Край без Короля или Могу копать, могу не копать - Барановский Вадим - Страница 34

— Ну а этот, как его, — почесал в затылке Ветерих,— Филимер Рыжий?

— Тьфу на твоего Филимера Рыжего, — проворчал старик. — Когда джаравы в Верещатник вошли, он им овражек указал, куда все попрятались. Так они всех в том овражке и постреляли. Но ничего, досталось и Рыжему — дочка Нидады Горбатого видела, как его за какую-то провинность топором зарубил старший джарав.

— А кто такие джаравы, дед? — спросил Ветер. — Они за Старика Зиму, что ли?

— Племена северные, — откликнулся Хисарна. Джаравы, онги и эремтаги. И ещё орки. У нас всё больше джаравы да онги шастали.

Отряд Ветериха ехал на юг, сопровождая вереницу заводянских погорельцев. Детей и тех из взрослых, кому было тяжело идти, взяли на пони. Ветер шёл впереди, держа своего в поводу — на нём ехала Сунильда, молодая вдова Гундериха Непоседы с двумя маленькими детьми. Справа от Ветериха шёл Хисарна.

— Доберёмся до Токовища, — говорил Ветерих, изредка косясь назад, где вровень с его лицом круглилось под вышитым платьем полное Сунильдино бедро, — там всем найдётся место переночевать и миска жаркого. А потом гонцов пошлём в Мокреть и в Откопы. Пускай старейшины решают, что нам дальше делать.

Ночью прошёл дождь, и земля под копытами пони неприятно хлюпала. Ветерих отвёл от лица ветку, обдавшую его за это каплями, и обернулся.

— Эй, не отставать! Подтянулись! Это последний хутор, дальше уже не живёт никто. Домой поедем!

— Какое домой, — отозвался подъехавший Балт. — Дома нет никого. В Мокреть поедем.Главное, отсюда уедем, — возразил Ветер. — А, вот и хутор. Далёконько ж ты забрался, Сафрак Длинноносый!

Сафрак Длинноносый, угрюмый лысоватый шерстелап, смотрел на риворов исподлобья.

— ...разорили Заводье и когда угодно могут через Воду в Шир перебраться, — продолжал объяснять Ветер.— И на совете старейшин порешили, что все уходим за Мокреть. Припасы с собой забираем, а всё ценное в погреба и под шелуху-большуху.

— За Мокреть, говоришь? Да за Мокретью ж Оральд живёт! — встрял в разговор сын хозяина, тоже недобро косившийся на Ветериха. Всего на хуторе было восемь мужчин, не считая детей, — три Сафраковых сына, сам Сафрак, Сафраков зять и два работника.— Так он и пустит!

— Быкка, Хозяин Мокрети, сам ходил на поклон к Оральду, — объяснил Ветер. — Оральд позволил. Только живые деревья воспретил рубить да на кое-каких зверей охотиться. Так что Оральд за нас. А без его соизволения кто в лес войдёт, тот из леса не выйдет.

— Быкка велел передать, чтобы все снимались и шли в Мокреть, — подтвердил Дикиней Долгогрив. — Твой хутор, папаша Сафрак, последний. Собирайся.

— Не буду я никуда собираться! — сердито задёргал носом Сафрак. —Здесь мои деды и прадеды с самого Заселения жили, и я жить буду! А и найдут меня большецы ваши, так на своей земле помру, не в Мокрети какой в болоте сгнию.

— Помрёшь-то ты помрёшь, Длинноносый,— добродушно согласился Хисарна. — Вот только когда тебе джаравы шерсть на лапах подпалят, то ты им не только всё добро отдашь — ты им про весь Шир расскажешь и ещё карту нарисуешь. Так что давай-ка с нами. Мы тебя как раз до Мокрети проводим и ещё устроиться поможем.

Хисарна перевозил хоббитов в Заводье и обратно последние тридцать лет, тем и жил. Последние двадцать лет жил в одиночестве —жена от него сбежала в Шир. Без всякой жалости спалив своё единственное достояние, он остался и вовсе никуда не пристроенным и, недолго думая, упросил Ветериха принять его в риворы.

