Выбери любимый жанр

Аид, любимец Судьбы (СИ) - Кисель Елена - Страница 34


Изменить размер шрифта:

34

Двое ищут. Третий черной тенью меряет переулки нового обиталища людей медного века.

– Идите уже… пока он добрый! – долетает с запахом жареного лука из дверей харчевни.

– Это? Добрый?!

– Был бы злым – давно бы уже тут все лежали. Идите!

Братец-Зевс стал у тигля на славу. Хорошие у него творения получились: здоровые, быстрые, глаза блестят. Правда, не такие мощные, как люди серебряного века, зато плодятся быстро – в создателя.

– Господин!

Лицо у воина красное, как диск восходящего солнца. Медное, обрамленное такого же цвета усами и бородой. И, видно, это из новеньких, что десять дней назад прибыли: еще не уяснил, как со мной себя держать.

Как себя держать, если лавагет с виду моложе тебя?! Я, правда, раздался в плечах, хотя… с Посейдоном не сравнить, так что не считается.

– Мы думали… соревнования сегодня… в центре города… для всех… а?

– На кулаках, борьба, бег и на пращах. Мечи не вынимать.

А то знаю я, чем заканчиваются эти их соревнования.

Воин возвращается к своим – в луковый чад, из которого несется вопль ликования: «Я ж говорил, он добрый пока!»

Нет, я не добрый, я просто не знаю, чем заняться…

Пора бросать это место. Застрял здесь, потому что перевал важный, а на севере дела похуже. Там крепость больше, но жалуются, что соседи серебряного века совсем озверели, цены заламывают, на улицах буянят, набеги какие-то устраивают…

Строители, которые должны укреплять стену, спят брюхом кверху. Чернявый каменщик из потомков сатиров присел на двух других, ковыряясь в зубах. Прочих совсем не видно.

– Камней ждем, – пояснил снисходительно чернявый. – Скоро прибыть должны.

Духота влажной тряпкой обволокла лоб, шлемом сдавила виски. Не терплю шлемы: ни один-то мне не подходит.

Время текло вязко и противно, увязнув в утренней жаре. Зачем-то ходил в конюшню, где квадрига уже успела до дрожи в ногах запугать остальных коней. Конюхи косились страдальчески: неймется бешеному, что ты сделаешь…

Крепость проснулась, забурлила глухо, мерно. Плеснула двумя-тремя потасовками на улицах. Пришлый наемник-лапиф, пошатнувшись, толкнул в плечо. Схватился за свое плечо с криком: «Потише, рвань!»

Дальше остался недоумевать уже на стенке. Или в стенке. Все-таки непонятно, что из чего нужно извлекать.

Может, стоит панцирь надевать побогаче? Афина вон так и носится: в сияющем, парадном, работы тельхинов. В прошлый раз, когда пришлось навестить племянницу, меня какие-то обожатели близко не желали подпускать к «великой богине».

Еще все пытались дознаться, где я такую колесницу угнал.

Афина потом смеялась. Предлагала их превратить во что-нибудь на скорую руку, хотя они и так уже превратились: в зеленый студень, когда услышали, как дочь Зевса назвала меня по имени.

В доме пусто. Он стоит на возвышенности, и его даже в насмешку не называют дворцом, хотя мегарон ничего – просторный, и колонны даже есть: ложные, кто-то от нечего делать в мое отсутствие присобачил.

Старуха-рабыня шаркает веником из засохших листьев. Проскальзывает служанка: молоденькая, темнокожая. Новенькая: еще улыбаться не разучилась. Повинуется жесту, подходит, подставляет бедро под ладонь…

Скучно. Наведаться к Левке? Был недавно. И туда лучше – ночью, когда волны играют диким серебром.

В оружейной грохот и ругательства: там складывают трофеи. Дошли у воинов руки: последний бой был двенадцать дней назад.

А может, не руки дошли, а просто интересно в оружии покопаться.

Распорядитель Хипат ругается во всю глотку. С тех пор, как попался какому-то подземному отродью, которое схрупало ему правую руку до локтя, Хипат зол на всех. Умолкает, только когда меня видит.

– Что там?

– Да щиты, – дылда-распорядитель досадливо машет на здоровенных невольников-лапифов здоровой рукой. – Все в кучу свалили. Наволокли откуда-то из наших кладовых, а говорят, что трофейные. Что я, ковки не узнаю? Это ж союзников наших щиты, копья! А…

Лапифы тупо смотрят на копья, больше всего во взглядах – желания загнать их распорядителю в глотку. Вот только про казни, назначенные лавагетом, уже прошел слушок. Своя шкура дороже.

