над нами, судьба порой подбрасывает нам такие ситуации, оказаться в которых мы и не думали.

Волшебница наморщила лоб, и на лице ее появилось странное выражение. Она уже слышала эту фразу. Где-то… кто-то уже говорил ее. Но где? И кто?!

«Может быть, я прочитала ее в какой-нибудь книге? Нет… Не так, — она была готова поклясться, что слышала, как кто-то произнес это вслух, причем совсем недавно, буквально на днях. — Может быть, это Гарри или Рон? Или может, Джинни?»

Но нет, фраза не была характерной ни для одного из ее друзей. Она была наполнена какой-то невероятной жизненной мудростью, которая приходит только с годами, и сдобрена изрядной долей цинизма.

«О, бог мой! Ее же произнес Люциус…»

Воспоминания возвращались короткими фрагментами, больше напоминающими отдельные детальки пазла.

«В ту ночь… в пятницу, после того, как мы… Ну, после того, как все закончилось, я ужасно устала. Так устала, что сонливость просто навалилась на меня. И я спросила его… я спросила о той женщине, с которой он должен был увидеться. А потом еще сказала ему, что он мерзавец. И Люциус ответил: «А вы, мисс Грейнджер, все же одна из самых милых женщин, что я знал». Да. Я помню, как он сказал это, потому что именно в тот момент уже начала подозревать нечто, чего не понимала сама, не могла уловить. Помню, как потом еще сказала, что наша с ним ситуация ужасно иронична, даже парадоксальна. И вот тогда-то Люциус Малфой и произнес эту фразу. Этими же словами, за исключением моего имени, то есть… Афины».

Ну, жизнь полна невероятнейших парадоксов, моя дорогая. И, словно смеясь над нами, судьба порой подбрасывает нам такие ситуации, оказаться в которых мы и не думали.

Какова же была вероятность, что Люциус Малфой и Леголас могли произнести одно и то же? Да еще и теми же словами?

«Но они же… два совершенно разных человека. Может, оба прочли ее в одной и той же книге и запомнили? Или, может, это вообще какой-нибудь волшебный сленг, о котором я не знала все это время? Хотя… нет. Люциус никогда бы не стал бы использовать сленг, уверена. И Леголас, честно говоря, тоже. И тот, и другой выражаются так… изысканно. И, будто с молоком матери, впитали в себя все то, что может дать человеку привилегированная, обеспеченная и утонченная жизнь.