Любовь как преступление. Книга 2 (СИ) - Караюз Алина - Страница 8

Рейла вдруг расхохоталась, причем, так искренне и открыто, что я тоже невольно заулыбалась, хотя плохо понимала что здесь смешного.

— О, Двуликий! — простонала юмати, смахивая с глаз выступившие от смеха слезы. — Даже я в пятьдесят не буду старухой, а мы живем не больше ста лет. Ты же даханни! В тебе кровь Изначальных рас! Знаешь, сколько твоему отцу? Сто восемдесят. Ну как? Он похож на старика?

Я смутилась. Сразу вспомнилась эйра Димантис. Ее испещренное морщинами лицо и грубые от работы руки. Сколько ей было? Лет сорок пять? Неужели, санхейо стареют так быстро?

— А санхейо? — не сдержалась я.

— А что санхейо, — Рейла небрежно махнула рукой, — лет восемдесят — не больше. На стариков жалко смотреть.

— Почему так?

— Многие думают, что это из-за Каньона, который выжгли даханны. Мол, что-то в нем убивает санхейо. С каждым поколением их жизни сокращаются… Раньше они были как мы, — добавила она печально, чуть помолчав, — и магия была, и жили долго.

Затем, подняла на меня серьезный взгляд и строго сказала:

— Надеюсь, у тебя хватит ума не жалеть санхейо при твоем отце.

Я смутилась.

— Ну да… я знаю, даханны не любят санхейо…

— Глупая! — она посмотрела на меня с жалостью. — Ты знаешь, с чего началась Война между Эроллой и Амидарейном?

— Украли невесту императора?

— А как звали эту невесту знаешь?

— Нет.

— Сивиалин дан Айвердан. Это сестра твоего отца. Единственная.

Это было как гром среди ясного неба. Я вздрогнула всем телом, уставившись на Рейлу расширенными глазами. Что же получается… пока у санхейо сменилось три поколения, у даханнов — только одно? Ведь в войне участвовал еще прадед эйры Димантис. Он оставил личные записи, в которых, не скрываясь, указал истинную причину Войны. А здесь получается, что и мой отец был свидетелем этих событий? И даже потерял сестру…

Я спрятала лицо в ладони, чувствуя, как в душе поднимается отвращение и боль. Но не к даханнам — к санхейо, похитившим девушку из императорского замка и насиловавшим ее несколько дней, пока их всех не убили… Зная, насколько трепетно даханны относятся к своим женщинам… Что ж, теперь я понимаю, почему они так жестоко требуют контрибуции.

В начале Войны что-то случилось, умерли все даханни, у которых уже были мужья, то есть адаптированные, те, что могли использовать свою магию. Остались лишь юные девушки на выданье и совсем младенцы… А потом еще оказалось, что с каждым годом их рождается все меньше и меньше…

Я не оправдывала даханнов, устроивших в Эролле террор и контроль рождаемости, нет, но теперь я их понимала. Они мстили за своих женщин. Мстили жестоко и изощренно всем санхейо без разбора: старикам, женщинам, детям.

Жуткая месть длинною в сто пятьдесят лет… Это слишком жестоко… Но если бы убили мою мать, сестру, подругу — через сколько лет я смогла бы простить и забыть? Наверное, никогда.

Перед глазами замелькал калейдоскоп из девичьих лиц: Рини, Дайна, Айра — все мои подруги из прошлой жизни. Дайна так и не получит никогда весточки от своей сестры, Рини и Айра наверняка кормят рыб на морском дне… Должна ли я возненавидеть Эйдена за гибель эскадры? За сожженные галеоны и потопленный фрегат? У меня не было ответов на эти вопросы, и ненависти не было — только боль.

****

Когда за мной пришли, я была уже готова. Слезы вытерты, сомнения отброшены прочь. Я шла на этот ужин, как осужденный на смерть идет на эшафот.

Встречал меня Эймос, такой галантный и импозантный в своей идеальной форме цвета прибрежного песка. Абордажная сабля на боку, инкрустированные серебром рукоятки пистолетов… Волосы зачесаны волосок к волоску, открывая чистый лоб, а твердые губы упрямо сжаты и во всей напряженной позе Эймоса читается недовольство.

— Прошу, сестричка, — он улыбнулся мне с напускным весельем, — мы уже заждались.

— Я так долго задержалась?

— На двадцать пять лет.

Ужин был накрыт в кают-компании, но кроме меня и моих родственников здесь больше никого не было. Да я и не удивилась. Я уже знала, что хоть юмати и работают на даханнов, но те никогда не сядут с ними за один стол. Потому что юмати низшие, как санхейо и эрраны. Молодые расы, зародившиеся уже после Великой катастрофы. Команда галеона составляла около ста пятидесяти человек, но я вряд ли увижу хоть половину до конца плавания.

Эрзун шагнул навстречу мне, поднимаясь с низенького диванчика, обтянутого белой кожей. Вслед за ним вытянулись в струнку и все остальные. Я запомнила их по именам: Реймус самый младший, Алеку на вид лет двадцать пять, выглядит как мой ровесник, Ориен и Лукас не на много старше — трудно определить точный возраст.

Интуиция подсказала мне, что такое трепетное отношение и восхищение в их глазах не относится только ко мне одной: они будут смотреть так на любую даханни, даже чужую и незнакомую, увиденную мельком. Но ободряющая улыбка на губах эрзуна принадлежала только мне. Так не улыбаются чужой женщине, сколь прекрасной бы она не казалась. Это улыбка отца, которой он встречает свою единственную дочь.

Что-то дрогнуло во мне, когда он протянул свою руку. Я посмотрела на предложенную мне ладонь: широкую, мужскую, с изящными сильными пальцами и жесткими мозолями от сабельной рукояти. Эта рука предлагала свою защиту, обещала заботиться и беречь.

Я коротко вздохнула и подала руку. Напряжение схлынуло, все вокруг заулыбались, но я видела, что несмотря на улыбку, глаза эрзуна оставались серьезными.

— Мы поговорим после ужина, — сказал он, подводя меня к накрытому столу. — У нас есть один невыясненный вопрос.

— У вас один, — кивнула я, соглашаясь, — а у меня десять. Я отвечу на ваш, если вы ответите на мои.

Он как-то по новому глянул на меня и хмыкнул.

— Ты похожа на свою мать. Такая же своенравная и непокорная. Только знаешь, — он вдруг замер на полуслове, сосредоточенно разглядывая вышитый гладью цветок на белоснежной скатерти, — ей это счастья не принесло.

Я хотела еще что-то спросить, но он поспешно отошел. Молодые даханны замерли, каждый рядом со своим стулом, одна я сидела. Ах, да, в Кодексе же написано: даханни не подчиняется правилам военного этикета. Я могу сидеть в присутствии эрзуна и даже начать есть, а вот всем остальным придется подождать команды.

Наконец, эрзун занял свое место за столом и махнул рукой, давая отмашку. Через несколько минут все уже сосредоточенно жевали, нарушая тишину лишь приглушенным стуком столовых приборов да шуршанием салфеток.

- Мы так и успели познакомиться поближе, — сказал эрзун, присаживаясь в массивное кожаное кресло, чьи ножки были намертво привинчены к полу железными болтами.

Я уже сидела напротив, в таком же кресле, примерно сложив руки на коленях, а между нами стоял великолепный письменный стол из черного дерева. Лакированная поверхность отражала свет, льющийся из стеклянных шаров, расположенных под потолком вдоль переборок; многочисленные ящички секретера украшали витые ручки из черненного серебра. Я даже незаметно наклонилась, желая поближе разглядеть это великолепие.

Каюта эрзуна тоже представляла собой умопомрачительную смесь роскоши и стиля. Теперь я могла представить себе, что имел ввиду Реймус, говоря, что их рейн самый богатый.

Здесь все кричало о том, что хозяин этой каюты имеет не только деньги и власть, но и умеет правильно их использовать.

Никаких излишеств: дорогие материалы, лаконичные формы, отсутствие резьбы и филиграни. Настил под ногами выложен наборным паркетом, никаких ковров и гардин, стены покрывает тонкий шпон из мореного дуба — самой драгоценной древесины, которую я видела лишь раз в жизни, когда ездила с приемным отцом в столицу Эроллы на инаугурацию нового вице-короля. Тогда отец посадил меня, пятнадцатилетнюю девицу, себе на плечи, поднял над толпой, стоявшей вдоль следования королевского кортежа, и я увидела сказочно-прекрасную карету с золотой короной на маковке, запряженную восьмеркой гнедых лошадей с пышными развевающимися султанами на головах. И я на всю жизнь запомнила эти неповторимые седые прожилки на лакированных панелях, украшавших дверцу экипажа.