Матильда. Тайна Дома Романовых - Павлищева Наталья - Страница 14

Такое мнение серьезные гости Богдановичей поддержали. Тем более и нынешний наследник Николай Александрович «подцепил» свою Кшесинскую там же. Кто-то вспомнил о происшествии во время выпускного спектакля, но тут же было решено, что все это Кшесинской и задумано, чтобы привлечь к себе внимание.

К кофе собравшиеся уже пришли к выводу, что и увлекаться-то нечем, Кшесинская-2 не так уж хороша, не лучше Числовой, что у нее кривые выступающие зубы, короткие ноги и никаких перспектив на сцене, если, конечно, не поможет протекция наследника.

– Я видел ее в Летнем театре в Красном Селе… – начал кто-то из гостей, но осекся и постарался перевести разговор на другую тему. Объяснять заинтересовавшейся таким заявлением супруге, что он сам делал в Красном Селе во время маневров, не хотелось, но, видимо, пришлось.

Наследник шокирует всех, императрице Марии Федоровне стоит посочувствовать – таков был всеобщий вердикт.

После этого обсудили предстоящее большое путешествие цесаревичей, дружно решили, что и время, и маршрут выбраны неудачно, а плыть в Японию и вовсе ни к чему, но, возможно, столь долгое отсутствие нужно, чтобы наследник забыл эту танцорку.

Обсудили слух о болезни второго сына императора Георгия:

– Я слышала, что у Джорджи чахотка! Это ужасно…

Пожалели чахоточного Георгия, поговорили о том, стоит ли ему отправляться в столь далекое путешествие. Осудили решение императора отправить и второго сына вместе со старшим, а также согласие императрицы на это…

В общем, осуждать нашлось что.

Прощаясь, хозяин предлагал непременно зайти завтра:

– Мне прислали горную козу! Завтра будет подана к столу.

Гости ахали и обещали «заглянуть на козу».

Генералу действительно частенько привозили откуда-то необычные продукты, каких не купишь в лучших магазинах, дичь, убитую в труднодоступных местах, деликатесы из загадочных стран… Это стоило бешеных денег, но за возможность получать сплетни из первых уст стоило платить.

В салоне на Исаакиевской далеко не всегда были правдивые слухи, чаще наоборот, но на сей раз сплетники не ошиблись – цесаревичи Николай и Георгий отправлялись в далекое путешествие до самой Японии морем, и второй сын императора Георгий действительно был болен туберкулезом.

Маршрут путешествия наследника и его брата обсуждался долго, императрица очень боялась морских путешествий, море непредсказуемо, но и ехать через всю Россию, где на каждом перегоне можно ждать аварии, подобной боркинской, или подложенной бомбы (не станешь же вдоль всего пути через необъятные сибирские просторы ставить солдат), не менее опасно.

В конце концов, император решил, что сыновья поплывут, и утвердил маршрут через Вену, Триест, оттуда в Грецию, Египет, по Суэцкому каналу в Красное море, Индийский океан с заходом в Бомбей и далее на восток в Китай и до Японии. Обратный маршрут пока держался в тайне, как и дата возвращения, но было понятно, что наследник будет отсутствовать год.

Матильда была расстроена донельзя:

– Юля, за год он меня просто забудет!

– Напомнишь, – успокаивала ее верная сестра.

– За год я стану старухой, – рыдала Маля.

– Если будешь каждый день плакать, обязательно станешь. Маля, ты должна за это время расцвести и стать первой балериной Императорских театров.

Между сестрами были удивительно теплые отношения. Достаточно большая разница не позволяла соперничать, но и обращаться с младшей сестрой, как с игрушкой, тоже не получалось. И наставлять себя маленькая Маля не давала.

Сестры учились в одном училище, служили в одном театре, вместе готовили партии, которые Маля танцевала, а Юля нет. Жили в одной квартире, выделенной из части огромной родительской.

Постепенно Юлия стала дуэньей младшей сестры, она защищала, наставляла, советовала и сопровождала. Они были вместе всюду. Родителей это устраивало – более прагматичная и спокойная Юлия уравновешивала импульсивную Малю.

