Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 2 (ЛП) - Земянский Анджей - Страница 21

Мастерская моя помещалась за несколько домов от моего же собственного жилища, при том же треугольном рынке. Далеко идти не надо было, так что я пошел следующим вечером без особой надежды, что ван Лийнен помнит о нашем уговоре, ибо выпил много вина. Но он все-таки пришел - трезвый, убедительный в беседе и спокойный. Я предложил ему присесть и извинился за то, что нет у меня никакого угощения, ибо дом мой настолько близок, что в мастерской у себя не держу ничего съестного.

Ван Лийнен начал с того, что много бывало художников передо мною, причем здесь, в Нидерландах, и художники сии, по мнению его, вековечной славой покрыты будут, и это: Хуго ван дер Гоес, Ганс Мемлинг, Ян ван Эйк или же Роберт Кампин, называемый еще Мастером из Фламалле. Кроме того, ведомы мне наверняка Леонардо да Винчи или молодой пока еще Микеланджело Буонаротти, что достигли успеха в далекой Италии. Я согласился с ним, хоть и завистно мне было, что иных он так восхваляет и возвышает. По-видимому, он знал, что происходит у меня в душе, а может и специально так говорил, чтобы я слушал его более внимательно. В конце концов, когда достаточно уже наигрался со мною, он перешел к делу. Он может, заявил ван Лийнен, дать мне таковое средство, позволяющее духу моему видеть прошлое и будущее, от сотворения мира, до самого конца человечества, и таким образом, создать художественные видения, равным которым в искусстве еще не было и не будет. Я уж забоялся, что имею дело со Злым, и что уж слишком понадеялся вчера на собственные силы, забывая тем самым, что сатана атакует в различных местах и в различные тела воплощается, чтобы погубить доброго христианина. Стал я высматривать распятие, что висело на стене, высоко, так что без того, чтобы, не подставив стула, достать его не мог. Оставил тогда я крест святой, ибо не хотел выставляться дураком на тот случай, если бы вышеупомянутый Ван Лийнен дьяволом таки не был. И потому, хватая быка, а точнее, беса за рога, спросил я у него прямо, сатана он или же колдун? Собеседник мой на это спокойно отвечал, что он ни тот, ни другой, и что опасаться мне его не следует, ибо сам он от меня ничего не хочет. Не нужна ему ни душа моя, ни договора в рукаве он у себя не прячет. Понятно ему, что во времена мои и в ситуации моей сам он может казаться мне посланником темных сил, но будет лучше, если уж я посчитаю его ученым алхимиком. Следует мне знать, что сам он считает себя меценатом живописного искусства и высмотрел меня как того, которому вековечную славу обеспечит. Тут совершенно здраво сообщил я ему, что никогда не слыхал я, чтобы Ян ван Лийнен интересовался когда-либо живописью. Тут гость мой несколько сконфузился и отвечал, что сам он до конца ван Лийненом и не является, и что тот служит ему только лишь как медиум, ибо истинный мой собеседник в настоящее время пребывает в дальних краях. Тело же ван Лийнена - это всего лишь посредник, что получает от моего добродетеля мелкие посылки и приказания. Мне не следует его опасаться, ибо, встреченный мною завтра, он абсолютно ничего помнить не будет. Тогда я спросил, все более отрезвев, перепугавшись и утвердившись во мнении, что имею дело с наихитрейшим дьяволом, где же мой собеседник пребывает, в какой такой далекой стране? "Ван Лийнен" еще более сконфузился и ответил, что не был подготовлен к тому, что я буду настолько настойчивым и въедливым. Просто он не знает, сумею ли я его понять. Так вот, в данный момент он находится в этом же самом месте, но только в отдаленных от меня временах.

