Охота на Разрушителя (СИ) - Печёрин Тимофей - Страница 22

— Просто, — Глеб будто не слышал его слов и продолжал гнуть свое, — в Империи я был тоже кем-то вроде невольника. Но даже тогда имел больше ништяков, чем иной свободный гражданин у нас с тобой на родине. В Империи все… ну, более правильно устроено, что ли. Там… уж если люди при власти, то не хапнуть стремятся, а жизнь подданных устроить. А если в защитники государства записываешься, то реально идешь и защищаешь. С оружием. И как вернешься — тебе отовсюду респект. А не дачу строишь… какой-нибудь куче дерьма с генеральскими погонами.

— За Империю, значит, впрягаешься, — Илья вздохнул, — странно, конечно…

— Есть за что! — твердо возразил Глеб, — не хотелось бы, чтобы варвары ее разрушили. Особенно столицу… красивейший город, не чета нашим.

А затем, глубоко вздохнув, добавил, подводя черту:

— Собственно, за этим я и здесь. Раз ты у варваров в авторитете… нельзя ли как-то… ну, разрулить это… что ли?

— А как? — развел руками и с выражением искреннего удивления вопрошал Криницкий, — выйти к варварам и сказать: сложите оружие, братцы да возлюбите ближнего и по домам возвращайтесь? «Make love not war», так сказать? Да, ты правильно сказал, что у варваров я типа в авторитете. Но… пораскинь мозгами. Тем более ты сам успел с варварами познакомиться, узнать, кто они такие. Прикинь вот: у многих из них родичи погибли от рук имперцев, друзья. И много ли в таком случае останется от моего авторитета, если я подобное предложу… этой суровой публике? Понимаешь?

— Понимаю, чего уж тут не понять, — с досадой посетовал Глеб, — конечно, авторитет потеряешь… но я должен был попытаться.

И с этими словами потянулся за пистолетом.

Да, момент он улучил — когда расхаживавший по комнате Илья стоял в пол-оборота к собеседнику и появление у того в руке нездешнего оружия заметил лишь в последний миг. Вот только дальше удача отвернулась от Глеба. Он нажал на курок… и пистолет отозвался лишь сухим щелчком. Осечка, будь она трижды проклята!

А уже в следующее мгновение в руке Криницкого уже блеснул меч. Так что предпринять новую попытку выстрела Глеб не успел. Как не успел и достать свой клинок, дабы парировать последовавший затем молниеносный выпад.

Пистолет вылетел из пальцев Глеба… добро, хоть не вместе с рукой. Определенно, Илья щадил своего земляка — хотя бы по инерции. Надеялся на то, что он передумает.

И зря! Глеб рывком метнулся к лежащему на полу пистолету, надеясь, что ни осечки второй раз не случится, ни сам он не промахнется.

Криницкий успел достать его — но не мечом, всего лишь пинком. Что, конечно, вовсе не смертельно… было бы, если б от этого рокового прикосновения не разрушился сотворенный магами шарик, помещенный в тело Глеба. Шарик, что оказался не только и не столько переговорным устройством. Но, вдобавок, содержал в себе запас чистой силы — почти как копилка колдуньи Вуламары. Пусть и в гораздо меньшем количестве.

Да, маги — и особенно служившие в Тайной канцелярии — умели проявлять гибкость. И перенимать (хоть не без брезгливости) удачные придумки и наработки своих противников: пусть не варваров или Текнов, но хотя бы колдунов, приверженцев Тьмы. А еще они не очень-то доверяли своему не шибко добровольному союзнику. И потому предусмотрели возможность убить сразу двух зайцев: Разрушителя Магии, как самую большую занозу в известном месте и невольника вроде как из числа легендарных Текнов. Что тоже были занозой, пусть пока и не слишком болезненной.

Возможно, спустя десятки или даже сотни лет какой-нибудь рефлексивный историк написал бы, что именно с этой скверно пахнущей уловки Норенуса Зоркого и начался упадок духа, традиций и принципов Магистериума… а то и всей Империи Света. Вот только не факт, что в запасе у Империи с ее магами имелись эти самые десятилетия, не говоря уже о веках.

По-настоящему значение имело только пресловутое «здесь и сейчас». То есть то, что последовало за разрушением магического шарика.

