Белая ворона (СИ) - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 56

— Все хорошо. Все обошлось.

— Я не хотела, — давясь всхлипами, повернулась к нему Маред. — Я не хоте-е-ела! Опять! И мобилер! Уже было так… Только Эмильен погиб. Почему он? Почему его не вытащили? А в этот раз я… и Изабель… Если бы… если бы она…

— Все обошлось, Маред, — ласково повторил Алекс, гладя взъерошенные волосы, придвигаясь ближе с напряженной осторожностью. — Обошлось ведь. Ты не виновата, девочка моя, так бывает. Мокрая дорога, понимаешь? Ты училась на сухой — вот и не знала. Все обошлось…

Девчонка потянулась к нему сама, рывком поворачиваясь и вжимаясь в раскрытые навстречу объятья. Простонав что-то, закинула руки ему на плечи, спрятав лицо на груди. Лежала молча, всхлипывая, и крупная дрожь колотила ее тело.

— Все хорошо, — прошептал Алекс, утыкаясь лицом в ее макушку. — Все. Хорошо…

Нутро выворачивало от запоздалого страха за эту маленькую дурочку, рванувшую в ночь по мокрой дороге на послушном, но тяжелом «Драккарусе». Светлые боги, благодарю вас! Да, злился… Выпороть бы ее! Но не за мобилер, всеми богами клянусь, а за этот вот страх. Две юные дуры! Как хорошо, что это был «Драккарус»! Не легкий «Кельпи», который размазало бы в лепешку вместе с людьми, а массивный, надежный, замечательно прочный «Драккарус».

— Все хорошо, — шептал он, предательски изнывая от почти раскаленного влажного тела, прижавшегося так тесно, что все их изгибы, ямки и выпуклости сошлись, как в сложной головоломке.

С трудом он заставлял себя думать о чем угодно: о франкском тендере, о взрыве в «Бархате», о последнем разговоре с Корриганом, — только не о том, что Маред себя не помнит, если так откровенно трется об него и обвивает руками и ногами в отчаянной попытке спрятаться от страха. И Алекс терпел это, еще находя силы мрачно поиздеваться: ну не дурак ли он сам? Потерять дорогой мобилер и быть откровенно, непристойно счастливым лишь оттого, что на этой паршивке, что не доверяет ему и на пенни и боится, как людоеда, нет ни царапины. Хорошо-то как, что нет!

«А ведь пропал ты, Алекс, — пришла безупречно ясная и горькая мысль, когда Маред затихла, мгновенно уснув в обнявших ее руках. — Вот, значит, как это бывает? Да нет, быть не может. Это же смешно! Второй раз — и снова неудачно? В таком возрасте, зная заранее всю безнадежность и неправильность? Нельзя, Алекс. Ты же не умеешь любить, Сутяга, Корсар… Ты же искалечишь эту глупую наивную девчонку, порвешь ей душу куда хуже, чем тело рвут кнутом. И отказаться — сил нет. Что угодно сделаю, лишь бы она еще раз ко мне вот так — всем телом. Чтоб сама, по своей воле, да не от страха, а… ну, хотя бы от желания. Если уж иначе — никак. Что же я творю, девочка моя?»

Маред сопела рядом, изредка вздрагивая во сне, распластавшись на Алексе и бесстыдно просунув колено ему между ног. Боясь шевельнуться, Алекс обнимал ее, грея дыханием мочку уха, шею и плечо.

«Что же я творю? — повторил он себе. — Я же чистую правду говорил Кормаку Даффи: близкие — это слабость, это уязвимое место, в которое обязательно кто-то ударит. Непременно! Зачем же мне это сейчас? За что мне это? И если бы сегодня мобилер оказался послабее… Ничего бы не было? Никогда? Не было бы… её? Хватит. Хватит дамской истерики, Корсар. Все ведь обошлось? Да. Пока обошлось…»

Солнечный луч, пробившийся сквозь шторы, назойливым пятном лег на щеку. Маред проснулась от этого лишнего тепла, заворочалась под одеялом, потягиваясь разомлевшим в мягкой постели телом. Переложила голову на подушке, не открывая глаз, спросонья еще не понимая, где она, и чувствуя только, что постель хорошо знакомая и уютная. Двинув колено вперед, наткнулась на горячее и упругое, замерла. Но было уже поздно. Монтроз придвинулся ближе, бесцеремонно сгреб ее в объятия, почти заставив уткнуться в плечо носом. Маред, полностью обнаженная, судорожно вдохнула его запах, боясь шевельнуться.

Память о вчерашнем обожгла острой болезненной вспышкой: разбитый мобилер, Изабель, истерика в объятиях лэрда! И как теперь себя вести? Что делать? Монтроз сказал, что прощает, но…

— Доброе утро, — прозвучало над ее головой. — Как вам спалось?

— Хорошо, благодарю, — сказала чистую правду Маред. — Простите, мне нужно в ванную.

Прикрываясь одеялом, она накинула халат и сбежала в ванную. А там, подставляя загоревшееся лицо под прохладные струи, тоскливо подумала, что в Лунден ей все равно предстоит ехать вместе с лэрдом. Ох, как ужасно получилось!

До красноты растерявшись самой жесткой мочалкой, словно можно было смыть страх и стыд вместе с вчерашней пылью, Маред переоделась у себя, а на лестнице замялась, не зная, спускаться к завтраку или вернуться в спальню лэрда. Но тот и сам вскоре показался в коридоре, уже полностью одетый.

Завтракали почти молча. Маред едва не давилась тонкими кружевными блинчиками с медом и сливками, ей казалось, что тье Эвелин смотрит на нее осуждающе — и неудивительно. Однако после завтрака экономка вручила ей большой пакет.

— Шампанское и торт, — пояснил лэрд. — Угостите коллег, которые будут вас поздравлять.

— Благодарю… — с трудом сглотнула Маред вставший в горле ком.

— Рада помочь, — с привычной сдержанностью улыбнулась экономка. — Ваше светлость, вы возьмете экипаж?

— Да, конечно, — отозвался лэрд. — Полагаю, его уже прислали из Лундена. А завтра что-нибудь придумаю с новым мобилером. Лошади по-прежнему не пользуются моей любовью… Маред, у вас ведь дела в Лундене?

— Да, — поспешно откликнулась она. — Мне нужно посетить клинику и съездить на свою квартиру.

— Тогда можете остаться там на ночь, — безразлично сообщил лэрд.

— Остаться у себя? Маред едва не споткнулась, выходя из столовой и изумленно обернувшись на лэрда стряпчего. Это ведь из-за вчерашнего? Может быть, он решил, что такая хлопотная и дорогостоящая игрушка ему больше не нужна? Неужели отпустит?

Спросить прямо язык не поворачивался. Маред сбежала вниз по лестнице, выскочила во двор, где уже дожидался присланный ночью экипаж. Монтроз подошел следом, открыл перед ней дверцу, и Маред шмыгнула на заднее сиденье, отвернувшись к окну, когда лэрд стряпчий сел рядом. Ее снова окатило привычным чувством, что все вокруг знают, какой нелепой и жалкой она себя ощущает и думают только о ней, подмечая все недостатки. И за спиной смеются!

Глупость, конечно. Разумом она это понимала, но сейчас не могла не думать, что рядом с лощеным, светским, всегда уверенным в себе лэрдом выглядит совсем ему не парой.

Всю дорогу они с Монтрозом промолчали. Но когда до здания конторы оставалась пара кварталов, Монтроз вдруг велел свернуть к небольшому скверу с кофейней. Открыл дверцу перед Маред, у которой опять сердце затрепыхалось, и бросил:

— У нас еще есть время поговорить.

Маред, мгновенно застыв изнутри, последовала за ним. Опустилась на плетеный стул за веселым расписным столиком, чувствуя, как дрожит, будто заячий хвост, а в горле пересохло. Лэрд, глянув на нее, спросил у официанта воду с лимоном.