Этот человек опасен - Чейни Питер - Страница 38
- Предыдущая
- 38/41
- Следующая
И тут она начала плакать. Именно этот фокус и выкидывают девчонки, когда момент для этого совсем неподходящий.
Она успокоилась быстро и так смотрела на меня, как будто я был падающей башней в Пизе, а потом кинулась ко мне, чтобы устроить большую сцену вдвоем.
— Только не это, сестренка, — сказал я. — Ваш репертуар можете немедленно сдать в магазин театральных реквизитов, потому что это меня смешит. Если я нахожусь здесь, то только потому, что в этом состоит моя работа, и мне за это платят. А я страшно зол, что мне приходится заниматься такой полоумной, как вы.
Тогда она замолчала и стала вытирать глаза носовым платком, который почти так же велик, как и почтовая открытка. Я ломал себе голову над тем, что же сейчас делать, потому что совершенно не знал, с чего мне начинать.
Следовало бы узнать, удалось ли Херрику и его людям обнаружить этот дом? Он расположен так, что даже с близкого расстояния почти не виден, а охрану Сигелла наверняка расставил, да и ночь светла, как назло. Трудно будет приблизиться незамеченным…
Миранда кончила всхлипывать. Я вынул свой пистолет и положил под матрац ее постели. Мы разговаривали с ней так тихо, что карауливший в коридоре не смог бы нас услышать, какие бы огромные уши у него не были. Но все — таки я подошел к двери и поинтересовался, что он делает. Он любовался окрестностями, стоя у окна, и поэтому я решил, что он тут выполняет две задачи: караулит Миранду и одновременно наблюдает за дорогой.
— Теперь, — сказал я Миранде, — хорошенько вбейте себе в голову следующее: под матрацем у вас револьвер, и он у меня — единственный. Не пользуйтесь им зря, а только в исключительном случае, стреляйте только наверняка, иначе будет плохо.
Я сейчас спущусь к Сигелле и скажу, что вы согласились быть благоразумной и делать все, что вам скажут. После этого я постараюсь устроить так, чтобы выйти под каким-нибудь предлогом из дома, чтобы встретить фликов, которые должны быть где — то поблизости. Если же сразу после моего ухода услышите выстрелы, значит со мной все кончено, хватайте револьвер и воспользуйтесь им, чтобы проложить себе дорогу из дома. Когда выйдите, идите по тропинке до холма, за которым большая дорога, и там вы, безусловно, встретите кого-нибудь. По договоренности, там должна быть полиция.
— Хорошо, Лемми. Я знаю, что все, что могла бы я сейчас сказать, ни к чему не приведет, но я нахожу вас замечательным и докажу это, если когда-нибудь у меня будет возможность…
— Согласен, совершенно согласен. И, если хотите, можете уговорить старого ван Зелдена поставить мне один или два монумента в стиле колонны в честь Нельсона на Четвертой улице на углу, где встречаются друзья.
Сказав это, я вышел.
Закрыв дверь, я сделал вид, что запираю ее. Я снял со своей связки ключ, прошел по коридору и отдал его типу, который сторожит у окна. Это левантиец с лоснящейся физиономией более опасный, чем целый выводок скорпионов.
Я подумал, что где — то видел уже этого типа, и стал вспоминать, где.
Потом я спустился в салон. Сигелла сидел за столом, курил и листал какие — то документы. Конни сидела в углу и просматривала журнал мод.
Сигелла поднял голову.
— Ну, как поживает девочка, Лемми? Она наконец одумалась и стала благоразумной?
— Все идет отлично, — улыбнулся я. — Она немного нервничает — вот и все. И ты бы тоже нервничал, если бы был на ее месте, я не сомневаюсь в этом. Я говорил с ней, она меня выслушала, будь спокоен. Малышка уверила меня, что будет выполнять все распоряжения. Я убедил ее, что делать это необходимо, если только она хочет увидеть свой дом.
Он покачал головой и улыбнулся:
— Что бы она ни делала, она никогда больше не увидит свой город.
Я уверяю вас, что дорого дал бы за то, чтобы ударом бейсбольного шара стереть его улыбку.
