Смертельный огонь - Кайм Ник - Страница 1

Сангвиний — Кровавый Ангел, правитель Империума Секундус

Робаут Жиллиман — Владыка Ультрамара, Мстящий Сын

Лев Эль'Джонсон — лорд-защитник Империума Секундус

Вулкан — Владыка Змиев [усопший]

Рогал Дорн — преторианец Императора

Артелл Нумеон — погребальный капитан, бывший советник Вулкана

Ном Рай’тан — Глас Огня и хранитель ключей

Фест Вар’кир — капеллан-игниакс

Ушаманн — эпистолярий библиариума

Орн — Огненный Змий

Ран’д — Огненный Змий

Рек’ор Ксафен — сержант-пирокласт

Бадук — пирокласт

Кур’ак — пирокласт

Му’гарна — пирокласт

Задар — пирокласт

Барек Зитос — легионер-сержант

Абидеми — легионер

Дакар — легионер

Иген Гарго — легионер

Ферон — легионер

Кадир — легионер

Мур’ак — легионер

Унган — легионер

Ворко — легионер

Ксорн — легионер

Фар’кор Зонн — технодесантник

Коло Адиссиан — капитан «Харибды»

Арикк Гуллеро — лейтенант, старший помощник капитана

Лисса Эсенци — флаг-адъютант, рулевой

Цирцея — навигатор

Тит Прейтон — магистр верховной центурии, библиарий

Валентий — легионер-сержант

Эонид Тиель — сержант, командир Отмеченных Красным

Вит Инвиглио — Отмеченный Красным

Брахей — Отмеченный Красным

Корвун — Отмеченный Красным

Друз — Отмеченный Красным

Финий — Отмеченный Красным

Гордианий — Отмеченный Красным

Лаэрт — Отмеченный Красным

Леарг — Отмеченный Красным

Невий — Отмеченный Красным

Петроний — Отмеченный Красным

Венатор — Отмеченный Красным

Квор Галлек — Проповедник, бывший капеллан, темный апостол-магистр

Ксенут Сул — освободившийся

Дегат — мастер-сержант на борту «Монархии»

Бартуса Нарек — бывший вигилятор

Малиг Лестигон — легионер-командор

Уктег — сержант

Рак — капитан «Савана жнеца»

Каспиан Хехт

Над тобой нависает гора, окутанная траурными облаками. Скалы когтями впиваются в кроваво-красный свет на ее вершине. Небо истекает огнем, отзываясь на гнев горы. Она тревожится, страдает из-за ран, которые нанесли те, кто пытался разбить ее на куски. Она неистовствует, и невозможно взирать на нее без ужаса.

Тоска гнетет тебя, окутывает невесомым, как проклятие, саваном. Твои голые ноги покрылись волдырями и кровоточат, ибо немало лиг прошел ты по острым камням своего мира смерти.

Он не был к тебе милостив.

Но твой путь медленно подходит к концу, и финал приближается с каждым алым отпечатком, который ты оставляешь за собой.

Изрезанные скалы заслоняют солнце, но жар озлобленного светила все так же безжалостен, удушлив, губителен для всего живого, от которого он в конце концов оставит лишь пыльные скелеты.

Ты доходишь до подогреваемых адом холмов и начинаешь подниматься. Угли и горячий пепел обжигают ступни, хотя ты этого почти не чувствуешь.

Метр за метром; карабкаться тяжело, но усталости для тебя больше не существует. Твой разум — непрозрачный, темный омут, и ты знаешь, что никогда уже не вырвешься на поверхность. Тело будет подчиняться, как бы мучительно ни ныли конечности, ибо ты глух к их боли.

Ты поднимаешься с оцепенением и монотонностью ожившего трупа, ибо что ты, если не заключенное в плоть отчаяние, чьи усталые кости отзываются на последние всполохи воли?

С вершины доносится рокот, способный посоперничать с грохотом бушующих океанов, — громоподобный рев из глубин земли, эхом разносящийся над горами. Ты поднимаешь взгляд к пламени, расцветающему над головой, и вдруг замечаешь на склоне горы трещину.

Она дышит жаром и истекает кровью земли. Струи дыма манят твой разум, ослабленный и отравленный неизмеримым сыновним горем.

Недовольный гул горы наверху перерастает в вопль. Возможно, ее тоска резонирует с твоей? Возможно, вы неведомым образом оказались на одной эмпатической частоте, способной объединить плоть и камень в их скорби?

Огонь поднимается пылающей колонной, замарывая небо, солнце и звезды своей яростью.

Твое мертвое тело охватывает отчаяние, и ты спешишь к трещине, в которой находишь углубление, достаточно большое, чтобы тебя вместить.

И когда небеса начинают плакать огнем, ты опускаешься в гору, где тебя ждет убежище и смерть. Последнее свидетельство того, что ты существовал, скрывается за пирокластическим облаком, и от тебя остается только тень и память.

В сером пепле лежало тело.

Трансчеловек, мужчина. Кожа черная как уголь, а у побитой брони — фестонные края, словно ее сделали из зеленой чешуи. Саламандра. В сантиметрах от руки — меч. Воин. Жертва судьбы, которая ждет большинство вступивших на этот путь, всего лишь один труп из многих. Его убила рана на груди с кулак размером, однако левый глаз тоже был сильно поврежден.

Но перед смертью он не тянулся к мечу. В руке было зажато что-то другое. Молот.

Небо вспыхнуло, покрывшись сеткой вен из жемчужного света.

Веко дернулось в ответ, но то было лишь сокращение мышц, последний сигнал от синапсов перед смертью мозга.

Еще одна вспышка. Молния ударила в землю совсем рядом.

Задрожал палец. Очередная судорога?

Третья вспышка и раскаты грома.

Он моргнул — этот труп, не бывший трупом, — и на сетчатке отпечаталась картина шторма, надвигающегося через пепельное поле. Второе веко, обожженное и скрывавшее пульсирующий от боли глаз, не открылось.

Сознание вернулось к нему, время и пространство восстановились. В голове вновь побежали мысли. Больно. Как же больно…

Сухое, безоблачное небо Траориса пересекла молния.

Нумеон моргнул еще раз, когда молния дико изогнулась, распалась на несколько артерий и разорвала тьму яростными всполохами. Раздвоенные разряды вонзились в землю, как брошенные копья, на этот раз едва не попав в Нумеона.

Смерть стала бы благословением. Но не из-за боли от ран, а из-за мук поражения.

— Вулкан… — раздался хрип из пересохшего горла.

Нет, не Вулкан. Это был Эреб, а его агент сбежал с фульгуритом. Шпион Грамматикус. Лжец. Предатель.

Еще одна молния ударила рядом, и Нумеон поморщился. С тех пор как он очнулся, это уже пятая. Шторм приближался с каждым убийственным разрядом. Ему совсем не хотелось знать, что будет, если он останется тут до появления шестого или седьмого.

Двигаться было тяжело. Он лежал в луже пролитой крови, которая все росла, и даже его улучшенный организм не мог остановить кровотечение.

Император сделал космодесантников крепкими, но бессмертными они не были. И примархи тоже, как теперь знали некоторые несчастные сыны.

Но слухи о смерти своего отца Нумеон опровергнет. Если доживет.

Кости реберного каркаса были переломаны, а внутренние органы повреждены. Он давился кровью и дышал ей, а не воздухом. За это следовало благодарить болт-пистолет Эреба. И, даже будучи слепым на один глаз и не видя свою броню, он знал, что она сейчас скорее артериально-красная, чем змеино-зеленая. Раны и приближающийся паралич вели к очевидному выводу.