– О камнях вести не приходили?

– А-а, это… ночью гонец прибегал, – Хипат вроде бы и мой распорядитель, а знает обо всем в крепости, за это калеку и держу. – Они там на Кронову ловушку натолкнулись. Ну, временну́ю. Потеряли одну телегу и двоих людей. Сейчас к нам как раз идут – скоро будут.

– Я встречу.

– Приказать колесницу запрячь?

– Незачем. Пройду пешком.

Однорукий кивает и начинает канитель со щитами сначала. Лапифы уже серьезно решают, что страшнее: мои казни или общество настырного распорядителя.

Плохо будет, если они на него все-таки кинутся: на двух невольников меньше. Он и одной рукой неплохо убивает.

Утреннее солнце жжет так, будто Гелиос спросонья возненавидел землю. В воздухе – медовое марево. Встречать камни со мной набирается десяток воинов – все лениво выбивают ритм по каменистой дороге. Запеть – и то не пытаются.

Кто-то на небесах кубок с предчувствием развернул: разлито в воздухе. Идешь по дороге, будто по грани: ступи еще – и все кувырком покатится.

Откуда?

Телеги с камнями встретили – не успели час прошагать. Провожатые отсалютовали копьями на радостях, сами какие-то издерганные. Раз уж при виде лавагета оживились…

– Видели что-то?

Старший из сопровождения поморщился, утер с медно-красного лица пыль.

– Да сначала ловушка эта Кронова… потом двое наших сцепились. И волки еще крутились поблизости.

– Сильно крутились?

– Близко не подходили – и не разглядишь. Но подвывали – стало быть, волки. Провожали, тварюги!

И сплюнул в пыль.

В тот же миг тревожный крик ударил с неба, солнечным кулаком по маковке. Голос Гелиоса, второго учителя, выкрикивал несомненное: «Аид, берегись, берегись!»

А потом эти твари хлынули из-за недалеких скал.

Каменные волки. Порода чудовищ, родившихся у корней Офриса и расплодившихся быстрее саранчи.

Пыльного цвета ублюдки, в холке ниже меня на голову, шкуру не всякий меч возьмет.

В своре было не меньше сотни, катились лавиной серых валунов, только без грохота, бесшумно…

Не отбиться.

Не сбежать – на груженных-то камнями повозках с пешим конвоем!

Меч влетел в руку сам.

– К крепости! – рявкнул я.– Режьте поводья, бросайте груз!

Камней еще наберем – к карьерам шесть часов пути – а лошади наперечет…

«Бей как бог», – ласково попросила Судьба, движением ладони отправляя вперед, в бой.

За прошедшие годы наука Посейдона успела стать родной: мрак – в глаза, мрак – глаза, только собой, только своей сущностью, не уворачиваясь, напрямик и изо всех сил…

Колыбель-тьма приняла в объятия нежнее томной нимфы. Меч перековался в ножик мальчишки, который играючи рубит маковые головки: раз, и два, и три…

Но в маковых головках была та же сила, что и в мече – может, немного меньше. Каменные волки вышли из гор, из тьмы под ними, их учили не бояться богов.

За прошедшие годы я успел постичь еще науку: даже богу может не повезти, если против него – сто голодных пастей.

Пастям плевать: бог – не бог… У пастей есть одно: голод.

Воины, не внявшие приказу и сунувшиеся в бой за своим лавагетом, давно стали кровавой кашей у ног. А ведь жаловались: послала Ананка командира, Зевсова братика. Сам ни полслова, характер скверный, а рожа – себя с похмелья так не боюсь. Хоть бы его пристукнули, что ли.

Чего лезли?

Когда легкую кожаную броню на плече пробили клыки – боль почему-то не пришла. Подумалось равнодушно: все, держал, сколько мог. Теперь главное – чтобы не в куски, за эти годы чего только не было, отлежусь…

И тут тьма-колыбель выкинула неожиданное: взорвалась лошадиным хрипом, яростным ржанием, вздыбилась четырьмя вихрями, влетела в свору обезумевшими ветрами…

Борей? Зефир? Нот? Эвр?

С чего им вступаться за сына Крона? Они же мне в лицо смеялись (Борей так точно): «Воюйте себе! А мы полетаем…»

34
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело