Шмели и термиты - Халифман Иосиф Аронович - Страница 58

Точно так же неясно, остаются ли рабочие термиты после того, как они добрались наконец до поверхности брюшка и слизали каплю выпота, в числе тех, что копошатся в другом конце камеры, в кучке термитов, окружающих самый конец гофрированной царской туши.

Сколько остается невыясненных вопросов, до которых у исследователей не дошли еще руки!

Слепые создания, беспрерывно ощупывая множеством трепещущих усиков конец брюшка, суетятся вокруг него с приоткрытыми жвалами в ожидании появляющихся на свет яиц. Время от времени вместо влажно мерцающей оболочки медленно выходящего яйца здесь показывается жидкая прозрачная капелька, и тогда любой из термитов, выполняющих тут роль повивальных бабок, с лихорадочной поспешностью выпивает доставшуюся ему порцию корма. С такой же жадностью выпиваются жидкие капельки, выделяемые самцом-родоначальником.

Запомним же, что в кормовую эстафету поступают также и остатки особым образом обогащенной и сверхконцентрированной пищи, которой рабочие термиты непрерывно снабжают родителей. О том, какое важное значение имеют для жизни семьи эти крохотные капельки (или, может быть, даже не все они целиком, а только растворенная в них примесь каких-то специальных выделений), мы узнаем позже.

Но внимательный читатель уже заметил, наверное, что как бы ни был запутан табель о кормовых рангах в семье термитов, здесь корм добывается для всех, в конце концов, только взрослыми рабочими.

Стаза рабочих термитов — это не только добытчик корма для всей семьи, но и ее общий рот, а также и ее общее брюхо. Именно в них основание, фундамент и опора всей пирамиды, начало цепи, в которой до сих пор здесь перебирались только последние, конечные звенья.

Пора внимательнее разобраться в вопросе о том, чем питаются взрослые рабочие термиты, и таким образом выяснить, за счет чего живет, из чего себя строит семья термитов. Откуда черпает она свои силы, что представляет собой исходный корм всей общины?

Почти все термиты, зарегистрированные учеными, питаются, как правило, только различными порождениями растительного мира. Для одних кормом служит живая, для других — мертвая растительная масса, не измененная, сухая, или, наоборот, прелая, гнилая. Существуют термиты, многими своими чертами и складом жизни напоминающие бразильских муравьев-листорезов Атта. Есть и подобные муравьям-жнецам термиты, собирающие в свои гнезда ими же срезанные и очищенные от шелухи и оболочек семена злаков, измельченные, превращенные в сухую сечку стебли трав. Есть термиты, питающиеся одними лишайниками.

При этом из всего разнообразия питательных веществ, которые мир растений поставляет животным вообще и насекомым в частности, термиты избрали для себя не богатые жирами, белком, крахмалом или сахаром сочные и сладкие плоды, не нежные молодые побеги или зеленую листву, не сытные корневища или клубни — короче говоря, не те части растений, которые служат лакомым и жизнетворным кормом для всех растительноядных видов. Наоборот, кормом для термитов стало вещество, в котором ни одно из животных да почти и ни одно из насекомых не находит для себя ничего сколько-нибудь привлекательного и заманчивого.

Термиты питаются древесиной, точнее, клетчаткой, или, что то же, целлюлозой, то есть углеводами, из которых состоят оболочки клеток. Целлюлоза составляет обычно свыше половины веса древесины. Химическая устойчивость этого самого распространенного в природе органического вещества превосходит устойчивость почти всех производимых растительным миром соединений.

Если не говорить о минералах, целлюлоза — наименее съедобный продукт на свете.

Но именно этот несъедобный продукт и стал основным в питании термитов.

Целлюлоза образует скелет растений, который, подобно скелету животных, дольше всех тканей сопротивляется разрушительному действию времени и условий.

Давно истлел труп, но вымытые дождем и высушенные солнцем голые кости все еще белеют… Точно так же, пусть давно рухнул наземь ствол дерева, пусть насквозь истлел и перегнил, пусть стал совсем трухлявым, хрупким, он долго еще может сохранять и свою внешнюю форму, и внутреннее строение. Его поддерживает целлюлоза, из которой построен скелет растения.

