Шмели и термиты - Халифман Иосиф Аронович - Страница 39

…Перебирая и сличая черты и повадки общественных насекомых, мы снова и снова убеждаемся, что семья — это общий кров, общий стол, сообща заготовленные запасы, сообща выкармливаемая и воспитываемая молодь.

Приведу отрывок из письма одного любителя шмелей из Кокчетавского района:

«Несколько лет подряд собирал я ранней весной, затем попозже, потом в начале лета шмелей. Собирал, сколько удавалось. Сначала брал всяких, дальше догадался, что так ничего не выйдет, стал внимательно следить, чтоб были обязательно похожие, одного вида. Помещал всех в закрытый улеек с кусочком медового сота, который клал на обзаведение. Иной раз, если повезет, набивал в улеек по двести, даже по триста шмелей и больше… Несколько раз взвешивал их. Бывало, больше килограмма живых шмелей выходило. У пчел рой такого веса вполне может исправно жить. А шмелям чего не хватает? И корма вдоволь, и вату даю для утепления, и паклю, и сухой мох, и опилки, и свежую пергу в мисочке… Но как открою леток, все мои шмели один за другим улетают, и хоть бы один вернулся. Через день-два загляну в улеек — пусто, мед из сотика выпит, порга из кормушки рассыпана, на донышке вверх лапками сколько-то мертвых шмелей. Гнезда и в примете нет. Потом стал я еще строже отбирать шмелей, старался помещать в улеек не больше одной самки, а остальных только рабочих. И ловил ведь аккуратно, чтоб не помять, ни ножки не повредить, ни крылышка, ни тем более усика. Вроде бы, думаю, теперь должна семья сложиться. А все равно назавтра леток открою — разлетается мой сбор, опять я ни с чем».

Кто помнит рассказ о том, как растет в природных условиях шмелиная семья, без труда догадается, в чем причина неудач опытника из Кокчетавского района. Здесь не хватало слишком многих креплений, необходимых для единства, для возникновения целостности.

Сейчас, вслед за рассказом о бесхитростном опыте кокчетавского любителя, стоит вдуматься в итоги проведенного в биологической лаборатории университета в Хакодате, Япония, строгого, хотя может и замысловатого исследования, осуществленного Мейо Муканата.

Вообразите себе одиннадцать маленьких коробочек-улейков, под стеклянными кровлями которых можно в каждом рассмотреть два отделения. Первое, так сказать, жилое, а рядом с ним за деревянной стенкой с прорезанным в ней ходом для шмелей — кормовое. В этом выдвижном кормовом отделении на моховой подстилке покоится вылепленная из воска чаша с медом. Прозрачная трубка шмелепровода ведет от передней стенки улейка на квадратную площадь, прикрытую мелкоячеистой сеткой. Это — вольера. Пока на ней свободно.

Улейки одинаковы, но заселены по-разному. В них шмели трех заметно отличающихся один от другого видов. Да и плотность населения в них неодинакова. Просторнее всего в улейке № 6: здесь лишь четыре обитателя. Зато в улейке № 9 двадцать семь шмелей. Разумеется, во всех улейках, кроме рабочих, есть и шмелиха, иногда их даже несколько. Но все это не семьи в том смысле, как о них говорилось. Каждый улеек заселен шмолями, подобранными кто где, совсем по-кокчетавски.

До поры до времени вольера почти пуста: шмели получают корм из медовых чаш в своих улейках. Но проходит несколько дней и в стеклянных коридорах, ведущих под сетчатую вольеру, замечается оживление: на дне вольеры появились кормушки с медом и пыльцой и шмелиные фуражиры быстро узнали об этом. Сборщицы всех одиннадцати улейков охотно начинают посещать места кормления, но куда же они возвращаются с общих кормушек — эти фуражиры механически укомплектованных «семеек»?