Силой, вырвавшейся на волю, не только буквально разорвало на куски Глеба. Хватило ее и на то, чтобы ожечь, опалить жаром стоявшего поблизости Илью. А затем, соединившись с кислородом, обратиться в пламя — мигом охватившее и скудную мебель, и самого хозяина комнаты.

Конечно, дым и запах гари не могли не заметить квартировавшие поблизости варвары. Вот только произошло это не сразу. Так что подоспели соседи Ильи с ведрами воды наготове недостаточно быстро.

— Ну? — нарушил напряженную тишину голос Вуламары — негромкий, но звучавший твердо, — и что теперь делать будем? Какие предложения?..

С чем именно делать и насчет чего требовались предложения, пояснять не было нужды.

Несмотря на свой дар, Разрушитель Магии оставался всего лишь человеком из плоти и крови. Смертным человеком. Да, этому человеку удалось пережить и взрыв магического шарика, оказавшегося с сюрпризом, и даже последовавший пожар. Но не требовалось быть врачом, чтобы при виде его обгоревшего, изуродованного тела понять: Разрушитель уже нежилец на этом свете. То, что он еще дышал, а сердце билось, само по себе теперь оказалось приятным сюрпризом. Другой вопрос, что биться сердцу варварского кумира оставалось недолго.

— Я не стану объявлять о его смерти, — так ответил на вопрос колдуньи Вольгрон Сотня Шрамов, — тем, кто пожар тушил, я тоже велел молчать. Слишком много надежд у людей связано. Боюсь, если в клане и войске узнают, что Разрушитель Магии убит… что нам больше нечего противопоставить имперской волшбе — половина воинов сразу в штаны навалит, половина в ближайшую же битву. Разбегутся снова по лесам…

— Дело конечно твое, великий вождь, — дипломатичная фраза в устах Вуламары прозвучала с иронией, чуть ли не с издевкой, — но лучше бы вам и вправду бежать. И из крепости, и вообще из этих земель. Когда имперские шпионы разнюхают… а они непременно разнюхают, что Разрушитель мертв — сюда пожалуют магические виманы. И крепость разнесут, и всех, кто тут засел. Вот тогда-то твои люди точно узнают, что на Разрушителя надежи нет. Без всяких слов великого вождя… впрочем, слова бы, наверное, обошлись дешевле, чем человеческие жизни. Наверное…

Вольгрон насупился, одаривая колдунью тяжелым взглядом. Много, мол, ты, баба, понимаешь в воинской чести. Но промолчал.

Зато слово взял Верем, тоже присутствовавший на этом высоком собрании.

— Я, конечно, простой ловец шальной удачи и живу делишками, которые при свете дня только полный безумец проворачивать будет, — с таких слов начал он свой спич, — и, возможно, мое мнение о том, как вести войну и во что людям верить, никого здесь не интересует. Но все-таки вставлю свою пару грошей.

В общем… достопочтенный и великий Вольгрон! Насколько я понял, никогда еще ва… вам… вашему народу не удавалось настолько потрепать Империю. Так далеко продвинуться вглубь ее земель. И, что немаловажно для таких как я, добычи вы взяли тоже больше, чем в прежние времена. Разве нет?

Так вот, почтенный вождь. Главное, что я вынес из своей жизни лихой — это как бывает важно… вовремя остановиться. Да-да! Даже жизненно необходимо, я бы сказал. Вовремя остановиться, даже когда тебе вроде бы фартит. Тем более, когда фартит. Потому что если не остановиться, если так и продолжать хапать, удача может и отвернуться… кстати говоря. И тогда… я могу с ходу припомнить двух… по меньшей мере, своих знакомых. Ребят и смелых, и умелых — но чутьем, о котором я говорил, не обладавших. Так вот, о, могучий вождь Сотня Шрамов. Те двое не дожили до наших дней.

— Да ты, оказывается, болтлив как сорока, — Вольгрон недобро усмехнулся, — до чего дожил: меня уже крыса двуногая жизни учит.

— Правда, даже у сорок и крыс… да что там, даже у тараканов… наверное, есть чему поучиться, — парировал Верем, не выказав ни тени обиды.

Но вождь уже отвернулся от вора. И напустился на его возлюбленную-колдунью:

— Твой дружок предлагает удирать, для него это привычно. Но ты-то! Неужели ты не можешь спасти Разрушителя? Чтобы нам не драпать от виман и имперских легионов, а все так же… драться и побеждать. Ты колдунья или кто?