Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин - Страница 54

над страницами, брови нахмурены от напряжения.

Айзек складывает книгу Ника. Я беру на себя две

другие — свою и..? Кажется, здесь слишком много

страниц для трёх книг. Интересно, обнаружим ли мы

четвёртую.

Даже сейчас, когда я проверяю страницы

« Запутавшейся» и передаю Айзеку, безымянная

книга привлекает моё внимание. На каждой странице

есть строчка, притягивающая мой взгляд. Я читаю их,

перечитываю. Никто из известных мне авторов не

пишет так, но это так знакомо. Чувствую жажду слов

этого

автора. Даже завидую его способности

складывать такие богатые предложения. Первая

строка продолжает возвращаться ко мне с каждой

последующей, которую я читаю. « Наказание за её

мир было на нём, и он дал ей отдохнуть» .

Я не замечаю, когда Айзек исчезает из

комнаты, чтобы приготовить нам еду. Замечаю это

только тогда, когда он возвращается и протягивает

мне тарелку супа. Я убираю её в сторону,

намереваясь поесть, когда закончу работу, но доктор

поднимает тарелку и снова протягивает к моим

рукам.

— Ешь, — приказывает он мне. Я не осознаю,

как голодна, пока неохотно не помещаю ложку в рот

и н е проглатываю сол ёный коричневый бульон.

Откладываю ложку в сторону и пью прямо из

тарелки, мои глаза всё ещё сканируют стопки,

аккуратно сложенные вокруг. Моя нога болит, как и

спина, но я не хочу останавливаться. Если я попрошу

Айзека помочь мне пересесть, он поймёт, что мне не

комфортно и заставит отдохнуть. Я потираю

нижнюю часть спины, когда доктор не смотрит, и

продолжаю дальше.

— Я знаю, что ты делаешь, — говорит он, и

склоняется над грудой страниц.

Смотрю на него с удивлением.

— Что?

— Когда ты думаешь, что я не вижу, я вижу.

Я краснею, и моя рука автоматически тянется к

больному месту в мышцах. Опускаю её в последнюю

минуту и вместо этого сжимаю руку в кулак. Айзек

ухмыляется и качает головой, возвращаясь к своей

работе. Я рада, что он не давит на меня. Поднимаю

другую страницу. Эта моя. История, которую я

написала для Ника. Вместо того чтобы положить её в

стопку, я читаю. Банальная истина. Это был мой

вызов ему. Первая строка книги начиналась

следующим образом:

«Каждый раз, когда ты хочешь вспомнить,

что есть любовь, ты ищешь меня».

Эта строчка задела каждую женщину, которая

когда-либо предлагала своё пульсирующее маленькое

сердце человеку. Потому что у всех нас есть кто-то,

кто напоминает нам о том, как жалит любовь. Эта

безответная любовь, которая ускользает сквозь

пальцы, как песок. Вторая строка книги немного

обескураживает.

Именно

поэтому

их

глаза

продолжали следовать за следами моих слов. Я сеяла

крошки хлеба для катастрофы, которая должна была

грянуть.

«Держись, нахрен, подальше от меня».

Я написала книгу только потому, что он

написал свою для меня. Вполне справедливо.

Большинство

людей

переписываются

или

разговаривают по телефону, или посылают письма по

электронной почте. Мой любимый и я написали друг

другу

книги. Эй! Вот сто тысяч слов о том

«Почему, чёрт возьми, мы разбежались?» В конце

концов, это Ник сделал меня калекой, украл мою

веру. И, вскоре после того, как я получила судебный

приказ против Айзека, решила, что эту историю

стоит рассказать.

Когда мы расстались, это был его выбор. Ник

любил любить меня. Я была другой, и он ценил это.

Думаю, что заставила его чувствовать себя творцом,

потому что он не знал, что такое страдать, пока я не

вошла в его жизнь. Но Ник меня не понял. Он

пытался изменить меня. И это нас уничтожило. А

потом Айзек прочитал мне эту книгу, сидя на краю

моей больничной кровати, а моя грудь почивала

где-то в контейнере медицинских отходов. Внезапно

я услышала мысли Ника, видя себя такой, какой он

увидел меня, и слышала, как он зовёт меня.

Н и к Ниссли был совершенным. Совершенный

снаружи, совершенный в недостатках, совершенный

во всём, что говорил. Его жизнь была грациозной и

его слова были изящно остры во всех смыслах,

письменном и разговорном. Но он не подразумевал

ни одно из них. И это было самым большим

разочарованием. Ниссли был самозванцем, который

пытался понять, каково это — жить. И он нашёл

меня, когда я смотрела на озеро, и поймал. Потому

что меня окутывала пелена тьмы, а Ник отчаянно

хотел понять, на что это похоже. На некоторое время

я

была

очарована. Тем, что кто-то, настолько

одарённый, был заинтересован во мне. Я думала, что,

будучи с ним, заражусь его талантом.

Я всегда ждала его дальнейших действий. Как

он поведёт себя с официанткой, которая прол ила

целую тарелку тыквенного карри на его штаны (он

снял их и доел свою еду в боксёрах); или что скажет

поклоннице, которая выследила его и постучала в

дверь, когда мы занимались сексом (он подписал ей

книгу,

наполовину

высунувшись

в

дверь

с

взъерошенными волосами и простынёй, обёрнутой

вокруг

талии). Ниссли

научил меня, как писать

просто о жизни, и просто жить. Я даже не могу

понять, как влюбилась в него. Возможно, всё

произошло, когда он сказал, что у меня Испорченная

Кровь. Возможно, несколько дней спустя, когда

поняла, что это правда. Но, с того момента, как моё

сердце приняло решение любить его, оно решило

быстро, и решило за меня.

Видит Бог, я не хотела влюбляться. Это клише —

мужчин и женщин, и их социальное обязательство

— праздновать любовь. Фотографии бракосочетания

вызывали у меня тошноту, особенно, когда были

сделаны на железнодорожных путях. Я всегда

представляла паровозик Томас, катящийся на них,

его

улыбающееся

голубое

лицо,

покрытое

капельками крови. Я не хотела желать подобных

вещей. Любовь была достаточно хороша без

трёхслойного, миндального, покрытого глазурью,

свадебного торта и сверкающих кровавых алмазов,

заключённых в белое золото. Просто любовь. И я

любила Ника. Сильно.

А Ник любил свадебный торт. Он так м н е и

сказал. Ниссли также сказал, что хочет, чтобы у нас

когда-нибудь был свой. В тот момент мой пульс

замедлился, глаза потускнели, и вся моя жизнь

промелькнула, как вспышки, перед глазами. Она

была хороша потому, что была с Ником. Но я

ненавидела её. Меня разозлило то, что он ожидал от

меня такой жизни. Как нормальные люди.

— Не хочу выходить замуж, — ответила ему я,

пытаясь контролировать свой голос. Обычно мы

играли с ним в одну игру. Как только видели друг

друга, мы давали физическое описание того, как

выглядит другой. Это была игра писателей. Он всегда

начинал одинаково: нос кнопкой, ясные глаза, полные

губы, веснушки. Теперь Ник смотрел на меня так,

будто никогда не видел раньше.

— Ну, и чего ты хочешь?

Мы сидели на коленях перед его журнальным

столиком, потягивая тёплый сакэ, и пальцами ели ло

мейн ( Прим. р е д . : лапша Ло Мэйн (кантонское

произношение — Лоу мин, англ.: Lo Mein) — очень

распространённое блюдо в Китае, вариантов

приготовления у него множество, как и вариантов

наполнителей, важны лишь пшеничная лапша,

причем любого вида и формы, и общий принцип