Смертельный огонь - Кайм Ник - Страница 21

Над памятником возвышался еще один — величественная позолоченная статуя Ферруса Мануса, примарх а Железных Рук.

Он стоял в воинственной позе, с огромным молотом в поднятой руке, будто грозя небесам. Облик примарха воссоздали мучительно точно: броня была так правдоподобна, что не выглядела каменной, а лицу Горгона скульптор придал такое непреклонное, вызывающее выражение, словно примарх спрашивал, посмеет ли кто-нибудь без трепета взглянуть хотя бы на его копию. Только глаза, смотревшие на Нумеона сверху вниз, были мертвы и не горели его печально известным гневом.

Нумеон не мог избавиться от мысли, что столь грозный герой не заслуживал этого мрачного надгробия, но как еще хранить память о мертвых, если не заточать их сущность в камень? Феррус Манус пришел бы в ярость, узнав, как недостойно с ним обращаются.

Нумеон безрадостно рассмеялся, представив это зрелище. Затем он заглянул за статую, в глубину мемориальных садов.

Растительность здесь полностью уступала место черному мрамору. На неосвещенном участке не росло ни дерева, ни листика — только покрытые черепами колонны, вылезшие из земли, словно опухоли. Среди них виднелись небольшие статуи; одни спали вечным сном на своих саркофагах, другие стояли с гордым видом, а сами тела были погребены под ними.

Нумеон отошел от статуи и уже спустился с площадки, чтобы пройтись между темных скульптур, когда горе окончательно его накрыло.

Он рухнул на колено, как подкошенный, и зарыдал по убитому отцу. Никто его увидит, ибо никто не разделял его отчаяния.

Перед глазами полыхал огромный погребальный костер. На вершине его лежал Вулкан, который наконец возвращался в пламя.

— Зола, — прошептал Нумеон, приходя в себя, но не вставая с колен и не поднимая страдальчески склоненной головы. — Все мы — лишь зола, и ничего, кроме золы, после нас не останется.

Найдя в себе силы поднять голову, он вдруг заметил, что одна из статуй смотрит на него из теней. На невысоком постаменте располагался мраморный трон, и сидящая на нем фигура странным образом казалась знакомой.

Он встал, вглядываясь в темноту, но статуя была слишком далеко, и различить детали не получалось.

Он направился к статуе, не слыша, как по мрамору стучат его ботинки. Все его чувства сосредоточились на памятнике.

Подойдя ближе, он увидел, что статуя прижимает к груди какой-то предмет, а потом — что этот предмет из ее груди торчит.

Нумеон потерял дар речи. Распахнув глаза, он пытался выговорить что-то, но не мог. Ему удалось произнести лишь одно слово, после чего он опять рухнул на колени:

— Отец…

После разрыва все болело. Кровавые ритуалы всегда требовали телесных жертв. В определенном примитивном смысле, не отдававшим должное их сложнейшей метафизике, именно поэтому они и работали.

Квор Галлек сохранял кровавые узы с Освободившимся, пока того не изгнали. Они не были настоящим единением — это лежало за пределами возможностей даже такого волевого и талантливого темного апостола, как он, — а скорее походили на непрерывное и неявное восприятие тех далеких событий. Пока узы держались, он сделал несколько открытий.

Бартуса Нарек больше не сидел в плену. Его по неизвестным пока причинам освободила еще одна «заинтересованная сторона». Личности его явных союзников также оставались неизвестны. Увы, к числу тайн относилось и его местонахождение на Макрагге.

Перед изгнанием Ксенут Сул выяснил еще кое-что. Вопреки всему, Вулкан недавно прибыл на Макрагг.

Теперь он лежал в гробу, и его обсидиановая плоть служила ножнами для фульгурита.

— Ксенут Сул, — проговорил Квор Галлек, вытирая кровь из носа и сплевывая сгусток мокроты с алыми прожилками. — Глубоко же ты вонзил в него свои когти.

Пока капитан Саламандр был пленником Ксенута Сула на «Демагоге», он почти ничего не знал и не рассказывал. На Макрагге же Артелл Нумеон, чью ментальную защиту Освободившийся уже взломал, оказался гораздо полезнее.

