Фамильное привидение - Арбенина Ирина - Страница 10
- Предыдущая
- 10/59
- Следующая
Жизнь совершает круги, и в каждой точке, именуемой «нокаутом», когда человек становится снова на время неудачи маленьким, беспомощным и слабым, — он и вспоминает себя маленьким.
Теперь у Ладушкина впервые в жизни было столько времени — ему не надо было никого догонять… И на него вдруг напала не свойственная ему склонность к философствованию и чтению.
Кроме наблюдения за закатами в Дефансе, Ладушкин тратил теперь, например, немало времени на библиотеку Центра Помпиду, правда, «круг чтения» у него был довольно своеобразным.
Работа в агентстве «Неверные супруги» и прежде не прибавляла Ладушкину оптимизма в его воззрениях на то, «что есть женщина». Более того, чем больше он занимался своим специфическим сыском, тем более во всем искал скрытые пороки. Например, любит дама ухаживать за своей квартирой — делай вывод по Фрейду: это у нее скрытая тяга к эксгибиционизму так проявляется! Ей, значит, хочется танцевать обнаженной на столе. Но поскольку приличия и воспитание не позволяют, она до умопомрачения вылизывает свою квартиру и выставляет ее напоказ. Себя не смеет — так свою квартиру. Так утверждает Фрейд, и к такому же выводу стал склоняться вслед за великими и Гоша.
А в Париже Ладушкин, по настоящему увлекшийся чтением, нашел еще одного верного союзника в своих взглядах на женщину. Фразы «врожденная преступница» и тому подобные, которые обожал этот автор, просто озвучивали крик израненной Гошиной души.
«Случайная преступница», «преступница по страсти» и так далее… Все они были одним миром мазаны! А Инара Оскаровна… Эта и вовсе заслуживала очереди из «шмайссера»!
Исключение составляла его жена Генриетта, поскольку она была совсем дурочкой. А к юродивым отношение на Руси традиционно нежное: ибо какой с них спрос.
Аню Светлову Гоша отчего-то классифицировать не стал. Она стояла в его жизни особняком.
В общем, спасибо знаменитому Центру имени Жоржа Помпиду, предоставляющему бесплатно библиотеку, компьютеры и Интернет всем, кто в них нуждается! Ибо с франками у Ладушкина дело обстояло уж совсем плохо…
Конечно, Ладушкин знал, что энное количество его соотечественников давно научились жить здесь, на Западе, пользуясь и транспортом, и супермаркетами, и прочими необходимыми вещами для жизни бесплатно.
Дело в том, что все хитроумные средства защиты, которые западный человек придумывал, чтобы охранять свою собственность, были основаны на предположении, что покушающийся на собственность может сделать, что ему придет в голову…
Так вот, предположить, что может сделать человек, перешедший вброд Одер, западный собственник, разумеется, был не в состоянии.
Конечно, электроника срабатывала, когда некто брал в магазине дорогую бутылку вина и не ставил ее на место… Но что она, эта электроника, могла сделать, если вместо бутылки за шестьсот франков на место ставили бутылку за двадцать?
Но все это было не в характере Гоши. Он привык быть охотником, а не добычей. И статус воришки, которого в любой момент могут схватить за шиворот, его не устраивал.
Чем такая жизнь — лучше никакая.
День, когда Гоша перепрыгнул турникет, чтобы сэкономить восемь франков на метро, стал для Ладушкина Днем глобального решения.
Дело в том, что у него заканчивался срок действия заграничного паспорта.
Но, пока паспорт действовал, пока его имени не было еще в компьютере Интерпола, он мог еще принять здесь, в Париже, решение. Глобальное решение. Решение, переворачивающее всю его жизнь. Точнее, перечеркивающее всю предыдущую.
Нет, конечно, он не собирался прощаться с жизнью, выбрав для этого один из парижских мостов — покрасивее…
Но он мог попрощаться с прошлой жизнью.
