Вознесение черной орхидеи (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 27

- Откуда у тебя сигареты?

Чему удивляться? Или я всерьез полагала, что замок на два оборота его остановит? Я не поворачиваюсь, не кричу от страха, не гашу окурок о стену, подчиняясь рефлексу пойманной с поличным. Мое состояние сейчас можно легко и четко описать двумя словами: «агрессивная апатия».

- От верблюда!

- Если я не ошибаюсь, ты недавно пережила бронхит и еще до конца не восстановилась.

- Вы что, доктор?

- Если понадобится. Выбрасывай.

Я трясу головой, и никакая сила меня сейчас не заставит обернуться и вновь запустить цепь под названием «ужас». Я не хочу видеть этот понимающий прищур бесчувственных глаз, который не скрыть даже в темноте.

- Юля, – ни раздражения, ни повышения интонации, но я давлюсь дымом, с трудом сдержав кашель. Вкрадчивый голос расплавил прутья колючей проволоки под названием «дерзость», перенастроил все мышечные волокна и сухожилия, следующая команда окончательно подчинит их своей воле. – Если мне придется тебе помочь, ты будешь, мягко говоря, не в восторге.

Я это знаю. Но я и не хочу никакого восторга. Просто потрясающее желание самоуничтожения… или ради избавления от страха я готова пройти кошмар?

- Это норма – вламываться в спальню? – мне надо сказать хоть что-то. Я не буду пресмыкаться, хватит.

- Может, ответный визит?

- Только у вас было не заперто.

Я сильно напряжена, чтобы понять, что в его словах безопасная, даже умиротворяющая ирония. Собственно, я пойму это не сразу, пройдет несколько месяцев.

- Выбрось то, что у тебя в руках, и немедленно отправляйся в постель.

Хрена с два! Курить гораздо безопаснее, чем то, что произойдет в постели! Но готовая слететь фраза «не брошу» гаснет, не успев оформиться в звуковой сигнал, и уже в следующий момент я потрясенно моргаю, наблюдая, как алый огонек, описав дугу, исчезает за перилами лоджии. В руках пусто.

- Умница, девочка. Дверь не закрывай.

Я отсчитываю его удаляющиеся шаги с апатичным спокойствием приговоренного к смертной казни. Монстр решил быть великодушным, взять свою награду без применения грубых практик? Хорошо, что я не успела вздохнуть с облегчением, принять за правду иллюзию того, что все позади, и никто меня не тронет. Может, остается только радоваться тому, что не будет применения грубой физической силы? Да и этого мне никто не обещал…

Время тянется медленно, но мне все равно. Настолько, что я автоматически раскладываю «кэнфилд» на планшете, завалившись поперек кровати и согнув в коленях ноги. Может, я устала бояться? Да, именно так. Пока его нет рядом, мне не страшно!

Это было так легко осознать на контрасте с узкой полоской света от приоткрывшейся двери и мужским силуэтом в проеме. Мне захотелось сжаться, вдавиться в стену, провалиться сквозь матрац, только не видеть и не рисовать в воображении новые картины ужаса. Я заторможенно отложила в сторону планшет с первой партией, которую начала выигрывать за все время и с трудом подавила жалобный всхлип с диким желанием отползти и вцепиться руками в деревянные столбики изголовья, чтобы никакая сила не могла оторвать от надуманного якоря безопасности. Остановила только мысль о том что, возможно, вцепившись в эти перекрытия, я дам ему превосходную идею или же облегчу изначально поставленную задачу.

Чем можно было измерить всю глубину моей неадекватности? Да хотя бы тем, как я истрактовала непонятный в полумраке цилиндр в его ладони… вернее, с чем попыталась сравнить. Даже вскрикнула, когда электрический свет залил комнату.

- Вита сказала, ты не пьешь. Это что за геройство вместе с акциями протеста?

Я смотрю на стакан с молоком. Мне бы расхохотаться от того, с чем я его сравнила, вспомнить Зигмунда Фрейда, но плотно сжатые губы Александра не располагают ни к тому, ни к другому.

- Я… я не могу пить молоко.

- Я смотрел медицинское заключение, у тебя нет аллергии на лактозу. Укройся одеялом и выпей медленными глотками!

- Я не буду!

Он не настаивает. Просто ставит стакан на столик, без театрального вздоха или других проявлений неодобрения, но тонкие губы все так же сжаты в плотную линию, а от одной только попытки поймать его взгляд меня прошибает противным разрядом острой уязвимости.

