Спасатель 2 (СИ) - Калмыков Александр - Страница 7

Новоиспеченный экипаж Андрея неумело маневрировал, стараясь подвести свой челн поближе к германскому судну, но дело не ладилось. То гребцы замешкались, ожидая перевода непонятной команды, то весла мешали, упираясь в борт корабля. Впрочем, задержка оказалась кстати. Моряки с “Пилигрима” отнюдь не сидели праздно, ожидаючи абордажа, и, пригибаясь, подкатили к предполагаемому месту штурма два тяжелых бочонка, которые тотчас же, поднатужившись, перекинули через фальшборт. Но до лодки снаряды не долетели, плюхнувшись в нескольких пядях от кимбы, и лишь переломили пару весел.

Свистнувшие тотчас же стрелы отбили у немцев охоту повторять эксперимент, а Андрей, плюнув на попытки подгрести еще ближе, повелел забрасывать штурмовые веревки. Один за другим абордажные крючья перелетали через борт корабля, цеплялись за планширь и такелаж, и пруссы, поднатужившись, подтянули лодку почти вплотную к судну. Андрей закинул разряженный самострел за плечо, ухватился покрепче за уж и, подавая пример, первым полез на борт латинянского корабля.

Нетрудно было предположить, что первого же незваного гостя, решившего ступить на палубу “Пилигрима”, немцы тут же попробуют поприветствовать чем-нибудь тяжелым и острым. И верно, пока Андрей висел, уцепившись за трос, почти по пояс в воде, матросы тихо сидели, притаившись за планширем. Но они разом вскочили, едва кметь вскарабкался наверх, и попытались оттяпать ему голову. Первым подоспел широкоплечий смуглый моряк с плотницким топором в руках и недобрыми намерениями в глазах. Его удар был точным, как говорят сами плотники, “прямо в тютю”. Но если деревянные заготовки обычно не попробуют отбиваться и позволяют себя бить, то витязей как раз и натаскивают на умение драться, и Андрей вознамерился дать отпор. Подставив стальную наручню под топорище, русич остановил удар и, перехватив оружие, потянул его вниз, практически повиснув на нем всем своим весом. В этот миг немчине было достаточно просто отпустить свой топор, и неприятель плюхнулся бы вместе с ним в воду. Но какой же плотник смог бы бросить свой инструмент?

Пока Андрей боролся с матросом, справа к нему успел подскочить кнехт, от души саданувший русича по плечу коротким мечом. Однако крепкий наплечник даже не треснул, и дружинник отделался перерубленным ремешком, на котором висел самострел. Конечно, жаль было потерять дорогое оружие, свалившееся в воду, но в этот момент имелись проблемы и поважнее.

Разумеется, пруссы, как могли, пытались поддержать своего командира. Но вот беда, вместо того, чтобы натягивать веревки, удерживая кимбу вплотную к борту корабля, все трое вармийцев, имевших кошки, посчитали своим долгом ринуться на штурм, бросив лодку на произвол судьбы, да еще хорошенько оттолкнувшись от нее ногами. Пока неумелая абордажная партия барахталась в море, лодку отнесло в сторону от когга, и до немцев невозможно было дотянуться даже копьем.

Однако у воинов еще оставались луки. Конечно, не все стрелки отважились метать стрелы с качающейся шлюпки, когда очень легко можно было попасть в своего товарища, но два самых отчаянных вармийца все-таки спустили тетиву. Одна стрела таки ударила Андрея по затылку, скользнув по гладкому шлему, но зато другая выбила щепки из планширя прямо перед лицом кнехта.

Противники на миг опешили, и русич, воспользовавшись их оплошностью, тут же юркнул на палубу, одновременно пытаясь ногой подсечь мечника. Попытка не удалась, но зато противник отвлекся, развернувшись спиной к морю, и пруссы один за другим начали перелазить через ограждение, причем такая же картина наблюдалась и с противоположного борта. Андрей уже извлек свой меч из ножен, попеременно тыча им в обоих противников, а за спиной у них доставали свое оружие вармийцы.

