Охота на Разрушителя (СИ) - Печёрин Тимофей - Страница 10

Во дворе два воина отрабатывали навыки обращения с мечом. Один атаковал, второй — постарше — ловко отклонялся, да еще усмешкой награждал товарища.

Еще пятеро вояк седлали коней.

— Смотрите, кого нам Тайная канцелярия сплавила, — окликнул их один из конвоиров Глеба.

— Ну-ну, — в ответ проворчал один, едва обернувшись, — мало нам забот. Мало того, что двигаться пришлось из-за них на день раньше, мало того, что через опасные места тащиться придется. Так они, вдобавок, нам какого-то быка еще навязали!

«Сам добыкуешься у меня», — мысленно пообещал воину Глеб, одновременно снова явив на лице улыбку довольного простофили.

— Что ж, карета подана, — обратился к Глебу другой воин.

И небрежным взмахом руки указал в направлении телеги с большой клеткой. Транспортного средства, на котором Глеб некогда совершил свое первое путешествие по землям Империи.

И на этот раз соседей-попутчиков у Глеба было двое. Что едва ли можно было назвать случайным совпадением. Скорее всего, на троих такая клетка и была рассчитана. Точнее, по ощущениям того же Глеба, даже втроем в клетке было тесновато. Так что тем более не имело смысла уплотнять ее содержимое до предела — до состояния «сельди в бочке». Жестоко, знаете ли! Да и уследить за большим количеством арестантов в случае какой-либо неприятности сложнее. Даже если распихать оных по нескольким телегам с клетками — все равно, воинов в конвое могло потребоваться тоже больше.

Брать же, наоборот, меньше пассажиров в телегу с клеткой было попросту… нерационально. В юности, еще не имевший «крузака» и даже затрапезной «девятки», Глеб частенько пользовался общественным транспортом. В те-то годы, в одном из автобусов попалась ему на глаза шутливая надпись-лозунг: «Порожний рейс — убыток стране». Вот так же и здесь: у конвоиров, разумеется, имелось начальство. Считавшее провозку одного-двух арестантов под конвоем из пятерки воинов недопустимым расточительством. Тем самым, вышеназванным «убытком стране».

Один из нынешних попутчиков Глеба был небольшого роста, нескладный и с физиономией, которую нельзя было назвать иначе как «крысиной». Низкий лоб, маленькие бегающие глазки, кожа землистого цвета, тонкие губы и улыбка, похожая на брезгливую гримасу. Даже тому, кто незнаком с теорией Ломброзо или не принимает ее всерьез, не могло прийти в голову, что данный персонаж угодил за решетку безвинно.

Да, впрочем, он и не старался развеять это впечатление. Наоборот. Ибо с первых минут поездки занялся тем, что на родине Глеба в небезызвестных кругах прозывалось «тискать романы» (ударение на букву «о»).

Байки, которые сыпались из нескладного тонкогубого типчика как горох из рваного мешка, с частыми повторами и небольшими вариациями крутились вокруг двух-трех тем. Как и кого оному типчику довелось обмануть или обокрасть. Как он еще смог избежать кары, и ищеек обведя вокруг пальца, и оторвавшись от преследования. Ну и (а как иначе?) с кем из особ противоположного пола сподобился типчик познакомиться и насколько близко.

Определенно, обладателю «крысиной морды» было скучно. Да и самоутвердиться он наверняка был не прочь. А вот о золотом правиле — что все сказанное может быть использовано против сказавшего — как видно, не знал. А потому не особенно волновало этого говорливого арестанта, слушает его кто или нет.

Лично Глеб потерял интерес к его россказням на первом же часе пути. Немного внимания обращал на них, как на и самого говоруна третий пассажир. Вернее, пассажирка — вроде молодая еще бабенка… но вот Глеб, например, если и счел бы ее привлекательной, то при условии, если ее хотя бы отмыть и придать изрядной копне волос мало-мальски приличную форму. А также деть куда-нибудь жуткое тряпье, служившее бабенке одеждой — одевать во что-то иное и подкрашивать косметикой, на его взгляд было уже излишеством.