- Скажи мне, Юля, - никакой наигранности в этом задумчивом взгляде в сторону, в мягкой трактовке риторического вопроса. – Почему тебе так нравится меня расстраивать?

Много ли надо, чтобы паническая дрожь наконец пробила блокаду обманчивого анабиоза? Сколько ударов перепуганного сердечка до запуска красной кнопки бесконтрольных рыданий сорвавшегося сознания? До гребаного дежавю с извержением вулкана задавленного воспоминания с красными каплями крови на белой коже чужих туфель, сжатыми в судорогу пальцами вокруг чужих щиколоток, спазмом горла и меркнущим сознанием? Это долбанное молоко с противной пенкой сейчас единственный барьер между рвущимися канатами самоконтроля и падением в бездну с росписью в собственной слабости. Я не замечаю, что оно обжигает горло, взрывается в желудке вспышкой болезненного жара, с выбросом испарины по лбу и спине, я даже не сразу чувствую прикосновение ладони, перехватившей запястье.

- Ну, что такое? Я сказал, медленными глотками! – он осторожно разжимает мои пальцы, сжавшиеся вокруг стакана в спасительной хватке, чтобы вернуть его обратно на прикроватный столик. Но эти руки не собираются отпускать меня так скоро. Повелительное нажатие на плечи. Погасший в зачатке крик с желанием вырваться и сбросить сильные ладони, эта попытка обречена на провал изначально, я просто закрываю глаза, ощутив, что голова коснулась подушки. Под одеялом жарко, но когда ОРЗ подчинялись температурному режиму…

- Ну вот. Такая послушная девочка. И совсем не трудно, правда?

Трудно. Б..дь, это нереально трудно, но мне наглядно продемонстрировали, чем заканчиваются любые попытки сделать по-своему! Меня не может обмануть его ласковый голос, эта мнимая забота с оттенком неподвластного простым смертным превосходства. Я, наверное, очень хорошо знаю цену подобной ласке, ее синоним – окончательная и безоговорочная ломка. Прессинг под сладким сиропом не спутать ни с чем.

Юля, а ты ожидала чего-то другого? Чего трясешься именно сейчас, если с самого начала нарисовала в воображении картины куда страшнее? Надеялась, что они никогда не воплотятся в жизнь?

Мне хочется сбежать. Дождаться его ухода, и… но я даже не могу упаковать сумку, ничего из того, что висит в шкафу, мне не принадлежит.

- Вы сказали… все в прошлом, – я не плачу только чудом. Наверное, мне нравится ощущение этого напряжения, ужаса, ранимости и неспособности принимать решения, потому что… пустота куда страшнее! – Я могу вернуться домой? Мне же больше никто не угрожает?

Долгий взгляд. Горячее молоко, вкупе с повышенным давлением, кажется, плавит время и пространство под атакой беспристрастного взгляда.

- Если ты не против, то не в три часа ночи. – Одеяло почти до шеи, вместе с властным нажатием. – Раскроешься – никакой прогулки на яхте завтра. Тебе понятно?

Я только потрясенно моргаю, хотя, такие качели куда опаснее для психики. Правая ладонь спускается по руке вниз, огладив запястье.

- Что необходимо для полноценной прогулки на яхте? – тон препода-экзаменатора, и я не успеваю сообразить, как попадаюсь в расставленную ловушку.

- Эммм… наличие яхты? – я ловлю его взгляд, в поиске одобрения правильного ответа, и только спустя несколько минут до меня доходит смысл сказанного. На контрасте с его потрясающей серьезностью это производит эффект домино. Как мало надо, чтобы, умирая от ужаса минуту назад, сейчас закусить край одеяла, не в силах сдержать смех!

- Чувство юмора, Юля! И отличное самочувствие. А теперь спать! – он улыбается взглядом. А я лишь спустя несколько долгих минут, вытирая слезы от смеха, допиваю остывшее молоко под одобрительный кивок…

Глава 6

- Епт твою маму! Это дельфины!

Сегодня мою эмоциональность не вытравить ничем. Такой защитный рефлекс, ноу-хау истерзанной психики, которая уже устала от моих закидонов и решила испробовать все методы, чтобы не двинуться окончательно. Прежний темперамент никуда не делся, просто долго спал, а сейчас спешит отвоевать утраченные позиции. В этой войне против депрессии у него довольно высокие шансы на победу, и я не намерена ему мешать. Правда, помогать тоже – мне проще занять позицию наблюдателя. Ведь «каждый мнит себя стратегом, видя бой издалека».