Мир на продажу (СИ) - "Шлифовальщик" - Страница 33

   - Я видел в творильне много онтроники, - продолжил стажёр, завершив нашу полемику, - но это всё ерунда. Я узнал гораздо больше. И это меняет вообще всё.

   - Да не томи ты, бога ради! - рассвирепел я ещё больше. - Что за привычка дурацкая!

   - У них при изготовлении возникают отходы, словохлам. Например, выдумываешь ты какую-нибудь фигню, и вдруг в голове у тебя возникло слово "плевачка", например. И эта самая плевачка тут же появляется. У них это называется "определиться". Побочный продукт мыслительной деятельности, который может быть определённым, недоопределённым, полуопределённым, неопределённым... А дематериализовать, говорят, накладно. Поэтому весь словохлам они отправляют вон в тот купол. Они его называют Отстойником.

   Мы подошли к окну, и Виталик показал на самый большой полусферический купол, который высился у самого горизонта. Я на эту громадину давно обратил внимание, но думал, что там какое-нибудь производственное здание. Тут все нежилые дома любят делать в форме куполов.

   - Так там, получается, словопомойка? - обрадовался я, и мысли закипели с удвоенной быстротой. - А если её в новостях анонсировать? Пусть визун покажет людям эту словесную овеществлённую недоопределённую дрянь.

   - Думаешь, мне это не пришло в голову? - обиделся стажёр. - Я точно так же подумал, да только на этом куполе установлен антивизун. Фига с два ты туда заглянешь!

   Неизвестно, что бы ещё рассказал Виталик, но неожиданно в номер запухнул визунист Герт. Он был бледен гораздо сильнее стажёра, непрерывно трясся и огладывался.

   - Наконец-то! - обрадовался я, ещё не понимая, зачем он перепухнул к нам. - А я тебе весь день намысливаю. Что случилось?

   - У вас тут пуст есть? - спросил он, подскакивая к стене и шаря по ней руками.

   - Наверное, нет. Не знаю.

   Бледный визунист, бормоча "вы - последняя надежда, вас тут никто не знает, можно отсидеться", рыскал по номеру. Через пять минут, не найдя "пуста", он плюхнулся прямо на пол и убито пробормотал:

   - Всё, погиб! Сейчас меня найдут и обессвойствят! И вам тоже достанется.

   - Да ты расскажи толком! - попросил я, начиная нервничать. Что за день сегодня: то один трясётся, то второй!

   - Что рассказывать! Из-за тебя всё! - набросился на меня Герт. - Из-за твоих глупых новостей! В общем, контрразведка сконфигурилась, и теперь меня оперативники преследуют. Погоня. А как поймают, обессвойствят и отправят внутрь Купола как особо опасного преступника. И это навсегда.

   - Что значит "обессвойствят"? - прокричал Павлик из переговорника, и визунист его услышал.

   - То и значит, что заберут все хорошие свойства, и стану я слабым трусливым подлым дураком! Ой, забредыши, чую я, что они где-то рядом!

   Герт подскочил, заметался по комнате, попытался залезть под шкаф. Это он сделал вовремя: в комнате так неожиданно вспухли три молодых человека с решительными праведными лицами, что мы со стажёром подскочили от испуга.

   - Вот они! - произнёс самый решительный и праведный юноша, указывая на нас с Виталиком. Оглянувшись, он произнёс:

   - Ну и где этот визунист?

   Его напарники уверенно подошли к шкафу и начали выволакивать оттуда Герта.

   - Всё, конец! - вопил несчастный визунист. - Не хочу быть нищесвоем, сволочи! Игнат, запомни, у нас тут диктатура умных и честных. А всех глупых и брехливых отправляют внутрь Купола!

   - Замолчи! - приказал ему один из контрразведчиков, заворачивая ему руку за спину.

   - Не замолчу! - сопротивлялся Герт, морщась от боли. - Игнат, запомни, у нас умные и смелые живут за счёт дураков! Это паразиты! Они высасывают из них полезные свойства! Поверь!

   Второй контрразведчик пришёл на помощь напарнику, вдвоём они скрутили визуниста и выпухнули с ним из номера.

   Третий контрразведчик обратился к нам со стажёром:

   - От вас, забредыши, слишком много всякой дряни исходит. У нас ещё такие не забредали. Поэтому, вам три дня на то, чтобы убраться из нашего мира навсегда. Не уберётесь - отправитесь внутрь Купола, обессвойствленные или абстрагированные. И радуйтесь, что у нас общество гуманное. Я бы лично вас обессвойствил прямо сейчас!

