Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин - Страница 59

молюсь непосредственно Богу с отверстиями в руках.

Он кажется тем, с кем нужно говорить. Бог, который

познал боль.

— Это Айзек, — говорю я ему. — Он помог

мне, и теперь здесь. Он не сделал ничего, чтобы

заслужить это. И не должен умереть из-за меня.

Затем я обращаюсь непосредственно к Айзеку:

— Ты не можешь сделать так снова, — говорю я

ему. — Это уже второй раз. Не справедливо. Сейчас

мой черёд умирать.

Я наклоняюсь, касаясь своим лбом его. Хочу

лечь на него и забрать его жар, но сейчас не время

остужать. Поднимаю голову и смотрю на него сверху

вниз.

Боюсь

оставить Айзека и пойти искать

лекарства. Мы закрыли отверстие под столом

несколько недель назад. Но может быть, он что-то

забыл. Может быть, есть ещё лекарство там внизу:

таблетки, которые упали на грязный пол. Чудо в

тёмном углу. Зн аю, что маловероятно, но не могу

просто сидеть здесь и ничего не делать. Целую его в

губы и встаю.

— Не умирай, — предупреждаю его. — Если ты

умрёшь, я последую прямо за тобой.

Если он слышит меня, т о угроза моей смерти

сработает. Он будет держаться, только чтобы выжила

я . Выскакиваю из комнаты и несусь на кухню. На

этот раз столешницу легче оттеснить. Я сильнее.

Хватаю фонарик и спускаюсь вниз по лестнице,

которую Айзек оставил на месте. Зёрна риса всё ещё

разбросаны по полу с того дня, когда я порвала

мешок. Они впиваются в ступни через носки, и мои

пальцы подворачиваются. Полы и полки пусты. Я

провожу рукой вдоль них, испытывая удачу. Заноза

застревает

в

ладони,

и

я

вытаскиваю

её.

Металлический ящик с медицинским крестом на

стене открыт. На полках ничего нет, только пыль. Я

хватаю ящик и пытаюсь сорвать его со стены, но он

привинчен болтами. Мои мышцы менее эффективны,

чем мой гнев.

— Я даже не могу сорвать что-то со стены! —

кричу я в никуда.

Просовываю пальцы в волосы и тяну, пока мне

не становится больно. Сначала я чувствую себя

бессильной, затем ощущаю безнадёжность, потом

накатывает

непреодолимое

горе.

Я

не

могу

справиться с этим. Не знаю, что делать с самой

собой. Падаю на колени и хватаюсь за бока. Не могу

этого сделать. Не могу. Я хочу умереть. Я хочу убить.

Все эти чувства разом наполняют меня.

« Ты эгоистка» , — слышу я внутренний голос .

— « Айзек умирает, а ты думаешь о том, как

чувствуешь себя» .

Голос прав. Я встаю и стряхиваю рис с колен.

Когда поднимаюсь обратно вверх по лестнице , то

единственный признак того, что я до этого сломалась

— мои дрожащие руки.

Я возвращаюсь в комнату, чтобы проверить

Айзека. Он всё ещё дышит. Тогда я вспоминаю про

книгу, которую нашла в основании карусельной

кровати. Мне всегда казалось странным, что наш

похититель оставил эту книгу в одном доме с врачом.

Прижимаю крышку к груди и вижу книгу,

лежащую на дне. На её обложке лежит один кусочек

паззла. Я смахиваю пыль. Это единственная книга,

которую я спасла, когда мы сжигали всё, что помогло

бы сохранить тепло. В том, что я оставила её, нет

смысла. У меня был Айзек, чтобы ответить на

вопросы медицинского характера. Айзек наложил

мне швы. Я сохранила её для себя. На каком-то

уровне я знала, что Смотритель Зоопарка положил её

здесь для меня. Мой желудок стискивает. Я

пролистываю индекс. Страница 546. Жар.