— Хор-роший у тебя, Сафрак, хлев! — закивал бывший паромщик седой головой. — Вот у Одоульфа Камыша такой же летом сожгли. А самого Камыша на колодезном журавле повесили. Это онги, они любят вешать. А джаравы — те всё больше стрелять да резать. А жечь они и те, и те хорошо умеют.

Сафрак же не уступал.

— Авось не сожгут и не зарежут. Езжайте, ребята, куда ехали.

— Мы сюда ехали, — Ветер начал терять терпение. — Нарочно подгадали утром приехать, чтобы ты к вечеру собраться успел. Мы за последние девять дней четырнадцать хуторов объехали, твой пятнадцатый. И в каждом нам спасибо сказали, что пришли и об опасности предупредили. Один ты такой упрямый, старый ты олифан!

Сзади крякнул от удивления Сегерих. Спасибо риворам сказали от силы на трёх-четырёх хуторах из этих пятнадцати; все остальные поначалу точно так же упирались.

— А мне плевать, что вам там кто говорил! — Сафрак вытянулся во все свои три локтя роста и ещё сильнее задвигал носом. — Мне ни соседи, ни старейшина не указ!

— Вот тебе указ! — рявкнул Ветер, подставляя Сафраку под нос сжатый кулак. — Вот тебе указ!

Сафрак попятился. Его сын тоже попятился.

— Ты как со старшими разговариваешь? — возмутился Длинноносый, — Молодой мне кулаками грозить!

— Я тебе не молодой? — едко спросил Хисарна. Старый хоббит тридцать лет тягал паромный канат и силы в руках накопил на зависть любому. Он был сильнее даже здоровяка Фритигерна и подкузнечья Анделы.

Сафрак посмотрел на Хисарну. Взглянул на усталые, хмурые лица восемнадцати риворов. С ненавистью зыркнул на Ветера. И махнул рукой сыновьям, пошли, мол, собираться.

Шир опустел. Вымокшие до нитки риворы и Длинноносинсы ночевали в оставленных незапертыми норах в Раздорожье и Токовище. Всю дорогу Сафрак ворчал и грозился, что он ужо найдёт на Ветера управу. Гизмунд, младший сын Сафрака, к концу путешествия попросился в риворы, а его сестра Зелигунда так усердно строила глазки Сегериху, что тот уж задумал свататься.

Бродом через Ширейку перебрались в Мокреть. В это время года она как нельзя лучше соответствовала своему названию. В нескольких местах дочерей и невесток Сафрака пришлось сажать на пони, а возок —разгружать и перетаскивать на руках, так размокла дорога. Но вскоре на помощь подоспел Герн с десятком риворов.

— Плохие новости, Ветер, — прогудел здоровяк.— Большецы из Ангмара захватили Бри. Несколько деревень сожгли, князя на воротах повесили.[20]

— Понятно... — мрачно сказал Ветерих.

Ему действительно стало понятно, что война подошла совсем близко. Заводье —это выселки, Ветерих никого из заводянских прежде близко не знал и за Водой никогда не был. А вот Бри — совсем другое дело.

В Бри живут такие же почтенные джентльхоббиты, как и в самом Шире.

— Что-то ещё? — спросил он у Фритигерна.

— Ага, — кивнул тот. — Мост.Что мост?

— Бренди-да-винский мост захватили и стражу там выставили.

У Ветериха неприятно похолодело внутри. Значит, в любой момент свирепые онги и джаравы, слуги Старика Зимы, могут ворваться в Шир, разорить оставшиеся без хозяев норы, вырубить сады. До сих пор он себе это только представлял, а сейчас — всем существом ощутил, что это по-настоящему.

— И правда плохие новости, — вздохнул он. — Ну да ничего, мы вроде бы всех хуторян согнали с мест. Кто сюда, в Мокреть, отправился, а кто —в Большие Откопы, как на совете уговорились. Там тоже спрятаться можно.

— Здесь вернее, — возразил Герн. — Здесь Оральд.

— Твой отец правда видел Оральда? — спросил Ветерих. — Страшный он?

— Батя говорит — очень страшный и одновременно совсем не страшный,— пожал плечами Фритигерн. — Я не знаю, как так бывает, но я-то его не видел, батя один ходил.