Вымысел исключен (записки начальника нелегальной разведки) - Дроздов Юрий Иванович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/125
• Следующая

Когда судьба сделала меня руководителем, понимая характер своей работы, я всегда отдавал предпочтение служебным отношениям. Это не допускало со стороны подчиненных панибратства, облегчало решение сложных и острых оперативных вопросов, делало требовательность разумной, а исполнительность обязательной. В конце концов это было залогом успеха, удачи, а точнее достижения результатов. Мне пришлось встречаться, общаться со многими людьми, большинство из которых можно назвать знакомыми, сослуживцами, приятелями, коллегами. К каждому из них я старался относиться с доброжелательностью и отзывчивостью. Но не обошли меня стороной и негативные моменты человеческих отношений: обман, оговор, клевета, разочарование и отчуждение.

Близких друзей не много. И не только потому, что много их иметь не позволяла профессия, но и потому, что настоящих друзей много вообще не бывает. У меня их трое: Владислав Навротский, Василий Михайлец и Борис Бурштейн. Они удивительно разные по характерам, но с ними легко и уверенно. Мы все бывшие офицеры, нас сроднила война и служба в армии. Жизнь разбросала нас по разным городам России, встречаемся сейчас редко, но эти редкие встречи- праздник большой солдатской дружбы, прямоты и откровенности в отношениях друг с другом.

ГЛАВА 3. 6 ЛЕТ В ГЕРМАНИИ

В 1956 г. я был переведен из кадров Советской Армии в Комитет государственной безопасности. Не знаю, как поступали на службу в КГБ другие, но я, получив тем летом такое предложение, попросил время подумать до утра следующего дня. Самый тяжелый выбор предстояло сделать моей жене. Мы провели с ней вечер в раздумьях на уединенной скамейке сквера у Андроникова монастыря (на площади Прямикова). Оба понимали, что должны решиться на серьезную перемену во всей своей жизни, которая и без новых забот у бесквартирного армейского капитана была нелегкой. Жена говорила, что эта работа отнимет меня у нее и у сыновей, разрушит семью, лишит знакомых и привычного образа жизни. Она справедливо опасалась новых мотаний по частным квартирам, когда приходилось половину жалованья отдавать за жилье, угождать хозяйкам квартир, трястись от боязни, что в середине школьного учебного года потребуют освободить комнату. Я и соглашался с нею, и возражал, не скрывая, что сделанное предложение меня заинтересовало, что оно позволит использовать полученные в ВИИЯ знания, увидеть другие страны, несколько улучшить материальное положение и, может быть, решить вопрос с жильем. В конце концов решение было принято. И ни я, ни моя жена о нем не жалеем, хотя многие ее тревоги подтвердились: изменилась вся жизнь. С этого момента все в семье было подчинено другим жизненным законам, обязанностям, ограничениям. Содержанием жизни стало многообразное и разноликое поле разведывательной работы.

Весной 1957 г. мне предложили стать разведчиком-нелегалом. (Можно было догадаться, что в этом "виноваты" две мои прекрасные преподавательницы, которые, по всей вероятности, поделились с руководством своей оценкой "качества" моего немецкого языка.) Я отказался, сославшись на возраст (больше тридцати лет - это мне тогда казалось очень много) и броский внешний вид (лыс), на то, что обременен семьей. Но обойтись без службы в нелегальной разведке все-таки не смог. В августе того же года я с семьей выехал в Берлин в Аппарат Уполномоченного КГБ СССР при МГБ ГДР.

С тех пор прошло 35 лет. Я с большой теплотой вспоминаю своих первых руководителей А.М.Короткова, Т.Н.Бескровного, Н.М.Горшкова, Н.А.Корзникова, Б.Я.Наливайко, В.И.Кирюхина, С.И.Буянова, А.А.Корешкова, других сотрудников нелегальной разведки, имена которых не имею права называть, и благодарен им за их участие в моем становлении как разведчика в боевых условиях. Это они шли на риск, поручая и доверяя мне и другим, таким, как я, выполнение оперативных заданий. Каждый из них - героическая страница в истории внешней разведки. И каждый из них достоин отдельной книги.

Я начал свою работу в нелегальной разведке рядовым оперативным работником. Да и за эту первичную должность пришлось побороться. Берлинские кадровики, решавшие мою судьбу, пытались назначить меня оперативным переводчиком. Я отказался и попросил откомандировать меня на Родину. Резкий отказ стал причиной вызова к Уполномоченному КГБ в ГДР генералу А.М.Короткову.

- В чем дело? - сухо спросил он.

- Я прошу назначить меня на должность, близкую хотя бы по окладу той, что я занимал в Армии.

- Но Вы же ничего у нас пока не знаете.

- Но и Ваши сотрудники не все знают и умеют. Не могут же они спланировать наступление артиллерийского полка.

- Согласен. Идите и работайте. Мы еще встретимся и поговорим.

Второй раз кадровики приняли меня приветливее и отправили в отдел нелегальной разведки к одному из ее руководителей полковнику В.И.Кирюхину.

В его кабинете я застал группу сотрудников, критически посмотревших на бывшего армейского капитана.

Мы познакомились. Мне пришлось обстоятельно ответить всего лишь на один вопрос: могу ли я сделать жизнь другого человека. С тех пор прошло столько лет, но я помню этот вопрос... "Сделать жизнь" можно, но как же это трудно, каких требует знаний, сколько разных особенностей нужно предусмотреть, чтобы ожила, заговорила и принесла пользу придуманная и отдокументированная тобой жизнь иностранца, в которого превращался советский разведчик.

Этот участок работы в нелегальной разведке - самый трудоемкий, даже нудный, но наиболее важный. Разведчики-документальщики называют себя "Союзом неформалов", подчеркивая недопустимость шаблона. Уже через 10 дней после приезда в Берлин они окунули меня в разведывательную работу, наблюдая за моими действиями и строго управляя ими. В это же время я познакомился с разведчиками ГДР, общение с которыми много помогло мне в изучении Германии и совершенствовании немецкого языка.

В 1958 г. в одной из мастерских Лейпцига меня спросили: "Откуда ты, земляк?" (Von wo bist du denn, Landsmann?). "Из Силезии", - ответил я немцу. Мы разговорились, и мой язык не вызвал у него подозрений. Но робость и неуверенность все еще не проходили. Чтобы преодолеть самого себя я часами мотался по Западному Берлину, слушал речь немцев, впитывал ее эмоциональную окраску, старался перенять манеру поведения. Пришлось перечитать массу разнородной литературы и писанины. Помню, для "освоения" вульгарного юмора както прихватил "листовку-откровение" директора Шарлотенбургской общественной уборной с разъяснениями относительно поведения лиц мужского пола, посещающих это заведение. Большую пользу принесли и лекции по искусству подражания, которые я слушал в западноберлинской театральной школе "Макс Райнхардт театршуле", с благодарностью вспоминая нашего народного артиста В.И.Хохрякова, руководившего перед войной детской театральной студией Харьковского дома Красной Армии. Как все пригодилось.

• Предыдущая
• 15/125
• Следующая