   Сказав это, он упухнул. Мы втроём, считая невидимого Павлика, с минуту ошарашено молчали, приходя в себя. Первым подал голос суфлёр:

   - Ну что, умники, прокололись? - с горькой иронией произнёс он. - Плакала премия? Думали, что тут коммунизм, а оказалось вообще не понять что.

   - Почему не понятно, - ответил я понуро, - как раз понятно. Типичное классовое общество, только тут не богатые помыкают бедными, а умные и добрые - глупыми и злыми.

   Теперь у меня в голове окончательно сложилась картина миогенского общественного мироустройства. Умные, добрые и честные пришли к власти и по прошествии некоторого времени решили стать ещё умнее и добрее. Онтроника позволяла отделять свойства от вещей-носителей и обмениваться ими. У нас преступников запирают в тюрьмы и заставляют работать, чтобы приносить хоть какую-то пользу обществу. Здесь же в Миогене глупых и злых загнали в резервацию - под Купол, а пользу они приносят, отдавая свои полезные свойства, которые у них постепенно накапливаются. Общество, в котором твой статус зависит не от наличия материальных ценностей, а от количества у тебя полезных свойств. Значит, свойства в Миогене - универсальный эквивалент ценностей, можно сказать, аналог денег. Чем ты умнее, добрее и смелее, тем выше твой общественный статус.

   Я неожиданно вспомнил, как на нас наводили странные коробочки Элина и повариха в кафе: наверное, какой-то обменщик свойств, и с нас брали плату за гостиничный номер и за еду. Какое свойство они отнимали? Ум? Хитрость? Красноречие? Я вспомнил, как после этих коробочек трудно сосредоточиться на работе.

   - Сворачиваем проект? - убито спросил Павлик, мечтавший о приличной премии.

   - Ещё не вечер, - пробурчал я в ответ, понимая, что, скорее всего, всё-таки уже "вечер".

   - Заново ведь придётся план дилапинга разрабатывать, - проныл Виталик. - За три дня не успеем. Тем более за нами хвост.

   Я изо всех сил ударил кулаком по столу:

   - Ну, чего раскудахтались?! "Не получится", "не получится"... У нас ещё куча времени! Не из такого дерьма выпутывались!

   Мне нужно было просто взбодрить напарников, хотя надежды на успех мало. Но у меня ещё имелось три дня отсрочки, а для дилапера это большой срок.

8

   Наверное, Элина или повариха выкачали из меня изрядно сообразительности. Как я не смог догадаться до всего сам! Суфлёра удалось подключить к местному информационному хранилищу, и он объяснил мне некоторые философские доктрины этого мира. У них считается, что с развитием цивилизации вверх берёт вторичное, а первичное уходит на задний план. Как у нас на Земле пользователь компьютера, сидя за раскладыванием пасьянса, мало задумывается об элементной базе, регистрах и прочих составляющих этого сложного устройства. Вторичное затмевает первичное: программы становятся главнее оборудования, дух - главнее материи, слова - главнее вещей, свойства - главнее предметов. Зачем нужна машина, когда лучше просто задействовать скорость. Зачем нужна промышленность, когда изделия можно выдумывать. Зачем следящие устройства и видеокамеры, если существует искач.

   Постепенно аборигены начали считать, что вещи в мире - это сгустки свойств, действий и функций. Вторички, как тут называют. Каждый отдельный человек, животное, камень, стул, кровать - это сгусток бесконечного количества вторички: массы, плотности, электропроводности, храбрости, сообразительности, бега, стояния, прыжков, имени, прозвищ. Причём значения вторички у каждой вещи уникальны, из-за чего она, собственно, и становится вещью. Вселенная по здешней философии обладает сразу всеми свойствами, в том числе и несочетаемыми. Она упруга, вязка, текуча и тверда, у неё масса пять, и семь и сто тонн одновременно. Материя смела, она железная и деревянная, толстая и тонкая, умная и мягкая. Материя одновременно бежит, стоит, прыгает, мелькает, ест и спит. Отсюда и основной вывод из их странной философии - количество вторички в природе всегда одинаково. Если одна вещь увеличивает массу, то где-то эта масса должна уменьшиться. Если человек становится добрее, то какой-то другой должен обязательно стать злее. Если кто-то побежал, то другой должен остановиться. Эта теория давала умным и волевым аборигенам моральное право обчищать глупых и слабохарактерных, ведь это закон природы.