Где правда, там и ложь (ЛП) - Гир Керстин - Страница 27

– Милуются по-быстрому в туалете, – сказал чертёнок. – Знаем мы таких.

– Тьфу, нет! – возразил ангелочек. – У них закончился рабочий день. Уже больше семнадцати часов.

– Умирают и после рабочего дня, – сказала я. О Боже, если и дальше так пойдёт, мне понадобятся ещё и таблетки от шизофрении.

Следующая дверь была двустворчатой и вела в большой зал. Чудесный пол из каменной мозаики, высокий потолок и элегантные окна с видом на зелёный внутренний дворик. Ряды стульев, орган, ораторский пульт и множество пустых стоек для фотографий. Моё внимание, однако, сразу же привлёк огромный баннер у задней стены. На баннере красовалась фотография трёх светловолосых детей, прижимающихся к красивому светловолосому мужчине на фоне огромного куста рододендронов. Мужчина был Карл. С гигантской фотографии он улыбался мне прямо в глаза.

– Вот дерьмо, – сказала я.

Поверх фотографии большими чёрными буквами было написано: «Токио – Нью-Йорк – Мадрид – Лондон – повсюду как дома, но его сердце билось для семьи».

Во мне поднимался истеричный хохот. «Повсюду как дома, но его сердце билось для семьи» – хахаха. Какая изумительная ложь. Наклонив голову, я рассматривала гигантское фото. Нет, так это оставлять нельзя, тут чего-то не хватает. Я побежала в соседнее бюро и внимательно осмотрела письменный стол. Ну вот, очень хорошо, это-то мне и надо: толстый чёрный фломастер. Я вернулась в большой зал, взяла один из стульев и отнесла его к дальней стене. Взобравшись на стул, я своим самым красивым шрифтом дополнила надпись на плакате. Потом спрыгнула вниз, вернула стул на место и одобрительно полюбовалась на свою работу. Вот так-то лучше.

…Мадрид – Цюрих – Лондон – Оер-Эркеншвик. Прекрасно! Сюда стоило заглянуть только для этого.

Чертёнок на моём плече просто лопался от удовольствия, ангелочек на другом плече в отчаянии прятал лицо в ладонях. Но я не успела засмеяться – за моей спиной послышались голоса.

– Цветы пришлют сегодня в полдень, семья принесёт ещё фотографии, музыка будет на кассете, – произнёс один голос, а другой ответил:

– Говорю тебе десятый раз: ты можешь идти, Якоб, у нас всё под контролем. И это называется CD, а не кассета.

Я обернулась и увидела двух мужчин в костюмах: один постарше, другой помоложе. Я быстренько спрятала фломастер в карман.

– Но в пятницу у нас похороны Грундермана, и по поводу лилий нам надо бы ещё раз…

– И с этим мы разберёмся без тебя, – перебил его тот, что помоложе. И тут они увидели меня.

– Прошу прощения, – сказал распорядитель постарше. – Мы не слышали, как вы вошли.

– Но звонок был, динь-динь-дон-дон, – машинально ответила я. Чертёнок прошептал мне на ухо несколько возможных объяснений, начиная от «Я только хотела спросить дорогу» и кончая «Мой дедушка лежит на смертном одре, и я ищу подходящий ритуальный зал». Ангелочек онемел от страха (мне жаль это говорить, но пока от него было мало толку).

– Фрау Розер? – спросил распорядитель помоложе и протянул мне руку.

Я ничего не ответила, но сердечно пожала ему руку.

– Вы должны были быть здесь в 16 часов.

Я не могла, я ходила к психотерапевту. И, похоже, мне сейчас неплохо бы отправиться туда же.

– Разумеется, пунктуальность – одно из наших требований, – сказал пожилой. Представьте себе: здесь на похоронах сидят пятьдесят человек и ждут органную музыку – а вы не пришли.

– Я обычно очень пунктуальна, – ответила я. – Почти маниакально пунктуальна.

– Я разберусь, Якоб, – сказал молодой распорядитель. – Это быстро. – Пожилой вышел за дверь, ангелочек на моём плече очнулся от своей летаргии и закричал: «Быстро! За ним!», а молодой распорядитель в это время взял меня за руку и повёл к органу.

