Испорченная кровь (ЛП) - Фишер Таррин - Страница 26

произнёс он. Айзек был так близко, я чувствовала,

как его дыхание колышет кончики моих волос. — Ты

будешь в порядке?

Я кивнула.

— Позвони мне, если я тебе понадоблюсь.

Я снова кивнула.

Поднявшись по лестнице к себе в спальню, я

забралась в постель в одежде. Я так устала. Мне

хотелось спать, и я вс ё ещё могла ощущать его руку

на своей руке. Может быть, сегодня снов не будет.

Следующим утром пошёл снег. Внезапный

февральский снег покрыл деревья и крыши в моём

районе кремовой глазурью. Я бродила из комнаты в

комнату, останавлива лась у окон и рассматрива ла

открывающиеся из них виды. Около полудня я устала

смотреть в окна, почувствовала медленный приступ

головной боли, начинающийся у висков, и уговорила

себя выйти на улицу. Это будет полезно для тебя.

Тебе необходим свежий воздух. У дневного света

нет зубов. Мне хотелось прикоснуться к снегу,

подержать его в руке, пока он не начн ёт её обжигать.

Может быть, он мог бы очистить меня от последних

месяцев.

Я прошла мимо куртки, висевшей на вешалке, и

распахнула входную дверь. Холодный воздух ударил

по ногам и залез под мою футболку. Футболка — это

всё, во что я была одета. Ни свитеров, ни колготок

под трениками. Тонкая бежевая футболка висела

вокруг меня, как облинявшая кожа. Я босиком

ступила на снег. Когда я сделала несколько шагов

вперёд, из-под ног раздался звук, напоминающий

мягкий вздох. Мой отец сошёл бы с ума, если бы

увидел меня. Кричал б ы на меня, требуя, чтобы я

надела тапочки даже тогда, когда зимой я ходила по

кухонном полу босиком. Заметила свежие следы

шин, которые покрывали одну сторону моей

подъездной дорожки в форме подковы до того места,

где обычно парковался Айзек. Может, это был

почтальон. Я оглянулась через плечо, чтобы

посмотреть, не стоит ли посылка у меня на пороге.

Там не было ничего. Это был Айзек.

Он был здесь. Зачем?

Я подошла к середине проезжей части и

зачерпнула снег, сжимая его в ладони и осматриваясь

вокруг. И вот тогда я кое -что заметила. Лобовое

стекло моей машины было очищено от снега.

Машины, которую я никогда не ставила в гараж, хотя

сейчас стоило бы. Что-то было под щёткой

стеклоочистителя. Я несла горсть снега до машины и

остановилась лишь тогда, когда оказалась у двери со

стороны водителя. Любой желающий мог проехать

мимо моего дома и увидеть полураздетую женщину

со снежком в руке, рассматривающую заснеженный

«Вольво ». Под дворником был коричневый конверт.

Я выпустила из ладони снежок, и он приземлился

жёстким комком мне на ногу. Конверт был тонкий,

завёрнутый в продуктовый бумажный мешок. Я

повертела его в руках. Он написал что-то на нём

синим шрифтом. Буквы разбежались по бумаге

неряшливыми беззаботными линиями. Каракули

врача, которые вы можете встретить на медицинской

карте или рецепте. Я прищурилась, рассеянно

слизывая капли снега с руки.

«Слова». Вот что он написал.

Я несла конверт внутрь, вертя его в руке. На

одной стороне картона была прорезь. Я сунула палец

внутрь и вытащила диск. Он был чёрный. Обычный

диск, на который Айзек что-то записал.

Заинтересовавшись, я вставила диск в стерео систему

и нажала на «плэй» большим пальцем ноги, а сама

растянулась на полу.

Музыка. Я закрыл глаза.

Тяжёлые ударники, слова женщины... её голос

беспокоил меня. Эмоциональный, с каждым словом

переходящий от т ёплого воркования к более

жёсткому тембру. Мне это не понравилось. Слишком

неустойчивый, непредсказуемый голос. Биполярный,

я бы сказала. Я встала, чтобы выключить его. Если

это была попытка Айзека приобщить меня к своей

музыке, ему стоило попробовать что-то менее...