Наблюдения за обитателями улейков тянутся чуть не все лето и позволяют заключить, что крупнотелые и средних размеров рабочие шмели ошибаются, возвращаясь домой, гораздо чаще, чем шмелихи и мелкокалиберные «гнездовые» шмельки. Кроме того, замечены были любопытные различия в поведении шмелей. Одни доставляли взяток в чужое гнездо, но раньше или позже покидали его, чтоб вернуться в «свое», к «себе». Иные возвращались не в свой улеек, а в любой чужой, иногда расположенный в противоположном углу вольеры. Были и такие, что упорно залетали в одни и те же избранные ими чужие улейки. В ряде случаев наблюдалось, что привязанность к «дому» словно раздваивается: здесь фуражиры приносили взяток то в свой, то в определенный чужой улеек. И только самое незначительное число сборщиц, попав в чужой улеек, сразу спохватывались и возвращались домой. Неудивительно, что при таком беспорядке, хотя во всех улейках велись строительные работы, сооружались ячеи, яички-то откладывались лишь в четырех, а имаго вывелось только в одном-единственном случае.

Добавим, что почти две трети случаев залета в чужие улейки пришлись на шмелей, которые не успели приобрести у себя дома служебной обязанности, и лишь совсем немногие из тех, кто нес дома определенную службу, продолжали нести ее и в чужом улейке.

Конечно, опыт японцев, как и кокчетавский, ставит шмелей в чрезвычайно далекие от природных условия. Все же и они позволяют заключить, что средства действительного общения у Бомбусов, хотя их правильно относят к общественным насекомым, выражены, в общем, вяло и смутно.

У медоносных пчел ученые открыли сигнал фуражиров — сборщиц корма. Этот сигнал оповещает товарок по гнезду как далеко, в каком направлении от улья и насколько обилен запас корма, который можно там собрать. Вся информация передается свободным от дела пчелам на вертикально висящих сотах. Пчела-разведчица, вернувшись со взятком в улей, кружится или быстро виляет брюшком и совершает разнонаправленные пробеги. Эта церемония получила название танца. Некоторые тропические пчелы-мелипоны тоже танцуют, указывая путь к месту взятка, но свой танец они производят на широкой верхушке сота, в его горизонтальной плоскости. Другие не танцуют, а сообщают об источнике взятка с помощью звукового сигнала. Сигнал изучен: его колебания имеют частоту около 420 герц. Тригоны и не гудят, чтоб мобилизовать сборщиц, и не танцуют, но оставляют на пути к месту взятка душистые знаки, что-то вроде пометок «мест жужжания» на орбите свадебных полетов, оставляемых самцами-шмелями. Фуражиры муравьев и термитов тоже не танцуют, а провешивают дорогу к корму с помощью ароматических вех.

У шмелей нет разведчиц, каждая сборщица действует в одиночку. Она может хорошо запоминать дорогу к месту, где нашла богатый запас корма, и будет хоть несколько дней и даже недель подряд прилетать к нему, досыта, до отвала заливать зобик нектаром, но никого с собой не приведет, никому не даст адреса…

Шмели лишены также способности подавать сигнал тревоги, который существует у пчел и муравьев. Пчелы и многие муравьи оповещают товарок об опасности с помощью химического сигнала тревоги. Это яд, запах которого быстро воспринимается всеми поблизости рабочими. Термиты тоже оповещают о тревоге членов семьи. Солдаты в семьях термитов, если разрушена облицовка гнезда, вызывают из глубины термитника тысячи рабочих, и те немедленно принимаются за ремонт. А ведь дальше восстановительные работы ведутся совсем так же, как у шмелей.

Помните, что происходит в шмелином гнезде, куда неожиданно проник свет? Здесь все вроде приняли участие в аврале. Но если у нескольких рабочих шмелей глаза покрыты светонепроницаемым лаком и они не увидят взбудоражившего других света, то останутся в стороне, хотя все вокруг будут лихорадочно работать.

У ос, муравьев, медоносных пчел натуралисты уже частично расшифровали пароль скрещенных антенн — сигналы, передаваемые усиками. Шмелям этот пароль, видимо, незнаком.

Шмелиные трубачи еще только играют сбор…