Этот скелет и уничтожают термиты.

Они выедают, истачивают, опустошают изнутри опору растения, его арматуру, разрушая даже наиболее прочную и стойкую часть клетчатки.

Некоторые поедают, правда, и корма животного происхождения — кожу, шерсть, хитиновые части и целые трупы насекомых, помет зверей и птиц, — но подавляющее большинство питается именно древесиной. Из других насекомых ею кормятся, например, жуки-короеды, но пищу каждого вида составляет обычно древесина только определенных пород, термиты же чаще всего справляются с самыми разными, по сути дела чуть ли не со всеми.

Некоторые питаются даже древесиной Гваякум санитум — непревзойденной по твердости породы, произрастающей на острове Гаити.

Можно подумать, что конкуренты в жизненной борьбе оттеснили термитов от всех более питательных, более богатых и лучше усваиваемых кормов, оставили им практически никому не нужную, никем не потребляемую клетчатку — не просто постную и малосытную, а совсем несъедобную, почти никчемную. И термиты отступили, перешли на бросовый корм.

Казалось бы, какое сокрушительное поражение!

Однако вот уже ни следа, ни памяти не осталось от всех тех растительноядных видов, которые в свое время нанесли термитам это поражение в состязании за место под солнцем, а термиты по-прежнему живы. Правда, они завоевали для своих потомков место под солнцем так, что свет солнца для них погас, а животворная энергия его лучей стала доходить до них связанной и законсервированной в таком сложном и косном соединении, как целлюлоза, клетчатка.

Это было отступление, но именно оно и вооружило термитов неоценимым преимуществом, стало основой их успеха, секретом их торжества.

Проиграв в качестве корма, они выиграли в количестве, приспособились к корму, который природа давно уже производит в изобилии.

Потребление корма, за который ни с кем не приходится состязаться и который имеется везде, где хоть что-нибудь произрастает, отчасти объясняет, к слову сказать, почему великолепные крылья молодых самок и самцов могли стать столь несовершенным, столь неудовлетворительным средством полета этих насекомых.

Но с этим обстоятельством связаны и еще более важные последствия.

Натуралисты давно подметили, что многие насекомые заодно с рядом грибов, живущих на древесине, ускоряют распад и разложение даже самых мощных деревьев в самых дремучих лесах.

Английский ученый В. Кирби еще на рубеже XVIII и XIX веков, свыше полутораста лет назад, писал: «Одни насекомые питаются доброкачественной древесиной, другие — начавшей разлагаться, но в результате совокупная деятельность всех приводит к одному концу — вся масса дерева снова превращается в прах, становится такой же размельченной трухой, как и земля, давшая жизнь дереву. Какой же великой силой являются насекомые, которых мы часто и не видим или которым не придаем серьезного значения!»

Если Кирби в чем-нибудь здесь ошибался, то лишь в одном: подобно тому как цветущий город, увиденный легендарным эль Хидром на месте пустыни, был еще многолюднее и прекраснее того, что он видел здесь когда-то впервые, древесина, превращенная насекомыми в труху, представляет собой массу не столь же, а еще более богатую, еще более плодородную, чем та, что дала когда-то жизнь дереву.

Это можно сказать и о клетчатке, переработанной термитами.

Во многих тропических странах перемолотая масса термитников не зря считается лучшим удобрением полей и используется под самые требовательные культуры. Это удобрение создано из клетчатки.

Как тут не вспомнить замечание Кирби о великой силе насекомых, которых мы часто не видим или которым не придаем значения!

Наряду с видами, ускоряющими кончину больных и уничтожение погибших деревьев, многие термиты обрекают на смерть и деревья здоровые. Они подтачивают, выгрызают изнутри их опору, ускоряют их падение. Мертвые стволы целую вечность лежали бы на земле, хороня в себе вырванные из жизни питательные вещества.