Ксенут Сул передал все это Квору Галлеку перед тем, как порвались цепи, удерживавшие его в мире смертных. До этого они заключили сделку: Ксенут Сул хотел, чтобы Квор Галлек нашел его бестелесную сущность и вернул из эфира.

— Придется тебе подождать, мой злобный друг, — прошипел Квор Галлек, вставая.

Как и Бартусу Нареку. Он знал, где фульгурит; он даже видел косвенное свидетельство его силы. Оставалось только добыть его.

Стоя в темноте зала уз, он поднял еще дрожащую руку к вокс-панели.

— Капитан, — сказал он, — подведи нас к границе макраггских радаров и поставь сенсориум в режим широкого сканирования.

— Что мы ищем, магистр Квор Галлек? — отозвался хриплый голос капитана «Монархии».

— Большой корабль, — ответил он. — Саламандры. С особым грузом.

Нумеон стоял в очередном аудиенц-зале Преториума. Казалось, не так много времени прошло с тех пор, как его принимали в подобном зале три примарха. На этот раз он тоже был не один, только теперь его сопровождали Барек Зитос, Рек’ор Ксафен и Фест Вар’кир.

Кроме их четверых, в гигантском сводчатом зале пока никого не было.

Ксафен присвистнул.

— Грандиозно, — пробормотал он, окидывая взглядом фрески на потолке, вычурные колонны, знамена и гобелены. Зал был произведением искусства, хотя некоторые красоты поблекли, когда Ультрамар вошел в режим экономии, мобилизуясь по приказу Жиллимана. — Каждый камень призван напоминать о превосходстве Тринадцатого. Крепость Геры вся такая?

— Возможно, я ошибся, позвав сюда вас? — спросил Нумеон Ксафена, не сводя глаз с гигантских дверей. Лорд Макрагга опаздывал.

— У ноктюрнских правителей дворцы меньше, чем эта приемная, — ответил Ксафен.

Нумеон по-прежнему не смотрел на него.

— Сержант, не вынуждай меня повторять.

Ксафен с сожалением фыркнул, но успокоился и с виноватым видом поднял руку.

— Ты не ошибся, включив меня в собрание, брат-капитан.

— Кто мы? — обратился к ним Нумеон.

— Мы — шестьдесят шесть, — ответил Ксафен.

— Мы — Погребальный Огонь, — добавил Вар’кир.

— Саламандры, — сказал Вар’кир и одобряюще положил руку на плечо Нумеону, который повернулся и взглянул на него. — Мы едины в этой битве. Вулкан с нами. Ты с нами, Нумеон. Пришло время возвращаться домой.

Нумеон кивнул, благодарный за поддержку. Он хотел высказать свою благодарность, но тут двери в аудиенц-зал открылись.

Робаут Жиллиман вошел один. Одетый в традиционную для Ультрамаринов кобальтовую броню. С широких плеч ниспадал длинный алый плащ, отделанный мехом какого-то конорского зверя. На груди гордо сияла позолоченная ультима. Оружия при нем было немного: только простой крупнокалиберный болт-пистолет на левом бедре и короткий гладий, который в руке любого не-примарха выглядел бы мечом. Не тот набор, с которым можно идти в бой, но все же необходимый, учитывая недавние события.

— Капитан Нумеон, легионеры Восемнадцатого, — тепло поприветствовал их Жиллиман, но по жесткому взгляду было видно, что его одолевали и другие заботы помимо этой встречи. — Я был счастлив узнать, что лорда Вулкана вернули, и клянусь вам, что мы сделаем все, чтобы выяснить, как это произошло.

Он возвышался над Саламандрами и выглядел как макраггский царь-воин древности, удостоивший служителей сочувствием.

— Советники сообщили мне, что в церемониальном молоте примарха оставался достаточный заряд для телепортации.

— Это одно из возможных объяснений, милорд, — сказал Нумеон.

Жиллиман кивнул, но не потому, что согласился. Он оценивал настрой Саламандр и принимал решение.

— Пожалуй. В любом случае я рад, что мой брат снова с нами.

— В отличие от соучастника его убийства, — добавил Саламандра. Его глаза горели от едва сдерживаемого гнева, но он пытался не забывать, где находится. В памяти вдруг всплыли слова Льва.