Строчки, которые я ищу, отмечены. Розовым

Цве т ом . «Это совпадение», — думаю я. Старый

учебник,

как

те, ко т о р ы е покупают во дворе

распродажи или что-то вроде того. Этот человек не

мог знать, что Айзек будет охвачен лихорадкой,

которая может е г о убить. Мог ли он? Меня вдруг

прошибает озноб. Поднимаю голову, и когда это

делаю, мой взгляд падает на глаз ч ёрной лошади. Я

бросаю книгу.

Это игра. Теперь мой шаг. Я спускаюсь в

деревянный шкаф. Там больше нет дров; Айзек

хранил инструменты в деревянном шкафу вместе с

девятой главой. Я беру топор с места, где он висит,

не обращая внимания на глянцевые страницы,

которые развешаны сверху донизу по внутренним

стенкам. Прикасаюсь к лезвию кончиком пальца.

Айзек держал его заточенным. « На всякий случай. На

тот случай, если Сенна потеряет голову и будет

нуждаться в этом» , — думаю я. Поднимаюсь вверх

по лестнице и поворачиваю направо к карусельной

комнате. Книга валяется на ковре, где я её бросила.

Неловкое пятно на полу. Я отпихиваю её в сторону и

смотрю на свою лошадь. Прямо в глаза. Нас с этой

лошадью однажды связала стрела в сердце. А сейчас

я чувствую, будто она предала меня. Заставила меня

е ё полюбить, со своим костным седлом, символами

смерти и патологическим весом. Прикармливая меня

перед падением.

— Дай то, что ему нужно, — говорю ей. — Я

сделаю всё, что ты хочешь. Просто дай мне то, что

ему нужно. — А потом — шах и мат.

Я поднимаю топор и, не останавливаясь, машу

им, пока руки не превращаются в желе, зубы стучат

друг о друга с достаточной силой, чтобы причинить

головную боль, а лошадь представляет из себя

беспорядочно разорванный металл. Она напоминает

мне о внутренностях банки из-п о д «Кока-колы»,

которую я когда-то разрезала ножом.

Он больше не видит нас. Почему мне

потребовалось так долго времени, чтобы это понять?

Я лежу рядом с Айзеком, не двигаясь, как

камень. Слышу, как снаружи ветер закручивает снег.

В комнате Айзека нет окна. Она на стороне дома,

которая обращена к скале и генератору, который

Смотритель Зоопарка не хотел нам показывать. Но

через проход находится карусельная комната, и шум

доносится оттуда. Звук похож на метель. Мне всё

равно. Мне холодно. Я голодна. Я отчаялась.

Застряла в бесконечной петле, постоянно борюсь за

выживание.

Поднимаю голову и проверяю его дыхание.

Слабое. Ему нужна жидкость. Подношу чашку с

талой водой к губам Айзека, но она просто вытекает

из его рта, когда я пытаюсь заставить е г о пить. Я

прочитала выделенную часть в книге и делаю всё,

что она говорит мне. Хотя это не так много.

Приложить прохладную ткань ко лбу, мы в Арктике.

Держать температуру в комнате прохладной, мы

находимся в Арктике. Накрыть его лёгким одеялом,

даже если оно сделано из меха, мы в Арктике.

Жидкость. Это самое главное, а я не могу заставить

его проглотить что-нибудь. С этим я ничего не могу

поделать.

Айзек начинает бормотать, веки мужчины

дёргаются от происходящего в его снах. Это просто

слова, которые исчезают прежде, чем

он их

заканчивает.

Мучительные

стоны

и

вздохи

смешиваются со скрежетом его зубов. Я наклоняюсь

ухом к губам Айзека и пытаюсь понять, что он

говорит, но как только я это делаю, он замолкает. Я

боюсь. Мне действительно чертовски страшно. Он,

вероятно, зовёт жену. А я — всё, что у него есть.

— Тише, — говорю я ему. — Побереги силы. —

Хотя, в действительности, говорю себе.

На некоторое время

я

засыпаю.

Когда

просыпаюсь, моё тело прижимается к Айзеку. Я

пыталась добраться до его тепла, пока спала.

Слишком боюсь двигаться. Если он горячий, то всё

ещё жив. Айзек издаёт гортанный звук. Я испытываю

облегчение. Встаю и развожу огонь. Стараюсь