Расколотые легионы (ЛП) - Райт Крис - Страница 31
- Предыдущая
- 31/86
- Следующая
Я рассудил, что эта заносчивость погубит их.
Я встретился с Ратом в центре арены. При мне по-прежнему был мой щит - он стал бы существенным препятствием для парных фалаксов моего противника - но вместо зачехленного пистолета я извлек гладий.
Клинок против клинка. Этого требовала честь.
По началу Рат, казалось, оценил этот жест, но затем его лицо застыло в выражении чистой, неистовой ярости. Его глаза расширились, а спонтанно лопнувшие вены окрасили склеру в насыщенный, кроваво-красный цвет. От человека не осталось и следа; теперь в нем был только зверь.
Почти три минуты он бил по моему щиту, пока я отчаянно защищался. Пожиратель Миров остановился только когда Сомбрак попытался напасть на него и выручить меня. Несмотря на свою ослепленность жаждой убийства Рат инстинктивно ответил на угрозу. Он наполовину отбил удар Сомбрака и позволил клинку вонзиться в бок. Другим фалаксом он отсек моему брату голову.
Я ссутулился, слишком уставший, чтобы воспользоваться отвлеченностью Рата. Мой прорывной щит раскололся пополам, державшая его рука онемела и стала свинцовой. Я видел, как тело Сомбрака упало на колени, а его голова откатилась в тень.
После чего ликующий от убийства Рат повернулся и снова напал на меня.
На этот раз не было никаких боевых приемов. Рат опьянел от жажды убийства.
Его фалакс взметнулся вверх, и я изогнулся, принимая удар на свой плечевой щиток. Клинок попал в уязвимое соединение между металлическими пластинами брони и на всю длину вонзился в переплетение идущих под ними кабелей, рассекая мою плоть. Мгновенно хлынула кровь. Я чувствовал, как она затекает мне в подмышку и липнет к груди.
Второй клинок я заблокировал и отбил в сторону, после чего нанес колющий удар, от которого мой гладий на две трети погрузился в диафрагму Рата.
Ослабляющая рана, призванная замедлить врага и, в конечном счете, вывести его из строя. Рат не выказывал признаков ни того, ни другого. Мы были совсем близко друг от друга. Я чувствовал его гробовое дыхание. Жестокий удар головой разбил мою лицевую пластину, расколов ретинальные линзы и засыпав лицо осколками стекла. Удар локтем поставил меня на колено, после чего Рат вонзил фалакс мне в бок, где тот застрял подобно гвоздю.
Я закричал. Он взревел.
Конец был близок, а мой бессмертный долг, наконец, уже почти отдан. Я увидел свой прорывной щит, разбитый на куски и брошенный на палубу. К нему присоединились другие щиты и тела моих братьев.
Мы не должны были ломать строй, не должны были поддаваться ненависти и ярости. Истинно нашими были холодный расчет, благоразумие и нерушимость тактической логики. Мы согрешили, и теперь пришло время искупления.
Склонив голову, я почувствовал, как по моему телу разливается холод. Сопоставимый со слабым, бестелесным ощущением моей кибернетики.
Но удара не последовало. Моя голова осталась на плечах.
Вместо этого я услышал гудение клаксонов аварийных сирен, в то время как арену залило резким красным светом.
Азоф с боем вырвался из ямы. Он был изранен, его громовой молот покрывала кровь, но сержант по-прежнему стоял на ногах. Он разгерметизировал помещение, сбрасывая всё в пустоту.
Пожиратели Миров не чистили яму перед боем. Они продували её с помощью вакуума космоса. Мой брат нашел механизм и сделал это снова, только теперь уже с нами и нашими врагами.
За те несколько секунд, что у меня оставались, я увидел на лице Азофа мрачное смирение. Не такого конца он желал.
А затем меня выдернуло давлением вырывающегося газа. Из-за отсутствия воздуха и силы тяжести я не чувствовал ничего, кроме легкости. Стремительный выдох корабля унес последний вызывающий рык Рата, заглушив голос воина в темном, беззвездном космосе. Пожиратель Миров попытался ударить меня с разворота - не из жалкой безнадежности, а принужденный тем, что подпитывало его ярость - но медленно опускающийся фалакс прошел мимо цели.
Лазерные вспышки прорезали тьму, пронзая нас своими ослепительными лучами. Рата порвало в клочья, так же, как и моих братьев. Я увидел, как пронзило в грудь Азофа, после чего скользящим ударом задело меня.