Перестать быть Гошей Ладушкиным.
Он так устал от тупика, в который угодил… И к тому же решение, которое он готовился принять, манило его как магнит. Как неизведанное манит к себе авантюрного по складу человека.
Ответ, который получила Светлова из Парижа на свой бесхитростный вопрос — кого, собственно, сам Гоша числит в первых рядах подозреваемых? — поразил ее до глубины души.
Мало того, что получила Анна его из парижского Центра культуры имени Жоржа Помпиду, где, как оказалось, Гоша проводил теперь немало времени…
Мало того…
На очень простой вопрос: кто все-таки, на его взгляд, замочил депутата, уж ежели — поверим на слово старым друзьям — сам Гоша тут ни при чем? — Светловой был прислан без преувеличения полноценный трактат!
Можно было подумать, что писал его не «доберман-пинчер» Гоша, «друг пистолетов и погонь», а некий склонный к литературным экзерсисам неторопливый некто, покусывающий кончик гусиного пера и наблюдающий из окна своего кабинета процесс увядания природы в осеннем саду.
«Отравление — типично женское преступление, — писал Светловой этот новый, явно перерожденный Ладушкин. — Статистика всех времен и народов, если бы она существовала, неоспоримо доказывала: чаще всего женщина отправляет на тот свет ближних именно таким способом… Травит!
В прежние времен мужчины были умнее. Когда у древних галлов кто-то умирал и появлялось малейшее сомнение в том, что смерть была естественной, супругу сжигали вместе с умершим. Эта простая процедура была введена в обиход именно из-за того, что жены слишком часто травили своих мужей.
Знаменитые китайские колдуньи, обладающие секретом отправлять втихомолку людей к праотцам, основную клиентуру имели среди замужних женщин.
В Аравии приготовлением и продажей ядов занимались исключительно женщины.
В Риме во времена консульства Клавдия Марцелла и Тита Валерия был открыт заговор ста семидесяти патрицианок. Своими отравлениями они произвели среди мужей такое опустошение, что сначала заподозрили, что это эпидемия.
Античные авторы указывают на то, что знание ядов всегда было специальностью женщин.
Супружеская неверность и отравление супруга — обычно это два парных преступления — в Древнем Египте периодически принимали формы эпидемий.
Аня! — восклицал в конце послания Ладушкин. — В гостеприимной стране, где я сейчас нахожусь, всего пару столетий назад король вынужден был учредить особый трибунал, занимавшийся исключительно делами отравительниц».
Собственно, все эти литературные экзерсисы были лишь словесным обрамлением для одного-единственного имени, которое Ладушкин назвал в своем послании… Инара Оскаровна Хованская!
Так что, изучив еще раз крайне внимательно это неожиданное для Ладушкина, ярого противника «рассуждений», пространное послание в Интернете — кроме этой скудной информации, более ничего заслуживающего внимания, — Светлова без всякого дедуктивного метода пришла к заключению: на Ладушкина явно повлияла общедоступность парижских библиотек и наличие свободного времени.
Ладушкин, проводящий свои парижские дни в библиотеке Центра Жоржа Помпиду! Это было что-то принципиально новое…
Вывод из этого следовал только один: дела у Егора по-настоящему плохи. Давно замечено: философами людей, если уж они ими не родились, делают большие неприятности.
Более того… Не прошло и двух часов, как Светлова получила вдогонку продолжение на ту же тему:
«Женская преступность носит более циничный, жестокий, испорченный и ужасный характер, чем мужская.
Женщина сердится редко, но более метко, чем мужчина.
Страшна сила волн… пожирающего пламени, ужасна нищета, но страшнее всего женщина!
Всевозможные наказания не в состоянии воспрепятствовать этим женщинам нагромождать одни преступления на другие, и их испорченный ум гораздо находчивее в изобретении новых преступлений, чем суд в придумывании новых наказаний».
- Предыдущая
- 10/59
- Следующая