Ну а пока, в нынешнем своем виде воспринималась бабенка Глебом примерно так же, как муха, плавающая в супе. Или зрелище не дождавшегося смыва унитаза в общественном туалете. Или переполненное мусорное ведро.

И она не упускала случая усугубить такое о себе впечатление. Запахом, например. Вернее, букетом из запахов пота, грязи и, кажется, даже гниения. Или недостатком половины зубов, заметным всякий раз, когда бабенка открывала рот. Или руганью, этим ртом изрыгаемой. Или тем фактом, что по нужде арестантка без тени стеснения присаживалась прямо в клетке.

Душок в телеге стоял соответствующий. И, сто тысяч раз, увы, но сделать с этим ничего было нельзя. Физиология! У бабенки просто выхода другого не было.

В этом смысле Глебу и его попутчику было легче. Отливать оба наловчились за борт, через прутья клетки. За что получили только устное предупреждение одного из конвоиров: «Попадете в меня — оторву!»

Что именно обещал он оторвать, конвоир не уточнил, но обитателям клетки и сами понимали.

К чести сопровождавших арестантов вояк, выводы они сделали правильные. А может, просто сталкивались уже с проблемой. Так или иначе, но регулярно устраивать в дороге короткие остановки конвоирам ума хватило. Как и выпускать на время оных трех арестантов из клетки — для утоления «зова природы».

Понятно, что случались такие остановки нечасто. Причем непременно при свете дня. И всегда на открытой местности, где конникам не составило бы труда при необходимости настичь беглеца — пешего. И где оному беглецу было бы негде спрятаться. Так что каждая эта остановка неизменно бывала для пассажиров телеги с клеткой долгожданной. Пуще пятницы или отпуска у законопослушных работяг.

Останавливалась процессия и на ночь — конвоиры тоже нуждались во сне и вообще в отдыхе. Только вот клетку во время ночного привала, никто, разумеется, и не думал открывать.

Спешившись и подкормив лошадей, воины обыкновенно рассаживались вокруг костра. И, трапезничая сами да время от времени подбрасывая куски обитателям клетки, они предавались ленивой и ворчливой болтовне. Суть оной заключалось в том, что со службой бравым воякам не повезло — вовсе не такой каждый из них представлял себе пребывание в славном воинстве защитников Империи.

И дело было даже не в необходимости нянчиться с разными отбросами общества. Не только в ней, по крайней мере. Вдобавок кому-то жалованья не хватало, кто-то повышения устал ждать… ну а кому-то просто застили солнце собственные командиры на пару со столичным начальством. Уж очень легко принимали они решения, а еще с большей легкостью — меняли. Следуя принципу «что хочу, то и ворочу». И не задумывались о последствиях для них. Рядовых исполнителей, на которых, конечно же, держится все-все в этом мире.

Вот захотели — и сплавили на поруки дополнительного арестанта. Причем, судя по внушительному телосложению, наверняка какого-нибудь громилу и душегуба. Загреметь же за решетку за украденный из лавки пирожок или, скажем, за крамольные речи в людном месте человек с внешностью Глеба вряд ли бы мог.

Захотели — и в путь отправили раньше времени. Сократив воинам-конвоирам увольнительную с обещанных пяти до четырех дней. А терять время всегда обидно, если речь идет о времени отдыха.

И захотели, Тьма их побери, да недрогнувшей рукой изменили пункт назначения. На другую каторгу зачем-то послали — отличную от прежней только тем, что расположена она севернее. А значит ближе к имперским рубежам, охваченным пламенем войны. И невдомек-де штабным трутням да канцелярским крысам, что нарваться на варваров в этом случае шансов гораздо больше.

Слушая эти разговоры краем уха, Глеб еще усмехнулся внутренне наивности последней мысли. Не касательно возможности встретиться с варварами — ее-то, встречу нежелательную, как раз нетрудно было предвидеть на основании хотя бы законов Мерфи. И даже не будучи в курсе затеи Тайной канцелярии. Глеб же был в курсе. А потому, в отличие от конвоиров был почти уверен: уж, по крайней мере, к Норенусу Зоркому и его подчиненным слово «невдомек» в данном случае было неприменимо.