Теряя себя (СИ) - "Eve Aurton" - Страница 68

Я стараюсь не думать о том, что лето проходит, что августовские ночи приносят почти осеннюю прохладу, а кусты, видимые только с северной стороны, наливаются насыщенно зеленым цветом, темным и тяжелым; что впереди нас ждет сырая осень, свинцовое небо и пробирающая до костей серость; что после нее наступит холодная зима, резкий ветер и короткий день; что зиму сменит весна, легкая и вдохновляющая, которая обязательно принесет море позитива и надежд; что все вернется на круги своя, и только мы никогда не сможем прожить уже прожитый нами момент. Я почти смирилась с этим, смирилась со своим странным неприкосновенным положением здесь, смирилась с грубостью Тьери, никогда не переходящим за рамки и не трогающим меня, смирилась с редкими визитами Юджина, приезжающего на площадку раз в неделю и наводящего здесь порядки, смирилась с затравленными взглядами девушек, исчезающих в неизвестности и освобождающих место другим, смирилась со счастливой улыбкой женщины и скучающим видом Рэми, стоящим с ней рядом на странице газеты, так бережно хранимой мною. И мне уже почти не больно смотреть на него, потому что я все-таки смогла отпустить обиду, ведь такое бывает, да? — игрушки надоедают.

Надоедают, конечно, и он не виноват, что я ему надоела.

Улыбаюсь, грустно, провожая взглядом последний отъезжающий грузовик, скрывшийся в темноте вечера и оставивший после себя запах выхлопных газов. Они доносятся через открытую форточку, которую я умудряюсь приоткрыть только на несколько дюймов, потому что потом мешает кованая решетка, делающая свободу недоступной. Мне совершенно нечем заняться, и я бесцельно слоняюсь по комнате, не зная как убить несколько часов до сна.

Наверное, я “счастливчик” по жизни, наверное, это просто судьба — вляпываться в неприятности и искать приключения на свою задницу, ведь я могла просто остаться в комнате и дождаться десяти часов рисуя лица людей, когда-то появлявшихся в моей жизни. Но вместо этого решаю прогуляться по коридору, туда-обратно, как делала это и раньше. Всего лишь пройти десятки комнат, просторный холл, добраться до двери, той самой — стеклянной, и повернуть обратно — этот маршрут знаком мне и никогда не запрещался Тьери, не раз видевшем меня в коридоре и не говорившем ни слова. Ничего особенного, противозаконного и страшного, если бы не одно “но”, всегда бывают исключения, условия меняются, и моя сегодняшняя прогулка оказывается ошибкой. Я понимаю это как только достигаю холла и непонимающе останавливаюсь, всматриваясь в ровную шеренгу девушек, полураздетых, с покорно опущенными головами. Они стоят ко мне лицом, в то время как Тьери, Юджин и смутно знакомый мужчина — спиной. Наверняка сейчас, в этот самый момент, один из клиентов выбирает себе наложницу, и, по мере того, как я приглядываюсь к высокой фигуре, начинаю узнавать его. Неприятно скользкие догадки вызывают мурашки, и я делаю осторожный шаг назад, боясь привлечь к себе внимание. Мне нужно просто уйти, уйти, пока кто-нибудь из них не заметил меня, но, будто назло, Тьери поворачивает голову, а за ним и вмиг замолчавший Юджин, лицо которого перекашивается от недовольства.

Плевать, потому что вся я сосредотачиваюсь на вип-клиенте, который вызывает во мне знакомый страх, ведь когда-то давно он рассматривал меня как угрозу власти, и я надеюсь, Господи, всем сердцем надеюсь, что он понял свою ошибку.

Только не поворачивайся. Поздно, потому что не успеваю я сделать и шага, как Вацлав, наверняка заметивший реакцию Юджина, прослеживает за его взглядом и натыкается на меня, застывшую в нелепо напряженной позе.

— Юджин, ты сказал, что припас для меня самое лучшее, а сам утаил такой экземпляр.

