Время волка (ЛП) - Блазон Нина - Страница 41

Изабелла сглотнула. «Пожалуйста, никаких плохих сообщений из деревни!» — умоляла она мысленно. Девушка положила книгу на кресло и расправила бумагу. Она едва ли почувствовала, как упала на колени. Чёрная ткань раздулась и осела вокруг неё. Изабелла сидела на полу и не могла отвести взгляд от рисунка.

«Мари!» Она улыбалась ей, полная жизни, со слегка поджатыми губами, как будто в любой момент могла что-нибудь крикнуть. Как она изменилась! Но даже с тонкими, плавными линиями, молодая девушка имела мало общего с задорной девчонкой, которой когда-то была, Изабелла сразу узнала бы её из тысяч других.

— Sòrre, — шептала она. — Fa bèl brieu.

Было необычно составлять слова на этом языке. Слишком долго она произносила свои молитвы на французском. Давно ушли в прошлое промелькнувшие вечера бабьего лета: две девочки с дырками вместо выпавших зубов, которые босиком лазили по скалам и собирали весной первые дикие нарциссы и гвоздики, чтобы делать из них подарок матронам.

Капля растеклась по чернилам, став тёмно-серым налётом и размыла очертания рисунка. Изабелла не заметила, что плакала. И как будто холодный сон миновал, который согнал её душу и всё чувства в помещение без света и воздуха, сейчас в ней поднимались рыдания. Изабелла прижала свою руку ко рту. Но ничего не могла поделать, жалобный звук вырвался из неё. Она испугалась того, насколько чужим он звучал. «Как долго я не плакала? Умею ли я это еще вообще?» Резким движением Изабелла вытерла щёки тыльной стороной ладони. Потом она взяла себя в руки и прочитала строки под портретом.

«Мадемуазель д’Апхер,

когда мы с вами недавно встречались, я с сожалением увидел, как сильно вы беспокоитесь о Мари Хастель. Я надеюсь, что немного облегчу вашу обеспокоенность этим портретом. Изображению нескольких дней. Итак, вы видите, она в порядке, и также здорова семья Марии. Теперь у меня есть к вам просьба: я должен срочно с вами поговорить! Я не могу вдаваться здесь в подробности, только так, от всего сердца и от всей души: простите мои сомнения. С вами в ту ночь на самом деле говорил кто-то другой, я нашёл доказательство и принёс. Вероятно, вы вспомните, если увидите предмет. Пожалуйста, доверьтесь мне, по крайней мере, для разговора и нескольких вопросов, конечно, строго конфиденциально, честное слово. Я остаюсь в замке до тех пор, пока вас не услышу, Вы найдёте карандаш и бумагу за чучелом совы. Положите ваше сообщение под деревянный цоколь.

В ожидании Вашего скорого ответа.

Томас Ауврай.

снова преданный, но не вор

P.S: Ваш сборник сказок я спрятал за книгами о рыболовстве и лесном хозяйстве. Предполагаю, что мадам едва ли интересуется деревообработкой, по крайней мере, не до тех пор, пока речь не идёт о святых осколках из деревянных крестов христианского мученика. И да: этим утверждением вы могли бы сейчас меня конечно шантажировать.

P.P.S: Ваша лошадь ещё жива».

Она не знала, что больше выводило её из себя: что шрамы снова ощущались как свежие раны, или что Томас Ауврай вызвал у неё улыбку.

***

За некоторыми дверями она слышала приглушённый храп, когда на цыпочках скользила по коридору. Когда Изабелла дошла до маленькой комнаты прислуги, смешались белый и голубой цвета, холодный лунный свет в жёлтом сиянии, который падал из узкой щели двери на входе. Изабелла заглянула в помещение. Это, несомненно, была комната Томаса: на полу лежала бумага и в мерцании свечи она смогла узнать часть кровати, на которой также были разложены документы.

Теперь девушка всё-таки занервничала. Она ещё раз поправила свои волосы. Сегодня Изабелла также причесала их на бок и заплела в свободную косу, так что локоны упали на её лицо и закрыли частично правую щёку.