Слова. Они вдруг захватили меня и удерживали,

качали в воздухе; я могла пинаться и извиваться, но

была не в состоянии спрятаться от них. Я слушала,

глядя на огонь, а затем слушала с закрытыми

глазами. Когда диск закончился, я включила его и

снова слушала то, что он пытался донести.

Вытащив диск из проигрывателя, я засунула его

обратно в конверт. Мои руки дрожали. Я пошла на

кухню и затолкала его вглубь своего ящика,

отведённого для всякой ерунды, под каталог « Нюман

Маркус» ( Прим. ред.:

американский

элитный

универмаг,

в

котором

представлены

бренды

премиум-класса) и кучи квитанций, перевязанных

резинкой. Я была взволнована. Мои руки не могли

прекратить двигаться: я пропускала сквозь пальцы

пряди волос, залезала в карманы, теребила нижнюю

губу. Мне нужно очиститься, для чего я отправ илась

к себе в кабинет, чтобы впитать бесцветное

одиночество. Я лежала на полу и смотрела в потолок.

Обычно белый очищал меня и успокаивал, но сегодня

слова песни нашли меня. « Я напишу!» — подумала я,

встала и двинулась к своему столу. Но, даже когда

пустой документ Word предстал передо мной —

чистый и белый, я не смогла выплеснуть на него

какие-либо мысли. Я сидела за столом и смотрела на

курсор. Он казался нетерпеливым, моргая и ожидая,

когда я найду слова. Единственные слова, что я

слышала, были слова из песни, которую Айзек

Астерхольдер оставил на лобовом стекле. Они

вторглись в моё белое пространство мышления, пока

я не захлопнула свой компьютер и не спустилась

вниз по лестнице к ящику. Выкопала картонный

конверт оттуда, куда е г о затолкала, и выбросила в

мусорную корзину.

Мне необходимо отвлечься. Осмотревшись кругом,

первое, что я увидела — холодильник. Сделала

бутерброд с хлебом и холодными закусками,

которыми Айзек продолжал заполнять мой отдел для

овощей, и съела его, сидя по-турецки на кухонном

столе. Вместе со всей его ерундой в стиле « спасти

землю с помощью гибридов и переработки» он был

фанатиком газировки. В моём холодильнике были

пять видов пожирающих желудок и кишащих сахаром

содовых. Я схватила красную банку и забралась на

стол. Выпила её всю, наблюдая, как падает снег.

Затем я выкопала диск из мусора. И слушала его

десять раз... двадцать? Я потеряла счёт.

Когда Айзек вошёл через дверь, где-то после

восьми, я сидела, завернувшись в одеяло перед огнем,

обхватив

руками

колени.

Мои

босые

ноги

пританцовывали в такт музыке. Он остановился как

вкопанный и смотрел на меня. Я не хотела смотреть

на него, поэтому просто продолжала пялиться на

огонь. Доктор прошёл на кухню. Я слышала, как

мужчина

убирал

остатки

беспорядка

от

приготовления бутерброда. Через некоторое время он

вернулся с двумя чашками и передал мне одну. Кофе.

— Ты ела сегодня. — Он сел на пол и

прислонился спиной к дивану. Айзек мог бы сесть на

диван, но сел на пол со мной. Со мной.

Я пожала плечами.

— Да.

Айзек продолжал смотреть на меня, и я

съёжилась

под

пристальным

взглядом

его

серебристых глаз. Затем до меня дошло, что он

сказал. Я не готовила себе с тех пор, как всё

случилось. Я бы умерла с голоду, если бы не Айзек.

Приготовление бутерброда – первый раз, когда я

приняла меры, чтобы выжить. Значение слова

казалось как тёмным, так и светлым.

Мы

сидели

в тишине

и

пили