Вздрагиваю при звуке его голоса, распахнутыми от страха глазами наблюдая за тем, как он склоняет голову чуть вбок и смеряет меня опасно оценивающим взглядом. Вокруг нас накаляется воздух, и меня бросает в жар, отчего потеют ладони и щеки заливает яркий румянец. Стараюсь ровно дышать, чтобы справиться с волнением, но ничего не получается, не получается потому, что Вацлав начинает медленно приближаться ко мне, полностью забыв о девушках, которых только что разглядывал. Бог мой, Рэми здесь нет и меня некому защитить, вряд ли Юджин пойдет против древнего члена Совета, имеющего доступ к власти. Не могу сделать ни шага и, не скрывая отвращения, отворачиваюсь в сторону, когда он подходит недопустимо близко и, нависнув надо мной, делает глубокий вдох. Он, будто случайно, касается кончиком носа моего виска, а затем плотоядно улыбается, наверняка наслаждаясь моим испуганным видом.

— Вот ты где… — его тихий шепот напоминает шипение, и, кажется, сделай я хоть одно движение, как он вопьется в мою шею. Но секунды растягиваются в вечность, а Вацлав ничего не предпринимает, предпочитая нагнетать атмосферу одним лишь взглядом.

— Не думаю, что она вам подойдет, Господин, — Юджин появляется около нас внезапно, вынуждая Вацлава резко распрямиться и поморщиться, словно он своим присутствием оскорбил его, чуть ли не замарал. Не могу не отметить их ощутимое противостояние, будто каждый из них в тайне ненавидит друг друга, но пытается скрыть это за напускной вежливостью. Впрочем, Вацлав старается куда менее рьяно, позволяя себе откровенную насмешку:

— А ты и не должен думать за меня, ты должен удовлетворять мои желания. Я хочу посмотреть ее, — Вацлав поводит подбородком в мою сторону, терпеливо ожидая ответа, а я замечаю, как Юджин напрягается, едва сдерживая себя, а потом широко улыбается, все-таки справляясь с эмоциями и возвращая себе роль радушного хозяина.

— Как пожелаете, — он склоняется в наигранно раболепном поклоне и обращается уже ко мне: — Сними одежду, Джил, — в его голосе улавливаются приказные нотки, но я, до сих пор не справившаяся с шоком, не тороплюсь исполнить приказ, лишь кидаю на него полный отчаяния взгляд. Да я готова упасть перед ним на колени, только бы он не отдавал меня Вацлаву, и согласна на все: стать развлечением в борделе, танцовщицей в клубе, бойцом на Арене и даже перекусом в кафе, только не наложницей Вацлава, который утопит меня в насилии. — Ну же, не задерживай нашего уважаемого гостя.

От подступивших слез лицо Юджина расплывается в нечеткий контур, и я обиженно поджимаю губы, трясущимися руками подцепляя края футболки и стараясь не смотреть на Вацлава, для удобства сделавшего шаг назад и уставившегося на меня жадным и хищным взором. Складывается ощущение, что он намеренно унижает меня, а заодно показывает свое превосходство над простым работорговцем, уступающим ему и статусом, и положением. Громко выдыхаю, одним махом снимая одежду, но тут же стыдливо прикрываюсь руками, пытаясь спрятать от присутствующих грудь. Не замечаю победной улыбки Юджина, но зато ясно вижу, как от гнева мускул на лице Вацлава дергается, а сам он резким движением берет меня за запястье и тянет на себя, попутно спрашивая:

— Что это? — Прекращаю сопротивляться, проигрывая в силе, и показываю ему грудь с ярко выделяющейся на белоснежной коже татуировкой, по-видимому, и ставшей причиной его злости. Он сжимает челюсти так сильно, что на скулах проступают желваки, и я ясно слышу, как от давления скрипят его зубы.

— Вот поэтому я не стал предлагать ее. Что поделать, бывший хозяин поставил на нее метку, так что теперь она годится разве что в дешевый бордель для люмпенов, но уж точно не для господина такого статуса, — Юджин говорит это извиняющимся тоном, при этом игриво подмигивая мне, и, не успеваю я расслабиться, как Вацлав, побагровевший от ярости, обхватывает меня за нижнюю челюсть и склоняется ближе, источая жгучую ненависть. И сейчас, задыхаясь от ужаса и пытаясь разжать его пальцы, я не могу понять, к кому он ее испытывает: ко мне, Юджину или Рэми, лишившему его удовольствия поиздеваться надо мной.

— Не забывайся, она моя собственность, как и все остальное здесь, — твердо цедит Юджин, напрочь забывая о вежливости и кладя ладонь на его плечо. Удивляюсь его смелости и куда более отчаянно начинаю бороться с хваткой Вацлава, вцепившегося в мое лицо холодными и сильными пальцами. Они до боли сжимают челюсть, вынуждая меня упереться в его грудь руками и попытаться оттолкнуть от себя.