Она не постучала, а просто вошла. Изабелла ожидала, что найдёт Томаса сгорбившимся над работой. Ещё больше девушка поразилась тому, что он спал у канделябра. На его лице лежал отпечаток страдания и напряжения. Измученные и напряжённые черты лежали на мужском лице, и уязвимость, которая их касалась. Внезапно у неё возникло желание проникнуть не только в его комнату, но и в запретную комнату, полную кошмаров. Изабелла тихо закрыла за собой дверь и рассматривала Томаса. Он носил простую рубашку, которая выглядела так, как будто юноша позаимствовал её у слуги, и к ней светло-серые бриджи. Так он лежал вытянувшись среди своих записей, подложив руку под голову. На лбу художник носил повязку, из-под которой ниспадали белокурые волосы. Сейчас ей бросились в глаза тонкие царапины на щеке, и даже руки были задеты, как будто он ползал по кустам ежевики. Его руки были более загорелыми, чем несколько дней назад, но всё же Томас был похож на персонаж из чужого, более светлого мира.

Вопреки своей воле, она должна была признать, что Томас ей нравился – парень был стройным и слишком большим для кушетки, и даже во сне его тело было в ленивом напряжении, которое она наблюдала у кошек. Грубая куртка лежала на топчане в ногах. Оборванные колючки торчали из тёмно-серого материала. «Где ты был?» — подумала Изабелла удивленно.

Изабелла нерешительно беззвучно приблизилась, действительно ли она должна разбудить его. Он что-то бормотал, его веки слегка вздрагивали, как будто юноша видел во сне то, что едва мог выносить. С топчана скользнул лист бумаги и спланировал на пол. Он приземлился прямо перед ней. Слова дрожали в свете свечей как живые существа, которые хотели оторваться от бумаги. Изабелла подняла лист.

«Животное, серо-чёрное, с двухцветной шерстью и узкой тёмной полосой на спине, другое тёмно-рыжее и чёрное, с белым пятном на груди. Тем не менее, оба казались одного и того же вида. Животное несколько раз было ранено. Оно снова поднялось и просто побежало от очевидцев дальше — это плохой порох? Разве его недостаточно сильно ранили?»

Там же стояло предложение, написанное угольным карандашом:

«Третье животное? Похожий волк и чёрный?

Другой вид?»

Следующий документ лежал возле его груди. Как ни странно, текст был решительно перечёркнут. Бумага имела дату, десять дней назад. Шрифт был мелким, Изабелла должна была наклониться вперёд, чтобы смочь его прочитать. С бьющимся сердцем, она пробежала эти строчки.

«На сегодняшний день два вида атак и без обезглавливания. Или нападение делится в основном на две фазы? Во-первых, когда набрасываются на жертву, поднимаются на задние ноги, жертву царапают и сбивают с ног, после этого перекусывают горло. После этого (во-вторых) лежащую, беззащитную жертву яростно разрывают и, наконец, обезглавливают? Таким образом, этот вид животных становится кровожаднее? Или каждое из животных убивает по-своему?

Сила укуса челюсти, с которой можно было бы отделить человеческую голову от тела, во всяком случае, это известно у гиен, медведей или тигров, что здесь можно исключить.

Также примечательно: животное не питается падалью, оно никогда не возвращается к убитой добыче как другие хищники. Ещё необычайность: ровные раны в дополнение к очень кровавым ранам. Зоологический вопрос: форма зубов? Верхние фиксаторы и необычно гладкие клыки для раздирания добычи?»

«Клыки. Раны». Изабелла невольно схватила свой медальон. Он щёлкнул, когда она отстегнула кольцо подвески. Томас вздрогнул и открыл глаза. Бесконечно долго они смотрели друг на друга, оцепенев вдвоём от неожиданности. Затем Томас с испуганным вскриком отскочил назад. Шелестящий водопад из бумажных листов рассыпался по полу, свечи замерцали и почти погасли.