Я завертелся, исчезая в бесконечной пустоте. Просто ещё один кусок мусора.
Передо мной раскинулось зрелище сражающихся звездолётов, ужасное и прекрасное одновременно. Бортовые залпы рассекали километры космоса. Расцветали взрывы, жалкие в своем безмолвии. «Горгонеска» накренялась, её двигатели заглохли, а щиты и броня оголились.
Дойдя до критического состояния, её варп-двигатели стали похожи на рассвет маленького солнца, беззвучную вспышку удивительного света, опалившего мои сетчатки. Из-за давления ударной волны я пришел в движение, мою броню продолжал покрывать иней, даже когда я почувствовал взрывной ожог последнего драматичного вздоха «Горгонески».
- Я мало что помню после этого, - сказал я своим обвинителям. Передо мной вновь предстала чёрная палуба «Упрямого», когда я оставил воспоминание о «Ретиарии» позади, - кроме того, как пришел в себя в вашем апотекарионе и меня привели в этот ангарный отсек для скорого суда. - Я не смог сдержать горечь в своем голосе.
- Ты считаешь, что с тобой жестоко обращались, легионер Галлик?
Я отказался отвечать, моя голова согнулась под холодной тяжестью лезвия топора на моей шее. Мёртвые взгляды моих застывших на палубе обезглавленных братьев, казалось, насмехались надо мной. И я собирался присоединиться к ним.
- Прежде, чем вы убьете меня, - наконец произнес я, - скажите мне, мы прорвали блокаду?
Мой обвинитель вышел вперед, в свет. Я услышал, как он сделал рукой какой-то жест - раздалось жужжание старых сервоприводов запястья или же локтя - и почувствовал, что давление на мою шею ослабло. Я посмотрел в лицо железного отца, но не узнал его.
Он был весь в шрамах, его левая щека и часть черепа тускло блестели в полумраке. Подобная проволочному войлоку плотная седая борода была острижена, на выступающем, властном подбородке осталась только похожая на наконечник копья бородка. Почтенный железный отец смотрел на меня так, словно я был грязным маслом, которое ему нужно соскрести со своих оружий.
- Мы потерпели неудачу, - ответил он. - Мы были слабы.
С ним были ещё двое, Саламандр и Гвардеец Ворона.
- Это варварство... - Несмотря на низкий гул импульсных двигателей «Упрямого», отчасти перекрывавший его голос, я услышал ворчание сына Вулкана. Его глаза вспыхнули, как раскаленные угли.
Гвардеец Ворона осторожно поднял руку, предупреждая Саламандра, чтобы тот умолк, и они вместе сделали шаг назад. Это было дело Железных Рук, проводимое в соответствии с медузийскими обычаями, так, как нас научил наш отец.
Мне оказалось нелегко осмыслить сложившуюся ситуацию: неуместное присутствие воинов других Легионов, фаталистический настрой, исходивший от железного отца. Кроме того, была ещё и последняя личность, мой потенциальный палач, казавшийся мне знакомым, и это всколыхнуло во мне беспокойство, которому я в то время не мог найти объяснения.
- Тогда каковы приказы нашего примарха? Гор побежден? Или мы всё ещё сражаемся за Исстван? - У меня было так много вопросов. - Что с «Ретиарием»?
Железный отец печально покачал головой.
- Всё кончено, легионер Галлик. Ты единственный пережил атаку на «Ретиарий». Война за Исстван завершилась. Мы потеряли... - Он остановился, как будто предупреждая меня о грядущем ударе, чтобы я смог к нему подготовиться. - Феррус Манус мёртв.
- Мёртв? - Я попытался встать с колен, но сильная рука удержала меня. - Отпусти меня! - Я вырвался и развернулся, чтобы встретиться с безумными глазами старого друга. На мгновение все мои прочие заботы исчезли. - Азоф?
Он никак не отреагировал на то, что я только что произнес его имя. Я думал, что он погиб, и, тем не менее, он оказался здесь, на борту «Упрямого». Но что-то с ним было не так. Его плоть выглядела мёртвой и холодной, как и лежащие передо мной отрубленные головы. Пламя Азофа погасло. Его выражение лица и вены наполнились льдом. Передо мной с топором в руках стоял покойник, мёртвый и всё же живой, но совершенно не похожий на воина, которого я когда-то знал.
- Предыдущая
- 31/86
- Следующая