Первую минуту экипаж “Пилигрима” отбивался довольно успешно. Пруссы ступали по заставленному бочками и ящиками шкафуту с оглядкой, опасаясь провалиться в люк или споткнуться обо что-нибудь. Но вскоре, немного освоившись и убедившись, что ничего страшного и волшебного на гате нет, вармийцы усилили натиск, а над фальшбортом постоянно появлялись новые головы пруссов, лезущих на когг. Андрей поначалу пытался как-то руководить боем, но вошедшие в раж воины даже не пытались прислушиваться к распоряжениям своих командиров. Впрочем, уловить какие-нибудь отдельные звуки, более тихие, чем рев сигнального рога или грохот барабана, все равно было невозможно. Вокруг стоял невообразимый ор, в котором отдельные крики просто терялись. Было такое впечатление, что в схватке участвовало не два-три десятка, а, по меньшей мере, три тысячи человек.

Но, с командованием или без, подавляющее численное преимущество атакующих принесло свои плоды, и вскоре на мокрых от воды и крови досках шкафута лежали трое мертвых тевтонцев, а еще один, связанный, стоял у мачты.

Только после этого неистовый гомон, сопровождающий всякую схватку непрофессиональных воинов, не умеющих контролировать себя, потихоньку стих, сменившись воплями восторга от одержанной победы. Правда, еще не всех немцев на корабле перебили. На большом кормовом помосте, спрятавшись за зубчатым релингом, затаилась парочка кнехтов, предусмотрительно втянувших приставную лестницу наверх, а в вороньем гнезде на верхушке мачты засел шкипер. Но последние выжившие тевтоны более помышляли о сдаче в плен, чем о сопротивлении, и после недолгих колебаний марианцы сдались. Лишь капитан “Пилигрима” так и остался сидеть в своей корзине, но на него пока обращали внимания не больше, чем на ворону.

На “Фридланде” штурм прошел не менее успешно и, таким образом, победа стала полной. Конечно, при абордаже не обошлось без потерь, но зато такой приз, как когг, да еще двойной, пруссы доселе не видывали за всю свою историю.

При помощи шлюпок корабли отбуксировали ближе к берегу, посадив на мель, и дополнительно бросили якоря, после чего начали свозить всю поживу на берег. На том же самом месте, куда полчаса назад крестоносцы стаскивали добычу, пруссы теперь складывали свои трофеи. Отдельно скидывали в кучу мечи, шлемы, щиты, кольчуги, кошельки, одежу и съестное. Пруссы восторженно цокали языками, разглядывая сокровища, но не меньше, чем ценности материальные, их радовали ценности духовные, то есть пленные, которых можно принести в жертву. Правда, к сожалению, большинство немцев погибло или же их пришлось добить на месте из-за тяжелых ранений, не совместимых с жизнью. Но примерно полторы дюжины супостатов все-таки удалось взять живьем. Их тоже отсортировали, поставив отдельно благородных и простолюдинов.

Хромой воин с бородой подлиннее, несомненно, занимал должность предводителя отряда крестоносцев. Второй тевтонец, судя по небольшой бородке, являлся рядовым братом-рыцарем, а их соратник с бритым подбородком, верно, был каким-нибудь бароном, решившим поучаствовать в весьма прибыльной миссии распространения католицизма среди язычников. Ну а безбородые юноши - это оруженосцы вышеуказанных.

С рыцарей сорвали доспехи и верхнюю одежду, и теперь они, поеживаясь от вечерней прохлады, тянувшейся с Балтики, молча сидели в ожидании своей участи.

Конечно, праздник в честь победителей, а главное, в честь богов, ниспославших победу, должен быть грандиозным, и пиршество начали только вечером, на закате, после всех приготовлений. Для угощения воинов принесли лучшие запасы - кобылье молоко, мясо говяжье и свиное, конину, медовые напитки, импортное вино, а также немецкое пиво, найденное на кораблях. Ну а для угощения богов на краю дубовой рощи приготовили большие костры, на которых сожгут благодарственные дары - черного быка, баранов и, главное, тевтонцев. Рыцарей живьем, а рядовых кнехтов, предварительно оглушив. Только для одного пленного, оказавшегося прусом-помезанцем, сделали исключение. Его просто повесили на ветке дуба.

Андрей явно чурался языческих обрядов и чувствовал себя подавленным, но Доманегу, выросшему в заповеднике древних верований и привычному к многобожию, все было интересно. Разглядывая священную рощу вармийцев, он по секрету рассказывал товарищу о тайных обрядах, порой совершаемых в его родном княжестве.