— Когда получим выкуп и притаимся где-нибудь в уголке, я снесусь с одним типом в Аргентине, которого хорошо знаю, и который за небольшую плату избавит нас от Миранды. И это будет самым лучшим концом нашего дела, потому что, когда ее старик так и не увидит ее, ему можно будет сообщить, что она отправилась в Буэнос-Айрес, и мы не могли запретить ей этого. Можно будет устроить, будто она отправилась туда по собственному желанию. И если он будет настаивать и интересоваться, что могло с ней произойти, это будет уже его дело.
Я взял из коробки сигарету и закурил.
— Ты считаешь, что это действительно необходимо? А что мешает нам бросить девочку после того, как деньги будут получены? Если ее нигде не увидят, это приведет к неприятностям.
— Не говори таких вещей, Лемми! Ты воображаешь, что я позволю ей пойти и рассказать о нас во всех углах планеты? Но она знает нас, она знает про нашу комбинацию, и если ты думаешь, что я буду рисковать тем, что меня поджарят из-за мышки, которую я увез, и которая может меня узнать, ты серьезно заблуждаешься на мой счет. Будет лучше отправить ее в Аргентину, чем убить, потому что я думаю, что по истечении восьми дней она будет очень довольна, если ей удастся пустить себе пулю в лоб. Тип, к которому мы ее отправим, не имеет себе равных в искусстве уговаривать девочек покончить жизнь самоубийством.
Я встал.
— Очень хорошо, что ты все продумал. Тогда я пройдусь немного подышать воздухом, это пойдет мне на пользу. В камерах Брикстона стоит затхлость, так как они не проветриваются и вентилируются еще менее, чем в других тюрьмах страны, которые я знаю.
— Отправляйся, — согласился Сигелла. — Иди погуляй, Лемми, но будь осторожен и не слишком далеко уходи. У меня тут расставлены люди в кустарнике и перелеске. Они наблюдают за окрестностями. Сейчас будут зажжены сигналы, чтобы самолет знал, где ему садиться. Примерно через час мы сядем в него и тогда прощай, Англия!
Я вышел, прошел через вестибюль, открыл входную дверь и оказался на улице.
Ночь была замечательная, светло, как днем. Я обошел вокруг дома и ничего не увидел, кроме того, что в двух—трех местах стояли караульные. Потом направился по аллее, по которой мы с Конни приехали, в сторону большой дороги.
Дорога больше похожа на широкую тропинку, окаймленную густым лесом с одной стороны, а с другой огорожена изгородью. Невдалеке — ровное плато. Там, вероятно, должны взлетать и садиться самолеты.
Прошу поверить, что Сигелла этот угол выбрал очень хорошо. Место было так же пустынно, как Сахара. Я не совсем еще уверен, что ему не удастся выполнить намеченный план. Я обвел взглядом окрестности. Оттуда, где я стою, отлично видно, ни одного флика, вообще ничего. Я начинаю думать, что дело обернется для меня скверно. Возможно, испортилась их радиофицированное взаимодействие. Такое я наблюдал раньше и у нас. Херрик и флики, отправились, наверное, в другое место.
Неожиданно на дороге из Хиг Бикомб показалась идущая в моем направлении на бешеной скорости автомашина. Сначала я подумал, что это головная машина летучего отряда полиции — и ошибся. Приблизившись к повороту, машина свернула и помчалась в направлении холма, не снижая скорости. А водитель машины, видимо, совершенно обезумел, потому что гонит машину как сумасшедший.
Я стоял у дерева как прикованный и смотрел на дорогу. Машина теперь направлялась прямо на меня. Она немного сбавила скорость, поднимаясь на холм. Я вижу, что это большая спортивная машина, и что ведет ее Бонни Малос.
Кепочка надвинута на глаза, голова перевязана, кровь стекает по щеке.
Я прыгнул на дорогу и поднял руку. Он остановился, и я подошел к нему.
— Что такое с тобой, Бонни? Ты так возбужден! Что случилось?
Он дышал с трудом, и нужно было быть слепым, чтобы не видеть, что его здорово задело.
— Подойди-ка поближе, Лемми. Мне надо кое — что тебе сказать.
Я нагнулся к окну, он быстро высунул руку, поймал меня за воротник. Я заметил у него в другой руке револьвер. Малос был похож на всех дьяволов ада, а по затылку его стекала струйка крови. Он, видимо, получил пулю в голову.
— Наконец-то я держу тебя, проклятый подонок, продажный флик! Сейчас ты сдохнешь, вот увидишь!
- Предыдущая
- 38/41
- Следующая