Матильда, как и Юлия, числилась в кордебалете Мариинского, туда по окончании училища попадали все, как и оперные певцы и певицы в хор. Но Маля и дня в длинной шеренге лебедей или снежинок не танцевала, она исполняла отдельные номера, как делали даже не корифейки, а солистки, и готовила партии, что позволялось только балеринам. Собственно, балерин в Мариинке шестеро – это те, кто танцует главные и заглавные партии, из них прима одна – итальянка Пьерина Леньяни с великолепной техникой. Ей даже отдельное название придумали – прима-ассолюта.

– Ну и что, я тоже ассолютой стану! – пожимала плечами Матильда.

Честно говоря, ни родные, ни окружающие в театре в этом не сомневались. Особенно после внимания императорской семьи.

Но произошло нечто неприятное для артистической карьеры Матильды – наследник уехал, а сам Александр III не вспоминал о «надежде русского балета».

Завистники начали злословить за ее спиной, кое-кто открыто поговаривал, что карьера Кшесинской-второй закончилась, притом что первой и не начиналась.

Юлия и впрямь танцевала в кордебалете, не претендуя на большее, ее устраивало такое положение. Но только не Матильду!

Карьера закончилась, едва начавшись? Она еще им покажет! Итальянки, конечно, хороши, их технике стоит поучиться, но Матильда покажет всем, что лучшие балерины – русские!

Но Мариус Иванович Петипа ставил балеты в расчете на исполнение Пьериной Леньяни, и она у всех на виду сначала отдельным номером, а потом на бис прокрутила тридцать два фуэте без остановки! Это ее секрет, ходили слухи, что секрет знает Чекетти, который недавно танцевал главные партии в Мариинском, а теперь решил преподавать в училище. Матильда приставала к отцу и брату с просьбой выведать тайну, но Чекетти молчал, лишь усмехаясь в ответ на попытки заставить его проболтаться.

Маля решила, что добьется всего сама, и крутила эти фуэте в любую свободную минуту. Она вообще репетировала неимоверно много, отец качал головой:

– Ты сорвешь мышцу и перестанешь танцевать совсем.

Старшая сестра понимала, в чем дело: Маля хочет до возвращения Ники стать не хуже Леньяни. Это слишком трудно, Леньяни в балете давным-давно, а Маля всего год назад училище закончила. К тому же Леньяни воспитана в итальянской школе, где техника, техника и еще раз техника.

– Вот это и трудно, Юля, добиться их техники, но не потерять своей душевности, – соглашалась Матильда. – Но я добьюсь! И стану примой-ассолютой. Вот увидишь, стану. Смотри!

Шестнадцать фуэте она уже крутила, но больше не получалось, хоть плачь!

Что прошло много дней, Воронцов понял по растущей бороде и ногтям.

Выжил только благодаря крепчайшему здоровью и собственному упорству. А еще благодаря страстной мечте вырваться и увидеть Кшесинскую.

Однажды сверху вдруг крикнули:

– Держи, только не потеряй.

В небольшом мешке спустили свечку и спички.

Воронцов впервые увидел свет. Крохотный огонек показался невыносимо ярким, и он смог рассмотреть свое пристанище. К этому времени на ощупь уже знал каждый дюйм, но все равно было любопытно.

Сверху крикнули, чтобы берег свечку, новую дадут нескоро. И все равно он предпочел сидеть со светом, пока не остался небольшой огарок. Огарок скормил крысам в благодарность за соседство. Если бы не сжег свечу, ее все равно сожрали бы эти твари.

Видно, «примерное» поведение произвело впечатление на тюремщиков, Воронцову стали давать больше хлеба и воды, и свечи тоже опускали. Он не задавал вопросов, за что сидит, понимал, за что, но понимал и то, что нужен живым.

С самого начала, обнаружив, что жив, Воронцов сделал все, чтобы не стать калекой или беспомощным. Он отжимался от стенки или своего ложа, размахивал руками, насколько позволяли размеры каменного мешка, как только зажила нога, шагал на месте и производил почти строевые повороты… Конечно, этого здоровому сильному организму мало, но лучше, чем лежать.