Крымская война. Соотечественники (СИ) - Батыршин Борис - Страница 9

- Если промажем, второй раз выстрелить не получится. - заметил комиссар.

- Второй раз стрелять будет нечем. - сухо ответил Иконников. - Запасных торпед нет, а вытаскивать из третьего и четвертого, да перезаряжать - такой фокус быстро не проделать. Малеев, давай дистанцию до головного, уснул, что ль? - крикнул он матросу, приникшему к переносному дальномеру.

- Шишнадцать кабельтовых, тютелька в тютельку!

- Вот и руби каждые пятнадцать секунд! - буркнул Иконников и наклонился над люком.

- Водяницкий, слышишь, что ль? Становись сам к клапанам затопления. Как скомандую - отдраивай и будь готов опять запирать. Понял?

Из люка отозвались в том смысле, что не маленькие мол, сами все понимаем.

- Будем нырять? - с беспокойством спросил комиссар. - Но раз так, не следует ли нам...

- Я не собираюсь погружаться полностью. Волнения почти нет, даже галифе не замочите! Сблизимся до семи кабельтовых, выстрелим, ныряем, и прочь, на малых оборотах. Ежели обнаружат - могила: либо артиллерией размолотят, либо форштевнем надвое развалят! Как торпеды выйдут - сразу в люк. Замешкаетесь, будете рыб кормить!

***

Ярчайший свет наотмашь хлестанул по глазам. Безжалостный луч впился в лодку, и не было никакой возможности посмотреть, откуда он исходит - световой поток грозил выжечь сетчатку и пронзить мозг. Иконников подавил в себе желание присесть на корточки, чтобы спрятаться от этого пронизывающего насквозь света. Прожектор бил с другой стороны - оттуда, где не должно было быть никого, кроме моря и облаков. Подкрался эсминец, сопровождавший конвой? Но как они разглядели лодку в темноте?

Сипло матерился матрос у дальномера; комиссар отшатнулся, загораживая руками лицо. Иконников успел разглядеть, как с кормовой палубы третьего корабля взмыла и пошла к ним какая-то тень…

- Попались, командир! - прохрипел из люка, Водяницкий. - Теперь не уйти, беляки нас спеленают, как малых дитёв!

Иконников обреченно кивнул. Зажатые с двух сторон, в лучах прожекторов они беспомощны.

В рукав вцепились чьи-то пальцы. Комиссар.

- Товарищ, надо готовить лодку к взрыву! Я лично могу... нельзя сдавать врагам корабль, носящий имя товарища Тро...

Имя вождя революции заглушил гулкий рокот. Сверху ударил еще один луч, и все звуки потонули в голосе такой громкости, что барабанные перепонки казалось, смыкались где-то посредине черепа.

- Товарищи краснофлотцы! Во избежание бессмысленных жертв, предлагаем не оказывать сопротивления, лечь в дрейф и принять десантную партию. Товарищ Иконников! Мы обращаемся к вам, как к честному офицеру и русскому моряку! Не надо губить вверенных вам людей! Подумайте об их матерях, женах, детях! Гарантируем всем неприкосновенность. По прибытии в Севастополь вы сможете идти, куда пожелаете, никто не будет вас удерживать! Товарищ Иконников! Мы обращаемся к вам, как к честному офицеру и русскому моряку! Не надо губить вверенных вам...

- Ах ты, контра! - прошипел комиссар. - Дружки твои явились? А ну, говори, за сколько продал лодку? За сколько Республику продал, гад?

Пальцы его зацарапали по лакированной крышке маузера. Иконников смотрел на них - длинные, с обкусанными ногтями, испачканные фиолетовыми чернилами, пальцы студента или гимназиста, - и не мог понять, почему он слышит каждое слово комиссара сквозь этот трубный глас и рокот?

«Браунинг» хлопнул, затворная рама отскочила, выбрасывая гильзу. Комиссар, так и не успевший вытащить оружие, ничком повалился на железный настил. Иконников покосился на Малеева - тот замер, с остекленевшими глазами, из уголка рта тянулась, блестя в свете прожектора, нитка слюны, - и стал запихивать пистолет за отворот кожанки.

- Боцман, свистать всех наверх! - И, уже для себя, тихо добавил:

- Сдаемся...

Но флага он не спустит! Пусть врангелевцы забирают лодку, сегодня их сила, но такого удовольствия он им не доставит.

IV

ПСКР «Адамант»

Вот наши «попутчики» и получили доказательства. Одно дело - услышать по радио, что вместо 1916-го года на дворе 20-й, и совсем другое - своими глазами увидеть корабль с беженцами из Белого Крыма. А еще эта субмарина, подкараулившая их на траверзе мыса Херсонес...

Как удивился ее командир, Иконников когда «беляки», поднявшись на борт, не стали никого расстреливать и даже не сорвали красный флаг! Вон он, и сейчас трепещет на ветру... А вот что делать теперь с краскомом - это вопрос; перед тем, как сдаться, тот застрелил комиссара, порывавшегося то ли взорвать лодку на воздух, то ли шлепнуть Иконникова за измену. Оставаться в Севастополе ему нельзя - поставят к стенке, как предателя и заведомую контру. Если сам раньше не пустит себе пулю в висок...

И что, забирать его в XXI-й век? Задачка. Есть, впрочем, и другая, посерьезнее: как примирить Зарина, Эссена, Корниловича, остальных алмазовцев с тем, что 1916-й год потерян для них навсегда?

***

Терпящий бедствие миноносец отыскали примерно за час до полуночи. «Живого», дрейфующего с неисправными машинами, развернуло лагом к волне. Захлестываемый пенными гребнями, корабль принимал воду через незадраенные отверстия. Что творилось на забитой беженцами палубе, даже подумать страшно - никто не узнает, сколько народу сгинуло за бортом той штормовой ночью. Вдобавок к прочим бедам, залило отсек динамо-машин, встали водоотливные помпы. Пришлось вылить с «Адаманта» за борт сотни полторы литров соляра, чтобы хоть немного сгладить волнение и подать на миноносец буксирный конец.

Ко второй склянке распогодилось. Кременецкий, принявший командование отрядом, скомандовал «стоп машины». «Алмаз» сошвартовался с «Живым» бортами; на просторную палубу приняли сотни полторы беженцев - гражданских, офицерских семей, измученных теснотой, качкой, угрозой близкой смерти. Вслед за ними на борт поднялся командир «Живого», капитан 2-го ранга Кисловский. Зарин наскоро переговорил с гостем. Они был знаком с ним еще по 16-му году, им даже приходилось взаимодействовать: раз или два миноносец сопровождал «Алмаз», а однажды разыскал и привел приводнившися гидроплан.

Кисловский, узнавший «Алмаз», несмотря на перемены в облике, был потрясен - для него гидрокрейсер вместе с «Заветным» сгинули в феврале 16-го года, во время набега на Зонгулдак. Происшествие списывали на германскую субмарину, вроде бы замеченную в том районе. И вот - на тебе, появились, да как вовремя!

Значит, моряки давно числятся погибшими, дома их не ждут. Да и где тот дом? Революция, гражданская война, интервенция - найти близких, семьи в такой каше нечего и мечтать! Разве что повезет, кто-то остался в Севастополе, не уехал в эмиграцию? Тогда есть еще надежда ...

Андрей застегнул доверху молнию куртки и пошел на мостик. Непросто перебираться с корабля на корабль на ходу, но чем скорее он окажется на «Алмазе», тем лучше.

V

Гидрокрейсер «Алмаз»

Залитая электрическим светом палуба успокоительно дрожала под ногами - крейсер шел вперед на полных оборотах машин. Адриан Никонович сидел на каком-то ящике, привалившись спиной к надстройке, и наслаждался чувством безопасности и тепла. С головы до ног его укутывала тонкая пленка, скользкая на ощупь, с одной стороны сверкающая серебром, а с другой - золотом. Запечатанный пакет с этой пленкой ему вручили прямо у трапа. Вежливый матрос в непривычной форме показал, как вскрывать упаковку и убедил закутаться в серебряно-золотую невесомую... клеенку? Станиоль? Французский целлофан? Глебовский никогда не видел ничего подобного. Поначалу он отказывался (зачем, ведь дождя уже нет?), но вскоре понял, что эта накидка - вовсе не дождевик. Удивительная пленка согрела его, несмотря на промокшую насквозь одежду.

Другой матрос сунул инженеру целлулоидную бутылочку с водой и еще одну запечатанную упаковку, на этот раз темно-зеленого цвета. Улыбнулся, ободряюще похлопал по плечу и направился по своим делам. Глебовский осмотрел упаковку, попытался надорвать уголок, но неведомый материал не поддавался. чрезвычайно прочным. Он уж собирался пустить в ход зубы, но вовремя заметил на обратной стороне надпись: "потянуть здесь, разорвать, вынуть"... Он был так измучен, что не сразу сообразил, что она сделана в стиле, принятом у большевиков: без ятей и твердых знаков на концах слов.