Больше мне и раздумывать не надо было. Я подскочил к распятию, и был настолько возбужден всем происходящим, что достал его, и не подставляя табурета! Я начал кружить возле спокойно сидящего дьявола, крестить его быстро, выкрикивая при том: "_Apage satanas!", только никакого впечатления на ван Лийнена это не произвело, так что я и сам уже жалеть стал, что нет у меня под рукою святой воды. В конце концов, когда я сильно устал от сих прыжков и криков и зело запыхался, рекомый дьявол вырвал распятие у меня из рук и приложил им мне по лбу, чтобы привести меня в себя. Я упал на стул, "ван Лийнен" повесил распятие на место, и было видно, что это никакой не сатана, и вернулся ко мне. Он попросил, чтобы я его спокойно выслушал. Сейчас в нем два человека - душа настоящего ван Лийнена, выпивохи и аптекарского мастера, которая сейчас спит, и вторая - дух моего собеседника. Так вот, этот отдаленный "ван Лийнен", который сам, телом своим, в наше позднее средневековье (так он и сказал!) вступить не может, определенным образом передал истинному ван Лийнену средство, которое тот (то есть, сам он) имеет при себе. Это не микстура, но пилюля, которую сам он назвал лесде. Она же душу мою высвободит и позволит ей видеть то, что ни один еще живописец в мое время знать не сможет. Тогда я, перепуганный совершенно, ибо не верил ему нисколечко, но в то же время и верил, что если он имеет в виду пресловутую "ведьминскую мазь", которая пользующегося ею в конце концов приводит к безумию, то я его и знать не хочу! При этом стучал я зубами и только о том мечтал, чтобы все это побыстрее закончилось. Пускай уже забирает мою душу, лишь бы побыстрее! Я дрожал всем телом, а "ван Лийнен", видя это, что-то бубнил про себя, вжимая голову в ворот своего плаща, а оттуда, Богом клянусь, что сам слышал, какой-то меньший бес ему отвечал! Мой дьявол выслушал его внимательно, хотя и без всяческого уважения, после чего схватил горшок с водой, которую я держал для растирки красок, подал мне на ладони беленький кружок и приказал проглотить и запить водою то, что называл спирином.

И в таком я находился состоянии, что было мне все равно, проглотил, что мне приказали, а было оно по вкусу хуже всяческих медикаментов, толченых в ступках всех аптекарей света. После чего сел он подле меня и подождал какое-то время, пока дрожь моя и стук зубовный не прошли. После этого он закончил беседу. Ван Лийнен вынул упомянутые пилюли и объяснил, каким образом ими пользоваться. Одна только вещь не давала мне покоя - а именно то, что ничего он не требует взамен. Не мог я представить никого - то ли дьявола, то ли человека - который бы мне вековечную славу запросто пожелал в дар преподнести! Я упомянул об этом. "Ван Лийнен" поначалу выкручиваться начал, что сам он изобрел это вот лесде, в качестве алхимика пришел к нему путем множества проб, и что средство сие великолепно по эффектам своим, а само оно дешево и безвредно, вот и захотелось ему испробовать его на знаменитом художнике, но увидав, что даже лестью грубой меня не проймешь, признался наконец, что в "своей далекой стране" он занимается собиранием картин (при этом называя себя "маршаном") и надеется дешево заполучить мои работы, которые в его времена достигнут (в этом он уверен!) совершенно астрономических цен. Он мои картины ему известными способами получит дешевле, потому что "раньше", так рано, что его соперники ничего про них и про меня самого не будут знать.

Наконец-то ушел проклятый ван Лийнен, а я остался в мастерской своей до утра, едва-едва в чувствах и сознании пребывая. Супруга моя, Алейт, не беспокоилась моим отсутствием, так как уже не раз случалось мне оставаться там на ночь и зарисовывать новые свои идеи. Пилюли "ван Лийнена" я спрятал подальше, не имея смелости воспользоваться ими, и решив вообще не принимать их в ближайшее время, тем более, что в последующие годы работы мои были совершенно иными, чем сам я намечал. Не могу сказать, чтобы время от времени во мне не пробуждалось желание воспользоваться лесде, но я быстренько подавлял его в себе, чаще всего, опасаясь последствий. В эти годы, то есть, от Рождества Христова 1491 и 92-ом я со всем тщанием работал над картиной, которая должна была повиснуть в доме нашего Братства Наисвятейшей Девы Марии, и содержащей имена всех живых и покойных собратьев. Труд сей был весьма огромен, и братство заплатило мне соответственно моему усердию и старанию. Узнал я, что некий Христофор Колумб, еврей из Генуи, открыл новый путь в Индию, плывя все время на запад, после чего вернулся с множеством товаров и смуглокожими людьми. С востока же пришло вот какое известие: Максимилиан I сделался императором Священной Римской Империи Немецкого Народа, и вместе с собратьями мы размышляли над тем, какое значение имеет это для несчастных Нидерландов. То, что лучше не будет, в этом никаких сомнений не было.