– Будем откровенны: между нами говоря, всё меньшему количеству людей нравится органная музыка. Большинство предпочитает музыку из консервной банки, что к тому же и дешевле. Но тем не менее – если какой-нибудь клиент заказывает органиста, мы не будем предоставлять ему любителя, который может нас опозорить. В конце концов, наш ритуальный зал не зря известен далеко за пределами города. Поэтому мы хорошо платим.

Прекрасно. Разве фрау Картхаус-Кюртен не сказала мне сегодня, что я должна задуматься о работе? Почему бы мне не стать органисткой на похоронах? Это было бы во всяком случае оригинально. И здесь по крайней мере не встретишь людей в прекрасном расположении духа, которые будут действовать мне на нервы своими счастливыми лицами.

– Ваши бумаги производят очень хорошее впечатление, четыре семестра церковной музыки в Дюссельдорфе, одиннадцать лет игры на органе в вашей общине… – Тут он нахмурил лоб. – Вы, вероятно, рано начали?

Я кивнула.

– Я своего рода вундеркинд.

– Ну сыграйте, пожалуйста. – Он приглашающе показал мне на орган.

Я села на банкетку. Огромный портрет Карла улыбался мне с баннера. У органа имелась двойная клавиатура и куча педалей. Я не буду их трогать – ни у клавесина, ни у фортепиано нет педалей, который издают звуки.

Я сыграю что-нибудь из Баха – это так подходит к органу и вообще к теме.

Я сыграла первый аккорд. Ничего не произошло.

– Разумеется, вам надо сначала включить его. – сказал мужчина и нажал на какую-то кнопку сбоку.

– Ах да, простите, – ответила я. Инструмент был, естественно, электронный, иначе у него была бы куча труб. Но по крайней мере он звучал знакомо, как клавесин. Я сыграла несколько тактов прелюдии Баха и почувствовала себя совершенно в своей тарелке. Но вдруг – чёрт его знает, почему – орган зазвучал как струнный оркестр. Ах, эти электронные инструменты вообще не стоит воспринимать всерьёз, это не для профессионалов.

– Очень красиво, – сказал мужчина. – Может быть, в вашем репертуаре есть что-нибудь более торжественное?

– Конечно, – ответила я и наугад нажала на пару клавиш. Сейчас уже левая рука играла на нижней клавиатуре как на фортепьяно, а правая – на верхней клавиатуре как на виолончели. С ума сойти. Не переношу электронные инструменты. Они притворяются не тем, кто они есть на самом деле. Я сыграла первый пассаж из «Итальянского концерта» Баха, и он прозвучал совершенно искажённо. Но похоронных дел мастеру это, похоже, понравилось, во всяком случае, он одобрительно улыбался.

– Это Бах? Мы ненавидим Баха! – услышала я женский голос и чуть не уронила ноги на педали.

– Ой, – сказал чертёнок, а ангелочек упал в обморок.

«Люди в жизни всегда встречаются дважды»

Я знаю, это уже было.

Но – эй! – посмотрите, как часто

эта дурацкая фраза бывает верной.

Глядя поверх органа, я увидела, что пожилой распорядитель вернулся в зал вместе с юной дамой и молодым человеком. Они несли кучу холстов в деревянных рамах. Хотя вновь прибывших я видела чуть ли не со спины, я тут же узнала их обоих. Это были Лео и его сестра Хелена.

– Пожалуйста, извините, фрау Розер, – прошептал мне молодой распорядитель. – Будьте добры, играйте дальше, только, наверное, не Баха, и немного потише.

Я временно превратилась в соляной столб и была не в состоянии что-то ответить. Хотя Лео и Хелена стояли сейчас ко мне спиной, я чувствовала себя так, как будто меня застали на месте преступления. И я никак не могла придумать, что мне сыграть. Кроме «В траве сидел кузнечик, зелёненький он был».

– О Божеобожеобоже, – стонал ангелочек, очнувшийся от обморока.

– Смывайся! – прошипел мне чертёнок. – Уползай. Исчезни. Накройся веником.

Я сухо сглотнула. Ни о чём другом я не мечтала. Огромные чёрно-белые фотографии, которые Лео и Хелена водружали на стойки, все без исключения изображали Карла. Карл улыбающийся, Карл с серьёзным взглядом, Карл вместе с толстощёким маленьким Лео, держащим в пухлом кулачке пучок маргариток.